Райнульф пришпорил коня, отъезжая подальше, чтобы не нарушать их оживленной беседы. Желудок может подождать. Пускай посмеются вволю. Ему было приятно смотреть на Мартину и Торна, скачущих вместе, бок о бок, радостных и счастливых.
Скоро дорога сделала крутой поворот, огибая большой, выше человеческого роста валун, из-под которого прорастал искривленный ствол какого-то неизвестного дерева. Его причудливо переплетающиеся корни обхватывали камень, намертво сросшись с ним.
Райнульф остановился возле камня, поджидая своих спутников. Если бы их сейчас видел какой-нибудь посторонний человек, он бы не заметил разницы в их общественном положении, так как оба были одеты весьма скромно, в грубую дорожную одежду. На Мартине была неопределенного цвета туника, непокрытые золотые волосы были заплетены в одну толстую косу, уложенную узлом на затылке. Торн, в его потертых кожаных штанах и грубой шерстяной тунике, скорее напоминал лесника или дровосека, каковым он, собственно, и был по происхождению, нежели благородного рыцаря.
Мартина пришла в восхищение от живописного утеса. Она провела рукой по отполированной поверхности камня и по извилистым корням, прилепившимся к нему.
— Как вы полагаете, сколько лет этому дереву? — спросила она.
Торн тоже провел рукой по дереву, коснувшись при этом ладони Мартины — отнюдь не случайно, заподозрила она. Едва она ощутила тепло его шершавой кожи, как внизу ее живота разлилась приятная истома.
— Оно росло здесь с тех пор, как я себя помню, — немного помолчав, задумчиво ответил он. — В детстве я любил забираться по этому дереву на вершину утеса.
— Так вы выросли в этой местности? — спросила Мартина.
Он медленно кивнул, указывая рукой на север.
— Да. Наш домик находился в той стороне, в шести-семи милях отсюда.
А ведь ей ничего не известно о его жизни до крестового похода и встречи с Райнульфом, затем знакомства с Алиенорой и последующей службы у Годфри. Раньше ее это, разумеется, и не интересовало, но теперь она почувствовала острое любопытство. Ей вдруг захотелось побольше узнать о его прошлом.
— А ваша семья до сих пор живет там?
— Нет. Они… они уехали. Там уже давно никто не живет. Эту землю у нас отняли по Лесному Закону около двенадцати лет назад.
— По Лесному Закону? — удивилась Мартина.
Перехватив ее взгляд, Райнульф запрещающе покачал головой.
— Может быть, устроимся где-нибудь на опушке и поедим? — предложил он.
— Постыдись, Райнульф, — пренебрегая его предостережением и не давая переменить тему, сказала Мартина. — Я стараюсь разузнать что-нибудь новенькое из прошлой жизни сэра Торна, а ты думаешь только о своем желудке.
Райнульф смутился и хотел что-то возразить, но Торн перебил его.
— Ничего, Райнульф, все в порядке.
— Лесной Закон — это изобретение норманнов, — сказал он, обращаясь к Мартине. — Они придумали его, чтобы отнимать леса у простых саксов, которые испокон веку жили на этой земле, охотились в лесах и добывали себе пропитание. Это было сделано для того, чтобы король и бароны могли беспрепятственно охотиться в них в свое удовольствие.
Мартина окинула взглядом окружающую их плотную стену деревьев.
— Значит, этот лес — тоже охотничьи угодья какого-нибудь барона?
— Вся земля, все поля и леса, по которым мы сегодня проезжали с самого утра являются охотничьими угодьями, миледи. Лесной Закон сейчас распространился почти на всю Англию. Ни один человек, живущий на этой земле, не имеет права забить оленя, кабана и даже зайца. Закон оберегает зверей исключительно для охотничьих забав людей, подобных Бернарду. Нельзя также срубить дерево или расчистить поле под посевы. Как видите, никто не имеет права жить здесь и добывать себе пищу. Но даже если бы вы ухитрились раздобыть еду не охотясь, вы все равно не смогли бы приготовить ее, потому что разводить огонь в лесу, охраняемом Лесным Законом, также строго запрещено.
— Это же ужасно, — сказала Мартина.
— Я что, самый голодный из всех? Давайте наконец поедим, — напомнил о себе Райнульф.
— Здесь? — наморщила лоб Мартина. Вдруг ее осенила какая-то мысль: — А что, если мы отправимся к домику, в котором жила семья сэра Торна?
— Я не был там больше десяти лет, — сказал Торн. — Наверное, от дома уже ничего не осталось.
Райнульф неодобрительно посмотрел на Мартину.
— Нет, сестра. Лучше остановимся здесь. Торн не хочет видеть…
— Конечно же, хочет, — настаивала Мартина. — В конце концов это дом, где прошло его детство.
Торн поднял руку, успокаивая назревающий спор.
— Следуйте за мной, — чуть помедлив, сказал он ц повернул своего коня на север.
Мартина торжествующе посмотрела на брата, но тот только покачал головой и пришпорил лошадь.
Однако уже очень скоро она пожалела о своей настойчивости. Им пришлось продираться сквозь густые заросли сначала по тропинке, затем по руслу высохшего ручья, а потом и вовсе без дороги. В этой части леса не было видно следов крестьян или охотников.
Наконец деревья расступились, и они оказались на краю поросшей высокой травой опушки. Под огромным старым разлапистым деревом притулились крытая соломой глинобитная хижина и небольшая каменная пристройка, вся увитая диким виноградом. Мартина посмотрела на Торна, но по выражению лица было невозможно догадаться о его чувствах. Он спешился и повел коня к пристройке.
Райнульф достал сумку с провизией, расстелил на земле плащ и выложил на него сыр, хлеб и вино. Рядом он поставил две плетеные клетки с сидящими в них Фреей и Локи. Мартина вынула из клетки кота и взяла на руки, но тот резво спрыгнул на землю, задрав хвост, помчался к дому и мгновенно исчез за дверью.
— Локи! — Мартина последовала за котом в домик, отодвинув прикрывающую вход медвежью шкуру.
В домике было две комнаты. Одна, наполненная соломой, когда-то служила сараем и, возможно, конюшней. Оттуда доносилось энергичное, яростное шуршание — ну конечно, Локи в своей стихии, ведь там наверняка полным-полно мышей.
Мартина вошла в соседнюю комнату, отгороженную пологом из оленьей шкуры, и осмотрелась.
В помещении было относительно светло — прикрывающие окно занавески практически истлели. Возле стола стояли две скамьи, покрытые толстым слоем пыли. Три соломенных матраца, накрытые волчьими шкурами, лежали в углу.
Домашняя утварь валялась возле глиняного очага в центре земляного пола: топор со сломанной рукояткой, потрескавшаяся деревянная посуда и огромный, покрытый ржавчиной котел…
В противоположном углу, в стороне от этого беспорядка, стояло нечто совершенно необычайное. Мартина подошла поближе, чтобы лучше рассмотреть этот предмет. Это была резная деревянная детская колыбелька, потемневшая и отполированная временем. На доске, образующей изголовье, был вырезан крест. Со спинки, словно защищая от пыли находящегося внутри младенца, свисало шерстяное выцветшее покрывало. Мартина протянула руку, чтобы отдернуть его, но остановилась на полпути. Что может лежать там, в люльке? Она немного побаивалась отодвинуть полог. Наконец любопытство взяло верх, и она, сдернув покров, заглянула в колыбельку и, пораженная, застыла на месте.