Читать интересную книгу Рисунок акварелью (Повести и рассказы) - Сергей Никитин

Про письмо Веры Петровны узнали все. Спустя несколько дней ткачиха Нюшка Уварова разыскала на фабричном дворе заведующего складом Степана Шныряева и, смущенно потупясь, спросила его:

— Вы, Степан Ильич, нарисуете нам декорации для "Свадьбы с приданым"?

Степан сидел на ступеньках склада, крашенного мумией и похожего на огромный товарный вагон, и занимался тем, что счищал щепочкой грязь с сапога. Только что прошел дождь, звенела капель, и пахло так, как обычно пахнет после хорошего дождя. Нюшка — в мокром ситцевом платье, в косынке, завязанной на подбородке, — стояла чуть поодаль, держала в руке новые тапочки, а босые ноги прятала за разбитый ящик. На ее круглом румяном лице и в огромных влажных глазах мгновенно отражалось все, о чем она думала. О декорациях ока спросила небрежно, даже как будто нехотя, но по лицу ее скользнул испуг перед возможным отказом и тотчас сменился выражением мольбы и заискивающего почтения. Подождав немного, она вздохнула и подвинулась ближе.

— Знаете, мне дали роль Гали, — сказала она, а на лице ее можно было прочесть: "Мне так хочется сыграть эту роль! Неужели вы не нарисуете декорации?!"

Степан молчал, продолжая скоблить щепкой сапоги. Он думал о том, что Нюшка, если он предложит ей выйти за него замуж, непременно согласится и будет относиться к нему так же почтительно и подобострастно и признавать его непререкаемый авторитет во всех случаях жизни. И ему хотелось быть с Нюшкой строгим и наставительным, как подобает старшему по годам — ей было семнадцать, ему двадцать девять — и по положению в семье.

— Опять, наверно, в Митьку Птахина будешь влюбляться по ходу пьесы, — сказал он, стараясь придать строгое выражение своему молодому лицу, на котором пышные усы казались приклеенными.

— Так это же только по ходу пьесы! — простодушно воскликнула Нюшка и опять потупилась.

— Некогда мне пустяками заниматься, — проворчал Степан, бросил щепку и ушел в склад, но про себя решил, что декорации он, так уж и быть, нарисует.

Вечером, когда он пришел в клуб и узнал, что кружковцы готовят спектакль для Веры Петровны, ему вдруг сделалось как-то не по себе. Он помнил ее на редкость озорной девчонкой с расцарапанными коленками, помнил тощим диковатым подростком, потом — девушкой, немного восторженной, красивой и непонятной. Он и тогда рисовал декорации для спектаклей драмкружка, в которых она играла всегда главные роли, а сам мечтал стать художником, и учителя говорили, что у него есть талант. Еще он рисовал на клеенке картины — замки со сводчатыми окнами, лебедей на озере и длинноволосых русалок, — а мать успешно сбывала их на рынке в районном городе. Он помнил, как однажды Вера пришла в клуб посмотреть на новые декорации. В клубе не было никого. Степан стоял у нее за спиной и во все глаза смотрел на её тонкую шею с золотистыми завитками волос и вдруг неуклюже ткнулся в них губами. Она не отпрянула, не сказала ничего, а только поежилась, как от прикосновения чего-то холодного, и медленно ушла, не оборачиваясь и опустив голову. С тех пор она старалась избегать его, а он мрачнел и думал о том, что уедет учиться, станет художником, потом вернется в городок знаменитым, и тогда она пожалеет о своем

поведении. Вскоре началась война. Парни, призванные в армию, ходили по городку с гармошкой хмельные, возбужденные и старались изо всех сил казаться веселыми. Девчата дарили им платочки, плакали, и Вера плакала вместе с ними.

— А вы по ком убиваетесь? — насмешливо и даже зло спросил Степан, ухарем стоя перед ней в распахнутой стеганке, в сапогах с набором.

Она не ответила, продолжая плакать, а он махнул рукой, запел и, притопывая, пошел прочь… Вернувшись с фронта, он не застал Веру в городке — она уехала в Москву учиться. Подумал о том же и Степан, но мать уговорила его повременить, отдохнуть, и он легко убедил себя в том, что отдых действительно необходим ему после тяжелой военной жизни, и опять рисовал замки со сводчатыми окнами, лебедей и русалок. А когда привык к домашней жизни — спокойной, сытой и устроенной, — то ехать уже просто не хотелось. Тогда же он подумал, что надо ему жениться на хорошей, старательной в хозяйстве девушке, и стал, не торопясь, подбирать невесту.

И вот теперь, когда он пришел в клуб и вдохнул знакомый запах пыли, клея и красок, исходящий от декораций, не воспоминание, а скорее, ощущение прошлого охватило его; ему на минуту стало "в точности как тогда", а затем неприятно укололо чувство не то обиды, не то зависти.

3

Встречать Веру Петровну тетка Марья поехала на одной из фабричных машин, отвозивших на станцию марлю для погрузки в вагоны. Накануне она выскоблила всю избу, постелила новые половики, а на подушки натянула ядовито-синие наволочки с красными цветами. Сама же нарядилась в хромовые сапожки, шевиотовую юбку и старинную ярмарочно-пеструю шаль с кистями, которую в семье называли почему-то турецкой, и этот праздничный вид никак не соответствовал выражению испуга и смятения, застывшему на ее лице.

— Оробела я, Степа, — вздыхала она, — поедем со мной.

— Вот еще! — усмехнулся Степан. — Дел у меня нет?

Но поехать ему хотелось, он сел в кабину головной машины и сказал шоферу:

— Трогай.

…Вера Петровна долго думала, какое платье надеть перед выходом из вагона. Сначала она остановила свой выбор на новом серо-голубом костюме, но потом решила, что ее ранняя полнота слишком заметна в нем, и вынула из чемодана легкое платье с короткими рукавами, в котором она выглядела тоньше, стройней и моложавее.

Поезд уже бежал по знакомым местам. С высокой насыпи было видно, как где-то далеко из маленькой тучки брызгал, блестя на солнце, редкий дождь; березовый перелесок казался синим от густых теней; в белесом, выцветшем от жары небе, не отставая от поезда, парил ястреб, а когда промчались через сосновый лес, то ветер закинул в окно его горячий смолистый запах. Вера Петровна вдруг решила, что никаких приготовлений не нужно, и сунула платье обратно в чемодан. Она осталась в дорожном платье из сурового полотна, накинула на голову и завязала на затылке косынку, чтобы не растрепались волосы, взяла чемодан и вышла из вагона до того взволнованная, что даже не чувствовала радости, и ей хотелось плакать. Она стояла, держалась одной рукой за поручни вагона, оглядывалась вокруг и не узнавала ни женщину в пестрой шали, ни молодого человека с бутафорскими усами, и только когда женщина бросилась к ней, обдав запахом нафталина, она узнала, обняла тетку и целовала ее в жесткое, обветренное лицо, мокрое от слез.

Усатый молодой человек взял ее чемодан. Вера Петровна машинально поблагодарила и пошла рядом с теткой, пожимая ей руки, заглядывая в лицо и смеясь.

— Нет! Нет! Пустите меня наверх, — сказала она, когда шофер распахнул перед ней дверку. — Я поеду наверху. Я хочу все видеть. Тетя Маша, садись в кабину.

Но и тетка решительно заявила, что поедет в кузове. В кабину сел усатый. Откинули борт, шофер подсаживал тетку Марью, Вера Петровна тянула ее за руку, и все громко смеялись.

Всю дорогу Вере Петровне казалось, что они едут слишком быстро. Ей хотелось бы до бесконечности длить наслаждение встречей с родными местами, и, жадно оглядываясь по сторонам, она говорила;

— Пусть он едет потише… Пусть потише!

А когда вынырнули из леса на полевую дорогу и стала видна фабричная труба, а потом — дома городка, показавшиеся Вере Петровне такими маленькими и трогательно милыми, то она поплотней прижалась к тетке и только твердила;

— Тетя, как я рада! Как я рада!

4

Через несколько дней в переполненном клубе Вера Петровна выступала перед рабочими фабрики. С удивлением и радостью она видела, что здесь ее не забыли, гордятся ею и следят за ее жизнью в Москве. И ей было стыдно за то, что она так редко вспоминала о городке, что многих уже не знала по именам, не интересовалась ничьей судьбой. Потом показали спектакль, поставленный специально для нее. Она вспомнила, как сама играла на этой маленькой, тесной сцене, дождалась конца, поблагодарила, вышла и украдкой расплакалась. Домой ей не хотелось. Промочив ноги в холодной росе, она спустилась к реке и медленно пошла вдоль берега, сохраняя в душе все то же смешанное чувство радости, грусти и стыда.

"А этот… с усами — Степан, — вспомнила она. — Как я сразу не узнала его? Был такой долговязый, с длинной шеей, рисовал декорации… Как давно все это было…"

Издалека, точно невнятное бормотание, доносились раскаты грома, полыхали красноватые зарницы, и в кустах вдруг начинал ворочаться ветер. В клубе было жарко, и теперь от этой жары и недавних слез у Веры Петровны горело лицо. Она подставляла его под порывы ветра, прижимала к щекам прохладные листья прибрежного ивняка, но это не освежило ее, н тогда, сняв туфли и подобрав юбку, она вошла в воду, зачерпнула ладонью и напилась. В камышах ударила крупная рыба, коротко вскрикнула потревоженная ею утка, и опять тихо, только где-то очень далеко, должно быть, в соседней деревне, с тоскливым подвывом лаяла собака. Чувствуя, как река перекатывает через ее ноги мелкие камешки, Вера Петровна улыбнулась и хотела бежать наверх, но в это время раздались чьи-то быстрые тяжелые шаги, и высокая тень остановилась на берегу, почти сливаясь с кустами.