Златочка. Думаешь, что если Виталику напрочь сорвало от тебя кукушку, можно теперь им командовать?
— Сорвало кукушку? — я инфантильно закусила губу. Он прав, мне хотелось немного покапризничать и покомандовать. Сидела во мне такая необходимость, признаюсь. И возникла она, по всей видимости, после утренних слов любимого о том, что он всё сделает так, как захочу я. — Не совсем поэтичное признание. Если честно, не об этом я всю жизнь мечтала.
И, хотя я немного кобенилась, сердце пустилось вскачь от его слов.
Виталик наклонился ещё ближе, вжимая меня в стену своим монолитным торсом и прошептал, — Какая же ты упрямая, моя любимая девочка! Так тебе больше нравится?
— Больше… — я растворилась в его словах. Плыла от удовольствия и счастья. Злата перестала существовать. Отныне она стала "его любимой девочкой".
Глаза закрылись, а руки заскользили поверх рубашки мужчины, от которого я таяла, как снежинка на тёплой ладони.
— Поедем домой, милая? — Да! Я знала, что ему тоже не терпится…
— А я хотела ещё погулять! — думаю, настолько невинно я не выглядела даже в восемь, когда разбила хрустальную награду маминой подруги Роуз Темплтон, которой она дорожила до дрожи в руках и голосе.
— Ну вот, как раз и прогуляемся до дома. — довольно улыбнулся он и, крепко прижав меня к себе, как вчера в университете, потащил в сторону парома.
* * *
Лифт снова полз, как черепаха, ещё больше травя моё, изнурённое желанием тело.
— Злат?
— Что, медвежонок?
— А у тебя есть не такое тонкое бельё? Соски постоянно торчат. И видно это не только мне! — от его прямых и откровенных слов сердце заплясало где-то в горле.
— Ты ещё как тогда, у бассейна, скажи. Что "мистеру Робертсу всё видно".
— Да их полгорода видело, Злат! И Робертсы и Смиты и Джонсоны… Я ревную, милая!
— Правда? — меня примагнитило к Виталику. Пальцы пробежались по плотной, джинсовой ткани его рубашки и остановились на поясе штанов. — И тогда ты тоже ревновал?
— Ещё как! И злился, потому что очень хотел тебя, милая… — его руки вовсю устанавливали права на мою задницу. То сжимали, то поглаживали, разжигая пекло внизу живота. — И сейчас очень хочу, Златочка…
Влажные поцелуи любимого заскользили по моей шее и ключице. Боже! Вот это кайф!
— Но сегодня мне нужно отдохнуть. Ты сам сказал… — руки уже были на его спине и ласкали огромные, крепкие бугры мышц. — Потому что я очень узенькая и привыкать нужно постепенно…
Он уже откровенно и тяжело пыхтел от возбуждения. Вот это я понимаю, накал страстей! И я продолжила нагло дразнить любимого, — Давай, как и договорились, подождём до завтра и ты меня ещё немного порастягиваешь… Идёт?
В голове стоял густой туман от ласк его рук и губ.
— Что ты со мной творишь, бессовестная девчонка? — прорычал он мне в губы.
— Я просто говорю факты. Ничего такого…
— К чёрту завтра, Златка! Хочу прямо сейчас! — рявкнул он, как раз в тот момент, когда открылся лифт. И, закинув меня на себя, потащил в свою берлогу.
Глава 44
| ВИТАЛИЙ |
Ещё в Лос-Анджелесе, собираясь в аэропорт, я отдался обуревавшим меня чувствам и желаниям. Отстегнул разум и оставил дома, на полке возле кровати. Но тут… Эмоции прошили меня насквозь. Златка. Она пристрочила меня к себе трогательными слезами счастья и нежными поцелуями. А ещё чувственными "Я тебя люблю" и "Мой медвежонок".
И, хотя, я всегда считал подобные прозвища уделом влюблённых подростков, коим, в принципе, и являлась моя Злата, но этот её "медвежонок" каждый раз попадал в самое сердце. А то, что она только что говорила в лифте… Эти откровенности выдули остатки здравого смысла из моей головы.
Я хочу её до дрожи, до мурашек! Никогда никого так не желал! Даже в юности…
Такое ощущение, что мои восемнадцать начались здесь и сейчас… Рядом с ней. А до этого я был, словно, неживой, словно не полноценный.
Чёрт! От этой девочки член трещит так, что я, наверное, скоро это услышу. И искры из глаз. С ней хочется всего и сразу! Наброситься бы, как голодающий на праздничное изобилие… Но я понимал, что пока нельзя. Не хочу пугать или, что ещё страшнее, травмировать. Я должен быть нежным и терпеливым, даже, когда совсем невмоготу…
Но меня понесло… И начал я ещё в прихожей: посадил Златку на стол и, не переставая практически трахать её рот языком, рывком стянул мягкую, эластичную кофточку к талии девочки.
— Виталик… — она задышала ещё чаще и запрокинула голову.
— Ты уже готова, маленькая негодница? — я стащил с неё кеды и пополз языком снизу вверх по гладким ножкам.
— Я уже насквозь, любимый! Потрогай, как мокро… — простонала она и направила мою руку под юбку.
Что она творила? Откуда в ней все эти, сводящие с ума слова, от которых хочется разрядиться в трусы?
И я вскипел! Выпустил, сидящего во мне голодного зверя. Снова закинул её на себя и понёс в спальню. Посадил на край кровати и, придержав за подбородок, вонзился языком в этот дерзкий рот. Дёрнул на себе рубашку, отправляя пуговицы в стремительный полёт по углам комнаты и, схватив Златкины маленькие ручки, приложил к своему торсу.
— Хочу, чтобы ты меня погладила, детка.
Она, подозреваю, только этого и ждала. Тёплые ладошки с готовностью побежали по моему животу к груди и обратно, сопровождаемые жгучими поцелуями пухлых, розовых губ.
Я бешено хотел почувствовать эти горячие, сочные, губки вокруг члена. Но не знал, как к ней подступиться, как попросить.
Едва я успел об этом подумать, как шелковистый язычок моей девочки скользнул вдоль мышц пресса и Злата, стянув всё, что было у меня ниже пояса, нежно приложилась губами к набухшей головке. Язык сделал несколько кругов и направился к основанию, чертя влажную, горячую дорожку.
— Я хочу научиться… Поможешь? — прошептала она и снова направила его в рот.
— Златка, ты…