Читать интересную книгу Врата небес - Антон Карелин

Краем глаза она заметила, что с другого края поляны к ней направляется с застывшей улыбкой на лице усталая, измученная Маритта. Почему-то в груди стало тепло, и Элейни улыбнулась в ответ.

— Больно, дитя? — участливо спросила жрица, подходя ближе, и Элейни отметила, что диск с выгравированным и покрытым эмалью святым символом Етима — руки, между которыми теплится светлый огонек, — она убрала под одежду. Девочке стало очень жаль жрицу, которая осталась одна, без помощи и внимания всегда поддерживавшего ее Бога здесь, в чужом и таком враждебном мире.

— Совсем не больно, — ответила она, — только… я теперь, наверное, буду такая уродина! — всю ее заполнила тоска и жалость к самой себе, от которой девочка едва не расплакалась.

— Ну-ну, дитя, — успокаивающе заметила Маритта, присаживаясь рядом и поглаживая темную головку своей очень тонкой рукой, — не плачь. Ты выглядишь совсем неплохо. Всего лишь два синяка и три ссадины занимают примерно половину лица. Левую, между прочим, половину, так что к нашим мужчинам, особенно к Герту, — она улыбнулась, — можешь поворачиваться правой. И к тому же примерно через две недели все это пройдет. Не останется и следа.

— Правда?

— Конечно, правда.

— А вы… не можете попросить… Ой, извините. Какая же я глупая, забыла!.. А где мы? Как мы здесь оказались? — заторопилась она, стараясь перевести разговор на другую, нейтральную тему.

— Ну что ты, — снова улыбнулась жрица, — ты очень умная девочка. — Она быстро рассказала Элейни, как они сюда попали и что было вслед за тем, и добавила: — А попросить я действительно могу. Тем более что как раз собиралась это сделать. Погоди-ка минутку.

Она повернулась к Элейни спиной, вытащила из-под платья свой символ, взяла его двумя руками и, наверное, закрыв глаза, погрузилась в молитвенный транс.

Элейни, тактично стараясь не мешать, отвела взгляд и уставилась в небо, рассматривая легкие, чуть заметно клубящиеся и быстро смещающиеся на запад облака. С востока дул сильный ветер. Здесь, рядом с огромными, чернеющими за несколькими рядами деревьев скалами, почти отвесно уходящими далеко наверх, он почти не ощущался, но наверху, кажется, буйствовал вовсю.

Облака плыли и плыли, меняя форму, а Элейни все смотрела на них. Ей было очень и очень грустно. В детстве она мечтала стать магом, а еще мечтала о хорошей, доброй семье. Или хотя бы о ком-то, кто мог бы ее любить. Но мечтам ее не суждено было сбыться, потому что приставания большинства встреченных ею юношей, мальчишек и мужчин нельзя было назвать любовью, а магов она вблизи так в жизни и не повстречала. Венал составлял исключение, опровергающее все ее представления о том, каким должен быть нормальный маг.

Теперь же чья-то воля или случайность перенесла ее сюда. Ради чего? Ради того, чтобы снова продолжились скитания, чтобы опять никому не нужная Элейни со своими глупыми мечтами снова и снова получала по лицу? Ее била мачеха, бил отчим, били брат и сестра, бил пытающийся насиловать мужчина, которому она доверяла, которого она почти полюбила и от которого помчалась, словно ветер, не думая ни о чем, кроме того, что скоро добежит до реки и окажется в холодной глубине…

Здесь ее уже била дрожь порожденного беззащитностью страха, Черная Тень и яростно вздыбленная земля… что же поднимает кулак впереди?

Облака плыли вперед и вперед, безмятежные, дивно красивые, местами розоватые, местами сероватые, местами ватно-белые, гонимые свободным и чистым от унизительного страха ветром. Элейни смотрела на них и видела, как они меняют форму.

Как превращаются из моря неспокойных, рваных волн в быстрокрылых вольных птиц, затем в Единорогов, скачущих по небесной глади, и наконец, в людей с длинными, белыми крыльями, гибкими телами пронзающих небеса… А затем она увидела, как против гонящего их жестокого ветра, они останавливаются, застывают на миг, слагаясь в занимающее полнеба прекрасное, умиротворенное Лицо.

Женщина, сильная и спокойная, смотрела на нее сверху краткий, пронизывающий миг, и ярко пылали ее глубокие, небесно-синие глаза.

Затем все исчезло, и только память об этом взгляде осталась в сердце Элейни навсегда. Завороженная, она пришла в себя и опустила расширенные от изумления глаза.

Маритта повернулась к ней и посмотрела на нее удрученно, виновато.

— Ничего, — прошептала она, опуская руки, — совсем ничего. — Кажется, она готова была разрыдаться от огорчения и обиды.

— Постойте! — срывающимся голосом воскликнула Элейни. — Но есть же… Она! Почему вы не просите Ее?

Жрица внезапно побледнела, затем покраснела и, обернувшись, проверяя, не слышит ли их еще кто, удивленно и тихо ответила Элейни:

— Вообще-то я думала об этом, но… кто я такая, чтобы чего-то просить у здешней Богини, тем более одной из тех Троих, что творили этот мир?..

— Вы попробуйте! — с жаром воскликнула Элейни, в которой впервые за очень долгое время зажглась маленькая, горячая звездочка, мимолетным, но таким ярким счастьем обжигающая, щекочущая солнечное сплетение. — Вы обязательно попробуйте!

Жрица недоверчиво уставилась на нее, при этом неосознанно шевеля губами, уже складывая пробную молитву.

— Милосердная Элис, — тихонько шептала она, уже глядя сквозь Элейни, как будто была здесь совсем одна, — лишенная просветления, оставленная пониманием, покинутая вечным-незыблемым, — прошу тебя о созидании, о доброй помощи; все, что имею, к твоим стопам слагаю, верой и правдой служить готовая, — тем, кто в несчастии, в горе и в болезни, — их исцеляя, прилагая все силы к восстановлению добра и справедливости; Мать зеленого края и солнечного света, прошу, на мою молитву откликнись, пролей на рану непонимания бальзам мудрости, — помоги!..

Она застыла, едва заметно раскачиваясь из стороны в сторону, с распахнутыми глазами, с выражением ожидания и очень заметного волнения на лице.

Элейни восхищенно вздохнула: она, слышавшая рассказы о творящих чудеса, знала, что они подразделяются на Магов и Жрецов, но всегда, согласно этим рассказам, считала, что жрецом быть просто. Не нужно искать пути — лишь попроси, и они откроются тебе. Но о том, что просить нужно правильно, изобретательно и точно, а значит, иметь в себе, кроме искренности и желания полностью отдаться Служению, еще и душу поэта, она никогда не думала.

У Маритты такая душа явно была. Плавные, певучие слова, хоть и проговоренные усталым, слегка охрипшим и в общем-то не очень ярким голосом, отпечатались в сознании девочки, и она восхищенно замерла, внутренне предчувствуя грядущий светло-солнечный Ответ.

И Ответ пришел. Огонек внутри символа Етима неожиданно замерцал чуть заметной теплой искоркой, оживая. И к ногам жрицы неслышно опустился маленький зеленый лист.

Благоговейно подняв его обеими руками, Маритта приложила листок к искорке, и он застыл, живой на розовато-белой эмали, посреди двух сложенных чашечками рук.

Затем она подняла голову, и Элейни поразилась, как сверкали ее одухотворенные, ласковые и счастливые глаза.

— Получилось! — прошептала жрица. — Благодарю тебя, Милосердная! Сердце мое теперь и с тобой!.. — Она повернулась к Элейни и, внимательно рассмотрев девочку, будто бы только что увидела ее, осторожно коснулась тонкими пальцами ее лица.

Элейни не отдернулась, хотя ожидала, что от прикосновения к огромному синяку будет больно. Больно не было. Наоборот, все тело наполнила спокойная, мягкая сила, которая беспрепятственно проникла и в руки, и в ноги, и в грудь, и в живот, оживляя измученное, избитое страхом и падением тело, и плавно стирая всякую усталость и боль.

— Благодарю тебя, Милосердная, — снова, уже спокойно и мягко, прошептала Маритта, на которую снизошло успокоение. — Спасибо за то, что теперь я снова могу целить. — Она кивнула Элейни, погладив ее по плечу, и, встав, незамедлительно направилась лечить всех остальных.

26

Вечером они во второй раз проснулись — уже полностью вылеченные дарованной Маритте благодатью Элис, выспавшиеся, отдохнувшие. Даже Ллейн, который дежурил практически постоянно, внял предложению совестливого Герта, и, уступив ему свой пост, смог поспать четыре часа.

Сейчас солнце, ало воссияв над бесконечным массивом Хельтавара, уже ушло за горизонт, и корона красных лучей угасла. Серое небо покрывалось россыпями частых, красивых мерцающих звезд, ветер усилился, стал пробиваться сюда, и все снова почти продрогли.

Костер помог им; они выпили горячей воды, разогрев ее с помощью походного котелка, притороченного к сумке путешествовавшего Иллама, съели по половинке яблока (больше у Ллейна ничего съестного не осталось, а охотиться он не стал, считая, что времени на это нет) и, посерьезневшие, уже полностью пришедшие в себя и заново кратко обсудившие свои идеи и планы, стали скоро собираться в путь.