- Гудит, - неуверенно ответил я, только теперь начиная по-настоящему волноваться.
- Это люди зовут тебя, - окинул он меня возбужденным взглядом.
Я прислушался к рокоту многотысячной толпы за стеной, отдающемуся под куполом гулким эхом, и по спине прошла горячая дрожь - я ясно различил в этом гуле: "Зо-ро-ва-вель! Зоровавель!"
- Пойдемте на балкон, - сказал Иван Иваныч, увлекая всех за собой к широкой лестнице.
Я ступил на ступеньку - колено хлипко задрожало нервной дрожью... "Осторожно!" - в испуге подхватил меня Иван Иваныч, будто я был стеклянный и мог разбиться. Мы поднялись на самый верх и вышли на полукруглый балкон, нависший над людским океаном: при нашем появлении океан заволновался, забурлил, и обрушился на наши головы оглушающим звуковым шквалом... Я едва удержался на ногах под ударом этого шквала и затрясся от волнения, преследуемый чувством, что все это происходит с кем-то другим, но только не со мной... Наконец, шквал утих, и стоявший по правую руку от меня Иван Иваныч, коротко кивнув на микрофон, прошептал мне на самое ухо: "Говори!"
Я подошел на неверных ногах к показавшемуся мне непомерно большим микрофону, бросил взгляд на Небо, призывая его на помощь, и сказал: "Люди!" - "Люди!!!" - загремели динамики. = "Люди..." - вернулось эхом с дальнего конца площади. Океан застыл в тишине. Полный штиль. Я открыл рот, но слова застряли у меня в горле, и я понял, что не в силах нарушить этой торжественной тишины, потому что это было бы равносильно разрушению величественного храма... В образовавшемся звуковом вакууме раздался диссонансом одинокий свист, каркнула ворона на крыше соседнего дома, и все окончательно стихло... И тут по наэлектризованному тишиной воздуху будто прошел разряд = мгновенная вспышка, секундное озарение, и каждый услышал чсто-то свое.
Эпилог
Сразу после того памятного молчаливого митинга вызванные Иван Иванычем санитары затолкали меня в спецмашину и отвезли в психиатрическую больницу. Однако пробыл я в ней всего два дня, потому что уже через несколько часов перед зданием "скорбной обители" собралась внушительная толпа и потребовала моего освобождения, грозясь организацией общегородской забастовки, и меня выпустили, правда, с диагнозом "вялотекущая хроническая шизофрения" (припомнили "дважды два"!). Еще через три дня скончалась аленина мама: оказалось, что у нее рак желудка, про который она давно знала, но никому не говорила, даже своей дочери, - и сразу после ее похорон мы с аленой переехали в другой город, где у нее нашлись дальние родственники.
Здесь, в этом новом городе, у нас с Аленой родился ребенок, славный малыш, которого мы беззаветно полюбили с первого дня появления на свет. В Углове я больше не рискую показываться, потому что там теперь бытует легенда, согласно которой меня "тайно четвертовали в подвале КГБ", и мое появление в городе может быть воспринято как "воскресение" или даже "третье пришествие". Единственный угловитянин, с которым я поддерживаю связь, это Мишка, мой старый верный приятель. Не так давно он прислал мне письмо, в котором в ответ на мои запросы сообщил, что паренек, которому я разбил голову, остался жив, и теперь даже входит в состав правления городского отделения демократической партии. С Ольгой тоже все, кажется, в порядке: она вышла замуж за довольно известного московского писателя и эмигрировала с ним в Америку. Что касается Альбины, то следы ее потерялись... По моей просьбе Мишка разыскал в Египтовке ее дом, но хибара оказалась совершенно заброшенной, без каких-либо признаков жизни. До сих пор жалею, что не смог тогда, на вокзале, догнать Альбину и попытаться все ей объяснить, но мне хочется верить, что с ней не случилось ничего плохого.
Честно говоря, я усердно пытался забыть обо всей этой истории и, должно быть, забыл бы, но чуть меньше девяти месяцев назад меня разыскал каким-то чудом некий чудак из Углова и, пробравшись ко мне в котельную (я теперь работаю истопником), заявил, что он намерен посвятить свою жизнь написанию "Последнего Завета" - ни больше ни меньше! Он мне показал черновой вариант этого самого "завета" - школьную тетрадку в клеточку, мелко исписанную корявыми письменами.
В этом "Последнем Завете" он красочно живописал "рождение и земные деяния Угловского мессии Зоровавеля": его "звездное зачатие в космической утробе", сошествие на Землю (должно быть, на злосчастной летающей тарелке, приземлившейся в Чугунке), вселение в телесную оболочку "развратного землянина С." (спасибо хоть, полного имени не написал), охоту за ним Большого Красного Дракона, пытавшегося отрезать ему серпом детородный орган (не было такого!), бегство в пустыню (если в Египтовку = то в лес!) и сражение Михаила (Мишка, что ли?!) с Большим Красным Драконом. Попутно рассказывалось о том, как, зайдя в одно из селений, Зоровавель превратил воду в спирт (радуйтесь, мужики!), а затем пожалел "несчастную юродивую" (явный поклеп на Альбину!) и, переспав с ней, изгнал, тем самым, из нее бесов. Далее шло подробное описание победы мессии в битве "при Армагеддоне" (не знаю, не участвовал) и как довесок звере" (стыдно вспоминать). Завершался весь этот бред воскрешением из мертвых "отрока, случайно убиенного мессией" и "явлением народу". И как венец - сцена "Великого Вселенского Безмолвия".
Сначала мне было смешно, потом стало грустно, а под конец я просто разозлился и, швырнув тетрадку в гудящую пламенем печь, вытолкал взашей своего незадачливого апостола, пригрозив на прощание набить рожу, если он еще заявится.
После того случая мне несколько дней кряду снились кошмарные "сны о несбывшемся": сырые холодные храмы, в которых неистово молятся до потери чувства на мои изображения, жестокие расправы со староверами, не принимающими нового мессию, обращение в веру, сопровождаемое нелепыми обрядами, изгнание демонов моим именем, пытки еретиков и кровавые войны с "неверными" под святыми знаменами нового Спасителя... Я просыпался и приходил в ужас: все это было на самом деле, только не со мной, но было, было, было... А если было, то может повториться!
Устав от этих кошмаров, я решил честно описать свою историю, ничего при этом не приукрашивая, чтобы не оставлять никаких иллюзий на свой счет у возможных последователей (не приведи Боже, чтобы они были!).
И вот теперь я заканчиваю книгу. Время близится к полуночи, жена с малышом давно спят, мирно посапывая дуэтом, и мне тоже пора, поставив заключительную точку, отдохнуть от своих трудов... Книга закончена, а жизнь продолжается, ведь я еще не до конца выполнил великую миссию Простого Человека.
октябрь 1990 - июнь 1991
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});