БУДНИ
...Грязь, кругом сплошная строительная грязь. Все строят, строят и никак не построят свой паршивый, занудный коммунизм, о котором столько мечтали и болтали. Все копают и копают, как будто роют подкоп под себя, как будто хотят зарыться в эту грязь и больше из неё не вылезать. И процветают лишь пивбары. И выходят из них дегенераты в фуфайках и спецовках, с расстёгнутыми ширинками, непонятно, какого роду-племени, что-то смутное, с черноватыми подтёками, с татуировкой на руках, выворачивающее карманы вскладчину.
Стоял барак для приёма бутылок. Из него выходили весёлые, оживлённо спешили в магазин.
Слов было не разобрать, но и по интонациям можно было догадаться, что это наш родной российский мат.
"Ты хорошо копаешь, старый крот. " , "Пролетарии не имеют родины. "
"Я счастлив, что я — этой силы частица,.." !
"Где каплей льёшься с массами" — с массами обормотов.
Коммунизм мы уже построили. Теперь осталось подвести под него материальную базу.
Где стройка, там грязь.
Когда разговор идёт на теоретическом уровне, все прекрасно: светлое будущее, гуманизм, все для народа. А стоит задеть то, что касается тебя лично: возможности купить носки или квартиру, поехать за рубеж или напечатать книгу — и тут полный и неисцелимый мрак.
Такой неразрешимой проблемой, например, стали джинсы.
Почему за все надо бороться, всего достигать героическими усилиями? Десятилетиями идёт борьба за урожай, за качество, за высокую культуру. Страшно подумать, что было бы в стране без этих титанических усилий.
Взять хотя бы те же носки. Или не будет моего размера, или шерстяных не будет вообще, или будут унылого сизо-лилового с прозеленью цвета. Так и вышло. И вдобавок без резинок.
В магазине дрались сумками.
Молодые парни и девушки — спекулянты, не стесняясь, стояли возле дверей полуподвального туалета, обсуждая свои дела. Они спустились бы и в самый туалет, и вместе мочились бы и испражнялись там, и никого бы это особенно не удивило. Это были две разновидности или два варианта этого типа человеческих существ — как две половинки у задницы. И сексуальные отношения там так запутаны-перепутаны, что позабылась давным-давно возможность тайны, сокрытия чего-либо. Эти предельно эгоистичные существа наиболее общественны. Вот почему именно общественный бисексуальный туалет так отвечает их природе. Может быть, поэтому они выбрали этот угол Неглинки и Кузнецкого местом сделок.
На углу красовалась афиша выставки художника Николая Жукова, прославившегося бесчисленными портретами Ленина во всех видах: мать кормит грудью младенца (Ленина?).
Почему-то вспомнился рассказ бородатого филолога о том, как всенародно знаменитый С. стал писателем. В послевоенные годы приехал будто бы в Москву Черчилль и смотрел с мавзолея парад наших войск. Событие это засняли на киноплёнку. По обыкновению, ночью Сталин просматривал её и увидел, что Черчилль кому-то дружески улыбается и машет рукой. Камера услужливо скользнула вниз, и стал виден адресат уинстоновой улыбки — курсант роты охраны с широким русским лицом, который так же хорошо, радушно улыбался гостю. Сталин поднял палец, плёнка остановилась.
— Найти. Узнать, чего хочет. Дать, — сказал вождь, немного подумав, и выпустил клуб дыма.
Курсанта С. растолкали среди ночи, и он ответил: — Хочу стать писателем!
В метро все ехали какие-то больные. Лица, словно покрытые пеной, мутной, ржавой плёнкой усталости и безучастия, окружали меня. Серые, смутные лица, наводящие скуку и тоску по потерянной родине.
Мне близок пафос Кафки ("В исправительной колонии" и другие новеллы, например, "Рулевой") — каждый из нас на своём месте играет решающую роль в истории.
Вы можете сделать со мной все, что угодно, — я за это ответственности не несу. Я же буду отвечать за то, что я сделаю.
И что бы вы ни болтали о благе народа, я знаю: вы — хунта, банда убийц и разбойников, захватившая власть в стране.
Вы — не Россия в той же мере, в какой не была ею Золотая Орда.
Вы погубили мою родину.
Мужик читал "За рубежом", и это было смешно, так же, как смешно увлечение хоккеем по телевизору, или "клубом кинопутешественников". Совершенно апатичные к тому, что касается их непосредственно, — их прав и их жизни, — люди напряжённо интересуются вещами, бесконечно удалёнными от них, причём не духовными, спасающими, душу, а совершённой чепухой, суетой вокруг дивана.
Наша действительность настолько фантастична, что она даже не является действительностью по сути дела. Она вся — вымысел. Мы живём в мире миражей, мире мнимостей. Миражи политики, спорта. Одуряющие миражи телевидения. Миражи истории, искусства, литературы. Мнимость общественных наук и философии. Выразить эту действительность адекватно можно лишь фантастическими средствами. Это и есть субъективный реализм.
Только сон приносит отдых. Душа как способность: происходит её свёртывание из действительности в возможность.
Отец слушал по подаренному нами транзисторному приёмнику вражьи голоса и не верил им.
В СТРАНЕ И СЕНИ СМЕРТНЕЙ
Никак не мог понять, почему детям рассказывают о Деде Морозе и запрещают рассказывать о Христе. Ведь Россия и не была никогда никакой, кроме как православной. До крещения Руси были какие-то поляне да древляне, да кривичи. И языка-то русского толком не было — так, одни диалекты. Мы восприняли еврейско-греческую византийскую культуру, поскольку, помимо первобытного язычества, ничего не имели. Идоложертвенное ели.
— Сейчас филологи записывают речь стариков на магнитофон — русская речь утеряна. В те дни, когда "ер" звучал, отчётливо чеканились окончания слов, "ять" заставляла вдумываться в сокровенную сущность слова. Речь была неторопливой и выпуклой, напоминающейся, как шрифт "эльзевир".
— Читаешь про остатки усадеб и развалины церквей — словно Рим после нашествия варваров.
— Я одно время жил в Самарском переулке. Дом в тот строили для врачей. Потом врачи ушли на войну, а в стране началась революция. Дом заселили хамьём. Я не могу назвать их, к примеру, пролетариями, потому что это было не так. Дом заселила мелкота: парикмахеры, совторгслужащие, их дети, которые, подрастая, становились алкоголиками...
— Офицерство было делом и долгом дворян. Они шли на фронт и погибали. Защищать дома стало некому.
— Тогда практикой были понятия чести, порядочности, благородства. Человек, совершивший бесчестный поступок, терял расположение людей своего круга, ему отказывали от дома.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});