Читать интересную книгу Оливия Киттеридж - Элизабет Страут

И это правда: солнце сияет вовсю, небо за красным амбаром Буллоков ярко-голубое.

— Значит, Генри все-таки может что-то понимать? — спрашивает Молли несколько минут спустя.

Этот вопрос для Оливии — будто кто-то швырнул буек от верши для омаров и удар пришелся ей прямо в грудь. Но она отвечает просто:

— Да, я думаю, в какие-то дни может.

Оливия сердится, однако не потому, что приходится лгать. Это сам вопрос почему-то ее рассердил. И в то же время ей очень хочется рассказать старой женщине, так глупо усевшейся подле нее, как она на прошлой неделе взяла пса с собой, ведь погода была такая теплая, и как она вывезла Генри на парковку и пес лизал ему руки.

— Не представляю себе, как вы все это делаете, — тихо говорит Молли. — Ездите туда каждый день! Оливия, вы просто святая.

— Вряд ли меня можно назвать святой, и вы прекрасно это знаете, — возражает Оливия, но теперь она так сердита, что способна потерять управление и съехать с дороги.

— Интересно, что Марлен собирается делать насчет денег? — говорит Молли. — Вы не возражаете, если я приоткрою окно? Я действительно считаю, что вы святая, Оливия, но — только не сочтите за обиду — в машине немного попахивает собакой.

— За обиду не сочту, могу вас заверить, — отвечает Оливия. — Открывайте все окна, какие пожелаете.

Она свернула на Элдридж-роуд, и это было ошибкой: теперь ей придется проехать мимо дома, где раньше жил Кристофер. Почти всегда она специально выбирает другой путь — по старой дороге вниз к заливу, но сейчас она оказалась тут и намерена отвернуться, демонстрируя равнодушие.

— Страховка жизни, — произносит Молли Коллинз. — Кузина Керри… Она кому-то рассказывала, что Эд был застрахован, и еще, я думаю, Марлен их магазин продаст. По всему видно, что это Керри вела их дела весь последний год.

Уголком глаза Оливия замечает, что передний двор беспорядочно заставлен машинами, и поворачивает голову вроде бы затем, чтобы поглядеть сквозь ели и сосны на воду залива, однако остаточный образ захламленного двора не покидает ее мыслей: ах, каким же красивым прежде был этот дом и все вокруг него! Сирень у задней двери сейчас, должно быть, покрыта мелкими тугими почками, форзиция у окна кухни, наверное, вот-вот распустится… если только эти бесчувственные люди, живя там по-свински, ее не поломали. Зачем покупать красивый дом и заваливать его разбитыми машинами, поломанными трехколесными велосипедами, пластиковыми бассейнами и опорами для качелей? Зачем вообще делать такое?

Они одолевают гребень холма, где растут лишь кусты можжевельника и черники; солнце над заливом такое яркое, что Оливия опускает противосолнечный козырек. Проезжают мимо кафе Муди «Марина» и вниз в небольшую балку, где стоит дом Банни.

— Надеюсь, я не потеряла ключ, который мне Марлен дала, — говорит Молли Коллинз, роясь у себя в сумке. Когда машина останавливается, Молли с торжеством поднимает в руке ключ. — Проезжайте подальше вглубь, Оливия, — советует она. — Тут будет полно машин, когда все с кладбища вернутся.

Молли Коллинз преподавала домоводство в той же школе, где Оливия преподавала математику, и даже в те времена любила всеми командовать. Однако Оливия послушно проезжает подальше вглубь.

— Скорее всего, ей надо будет продать магазин, — повторяет Молли, когда они направляются к боковому входу в большой старый дом семейства Банни. — Зачем ей брать на себя всю эту головную боль, если нет необходимости? — А уже войдя на кухню и оглядывая все вокруг, она продолжает вслух размышлять: — Может, ей и этот дом надо будет продать.

Оливии, которой никогда не приходилось здесь бывать, дом кажется каким-то усталым. И дело не столько в том, что не хватает нескольких плиток на полу у печки или что часть стойки вздулась пузырями по краю. В доме просто самый воздух пропах истощением. Умиранием. Нет, не умиранием. Как бы то ни было, он тебя изнуряет. Оливия заглядывает в гостиную, где большое окно смотрит на океан. Здесь очень многое требует заботы. С другой стороны, ведь здесь Марлен дома, здесь ее домашний очаг. Разумеется, если Марлен продаст дом, Керри, которая живет в комнате над гаражом, придется отсюда выехать. Паршиво, думает Оливия, закрывая дверцу шкафа, где они повесили свои пальто, и возвращаясь на кухню. Керри Монроу несколько лет тому назад положила глаз на Кристофера, учуяла кое-какие денежки в той практике, что он себе завел. Даже Генри счел необходимым предупредить сына, чтобы был настороже. «Не волнуйтесь, — успокоил их Кристофер. — Она не в моем вкусе». Что довольно смешно звучит, если теперь подумать. «Можно лопнуть со смеху, ха-ха… шмяк!» — произносит она, ни к кому не обращаясь, и идет назад в кухню, где, постучав костяшками пальцев по столу, говорит:

— Дайте мне работу, Молли.

— Посмотрите, есть ли в холодильнике молоко, и разлейте его по этим молочникам. — Молли надела фартук с нагрудником — видимо, отыскала его где-то здесь, на кухне. А то, может быть, принесла его с собой. Так или иначе, она, кажется, уже чувствует себя здесь как дома. — Ну-ка, Оливия, скажите мне. Я давно хочу вас спросить. Как поживает теперь Кристофер?

Молли расставляет по столу тарелки очень быстро, словно в карты играет.

— У него все хорошо, — отвечает Оливия. — Ну а теперь что еще вы хотели бы, чтобы я сделала?

— Разложите вот эти шоколадные пирожные вот на этом. А ему нравится там, в Калифорнии?

— Он там очень счастлив. Завел себе хорошую практику, она хорошо идет.

До чего же маленькие пирожные! Почему нельзя сделать шоколадное пирожное достаточно большим, чтобы было куда зубы запустить?

— Откуда у жителей Калифорнии могут взяться проблемы с ногами? — спрашивает Молли, с блюдом сэндвичей в руках обходя Оливию. — Ведь они повсюду только на машинах разъезжают, разве нет?

Оливия просто вынуждена перевести взгляд на стену и закатить глаза, так глупа оказывается эта женщина.

— Однако ноги у них все же имеются. И у Криса очень хорошая практика.

— А нет ли там внучат на подходе? — Молли с какой-то жеманностью растягивает слова, в то же время вытряхивая кубики сахара в небольшую сахарницу.

— Не слышала, — отвечает Оливия. — И не считаю нужным спрашивать.

Она берет одно маленькое шоколадное пирожное и кладет в рот, глядя при этом на Молли и делая большие глаза. Оливия с Генри никому, кроме своих старых друзей, Билла и Банни Ньютонов, живущих от них в двух часах езды, не сообщали, что Кристофер теперь в разводе. Зачем об этом сообщать кому-то? Это никого не касается, тем более что Крис живет теперь так далеко, — зачем кому-то знать, что молодая жена его бросила, после того как увезла его прочь из дома на другой конец страны? И что он не желает возвращаться домой? Неудивительно, что Генри хватил удар! Невозможно поверить! Никогда, хоть сто лет пролетят, Оливия не расскажет Молли Коллинз или кому-то еще, как это было ужасно, когда Кристофер приехал навестить отца в инвалидном доме, и был с ней так скуп на слова, и уехал обратно раньше срока — этот мужчина, который был ее горячо любимым сыном. Любая женщина, даже в возрасте Марлен Банни, может предполагать, что когда-нибудь переживет своего мужа. Женщина может даже предполагать, что ее муж состарится, и его хватит удар, и он будет сидеть, бессильно склоняясь, в кресле на колесах в инвалидном доме. Но женщина не может предполагать, что вырастит сына, поможет ему построить красивый дом близ своего дома, даст возможность завести практику, открыть солидный ортопедический кабинет, а потом он женится и переедет на другой конец страны, чтобы никогда больше не вернуться домой, даже обнаружив, что его бросила эта бесчувственная тварь — его жена. Ни одна женщина, ни одна мать не может предположить такого. Что у нее украдут сына.

— Оставьте немного, чтобы и другим хватило, Оливия, — говорит ей Молли Коллинз, и добавляет: — Что ж, у Марлен, по крайней мере, есть дети. И к тому же замечательные.

Оливия берет еще пирожное и кладет в рот, но тут как раз появляются они — эти самые дети. Они входят через черный ход вместе с Марлен, идут через кухню, и теперь слышен шум машин, подъезжающих к дому по гравию, что насыпан рядом с въездной аллеей, и звук захлопывающихся дверей. Тут и сама Марлен Банни: сейчас она остановилась в коридоре, держа плоскую сумочку в чуть приподнятой и отведенной от тела руке, будто это чья-то чужая сумочка; Марлен так и стоит в коридоре, пока кто-то не решается провести ее в ее собственную гостиную, где она вежливо садится на краешек своего собственного дивана.

— Мы только что говорили, — обращается к ней Молли Коллинз, — что, честно, Марлен, вы с Эдом вырастили троих самых лучших детей в нашем городе.

И это правда: такими детьми можно гордиться: Эдди-младший — в береговой охране, такой же энергичный и толковый, каким был его отец (правда, не такой открытый, как тот, в его темных глазах видна некоторая настороженность); Ли Энн учится на медсестру, а Черил оканчивает среднюю школу. Никто никогда не слышал о них ничего дурного.