Читать интересную книгу Третья тропа - Александр Власов

— Встреча друзей-ветеранов междоусобной войны! — провозгласил Вовка Самоварик, сделав снимок.

К Сергею Лагутину, дожевывая бутерброд, подошел Гришка Распутя.

— Ты…

Произнеся это короткое местоимение, он замолчал, точно забыл, что хотел сказать.

Не дождавшись продолжения, Сергей ответил:

— Я!

— Ты… — повторил Гришка.

— Я! — повторил и Сергей.

— Ты в санчасть вернешься? — все-таки договорил Гришка.

— А что? — Сергей был настроен шутливо. — Понравилось командовать? Могу и в санчасть, чтобы тебе не мешать!

— Тебя спрашивают по-хорошему! — насупился Гришка.

— А ты не спрашивай! Как захочешь — так и сделаю! Честное слово!

— Останься в отделении.

— Есть остаться, товарищ помощник командира отделения!

— Точно? — Гришка даже наклонился к Сергею, чтобы лучше видеть его глазами. — Не пойдешь в санчасть?

— Никак нет! — все еще шутливо ответил Сергей. — С таким помощником и без обеих ног командовать можно!

— Спасибочки.

Гришка постоял еще немного рядом с Сергеем и пошел прочь, устремив вдаль рассеянно-задумчивый взгляд круглых выпуклых глаз.

Вор

Часам к девяти большая братская могила была приведена в порядок. Забрав инструменты, мальчишки возвратились в лагерь. Завтракали в тот день в десять часов. Но еще до завтрака, еще когда строились, чтобы вернуться на Третью Тропу, Сергей заметил, что нет Гришки Распути. Не было его и на территории взвода. День или два назад Сергей уже поднял бы тревогу, но сегодня ему не хотелось шуметь. Да и Распутя теперь был его помощником, носил звездочку на рукаве. И все-таки Славке Мощагину Сергей сказал, что не может найти Гришку.

— К завтраку сам найдется! — успокоил его Славка.

Он вытаскивал из-под матраса брюки, отгладившиеся там за ночь. Начищенные с вечера ботинки стояли наготове под койкой, а на подушке лежала новенькая, ни разу не надетая рубашка.

— Ты как на парад собрался! — подметил Сергей.

— Почти! — смутился Славка. — А Гришка появится — не такой он, чтобы завтраки пропускать!

Сергей вернулся к своей палатке и увидел мяч на плоском бугорке. Подошел к нему, боязливо потрогал рукой — мяч был настоящий. Сергей сел рядом и начал перебинтовывать ногу.

А Гришка так и не появлялся. Отзвучал горн. Взвод построился. Дошли до столовой, заняли свои места, а его все не было.

К накрытому столу именинника подошел подполковник Клекотов. Все поняли: у кого-то, значит, сегодня день рождения.

— Кто родился в такой день — быть тому маршалом! — с шутки начал Клекотов. — Станислав Мощагин! Прошу тебя к праздничному столику!

Славка поднялся — нарядный и смущенно-торжественный.

— Недавно твои ребята преподнесли мне подарок, — продолжал Клекотов, — мой собственный портрет в маршальских погонах. Но мне до них, думаю, не дорасти, а вот тебе они могут пригодиться, если захочешь стать военным. Уступаю их тебе!.. А теперь разреши поздравить с днем твоего рождения и передать две телеграммы — от папы с мамой и от комитета комсомола школы.

Подполковник вручил имениннику обе телеграммы и взял со стола кожаную папку.

— А это — поздравительный адрес от нашего штаба. Мы отмечаем в нем твою доброту, чуткость, самоотверженность в опасную минуту, уменье жить в коллективе, никого не обижая, и дружески относиться ко всем. — Клекотов повернулся к третьему взводу. — Как, ребята, правильно мы отметили? Хороший у вас командир?

Мальчишки одобрительно загомонили. Клекотов взглянул на кухонную дверь: пора уже вносить праздничный торт, но поварихи что-то замешкались.

В раздаточном окне показалось растерянное лицо Наты. Она чуть не плакала. Пришлось подполковнику нарушить ритуал и подойти к окошку.

— Беда! — прошептала Ната. — Торт пропал!

— Как пропал?

— С подносом! — Ната еле шевелила губами. — Мы его — в холодильник, а он взял и… пропал!

— Приготовьте к обеду новый! — не растерялся Клекотов.

— А сейчас несите все остальное! — Он вернулся к Славке, заставив себя улыбаться. — Наши повара сегодня изменили распорядок — торт будет к обеду… Ты не возражаешь?

— Что вы! — бодро воскликнул Славка, тщательно упрятав огорчение, но оно быстро растаяло: сама старшая повариха плыла к нему с подносом, щедро уставленным всем, чем была богата кладовка и что могло понравиться любому мальчишке.

Третий взвод, а за ним и все в столовой громко захлопали в ладоши, а подполковник, заметив у штабной избы желтый бок милицейской машины, направился туда, озабоченно насупив брови.

В штабе никого не было, и лейтенант в милицейской форме поджидал работников лагеря. Клекотов узнал его — этот лейтенант приезжал тогда со старухой. Козырнув подполковнику, он приоткрыл дверцу машины.

— Посмотрите, пожалуйста, не ваш ли?.. На причале перехватили. Вашим ведь не разрешено отлучаться.

На заднем сиденье Клекотов увидел Гришку Распутю. На коленях у него лежал пакет из газеты. Сверху бумага была скручена в жгут, чтобы не разворачивалась. Склонив голову чуть не до самого пакета, Гришка не шевелился.

— На-аш! — вздохнул Клекотов.

Он протянул руку и расправил бумажный жгут. Газета развернулась — в пакете был торт вместе с подносом.

— Ну — ка, подвинься!

Клекотов ладонью нажал на Гришкино плечо, чтобы сесть рядом.

— Он дерется! — предупредил лейтенант, но Клекотов уже втиснулся в машину.

Они сидели плечом к плечу и молчали. Клекотов пытался представить, что же произошло, почему это случилось, зачем Гришка украл торт и убежал с ним из лагеря? Чтобы съесть одному? Но торт был не тронут, да и незачем убегать далеко, чтобы съесть его.

— Я ничего не понимаю! — скорее устало, чем раздраженно или сердито сказал Клекотов. — Объясни.

Гришка не отвечал.

— Ты, наверно, хотел отомстить за что-нибудь имениннику? Хотел обидеть его? — подсказал Клекотов. — Ты знал, для кого этот торт?

— А его каждый год обижают! — открыл Гришка рот и после этого забросал подполковника короткими невнятными фразами, глядя на злополучный торт. — Ему нет праздника!.. Хоть бы кто!.. Конфетку хоть бы!.. Сосульку на палочке!..

Гришка сжал кулак, поднял его над спинкой переднего сиденья. Водитель заметил это через зеркало и быстро наклонился к баранке. Но Гришка не собирался ударить шофера. Он и по спинке не ударил, а вдавил в нее кулак, поднял на подполковника выпученные глаза и снова спросил так, словно обвинял в чем-то начальника лагеря:

— За что?.. Он не хуже других!..

Клекотов оторвал Гришкин кулак от спинки, заставил разжать пальцы.

— Ты о ком?

— О Котьке моем.

— Что за Котька?

— Брат мой… Четыре ему сегодня.

Клекотов глубоко и искренне огорчился.

— Сказки рассказываешь! — Он придвинулся к дверце, собираясь выйти из машины. — Я же знаю: ты один у тетки живешь!

Распутя схватил начальника лагеря за рукав.

— Она его не взяла… Котька в интернате — в Сафоновке!

Не вышел подполковник из машины. Он вдруг поверил в существование Гришкиного брата и с досадой подумал, как все-таки мало знает он о мальчишках. Ему было известно, что Гришка воспитывается у тетки, но почему, где его родители, есть ли братья или сестры? Все это следовало бы знать. Тогда, вероятно, удалось бы предотвратить и глупое воровство, и неожиданный побег.

Укорять себя легко, но что-то надо было делать, на что-то решиться. Созвать Совет и сбрить волосы с этой головы с длинным унылым лицом и выпуклыми, чего-то ждущими, о чем-то просящими глазами?

Клекотов уже видел это выражение в Гришкиных глазах, когда таскал с ним утром носилки. Тогда подполковник неправильно истолковал взгляды Распути. Зато теперь он правильно понял, чего ждет от него мальчишка.

— Торт — для Котьки?

— Ну! — с надеждой ответил Гришка, вложив в свое «ну!» и подтверждение, что торт для брата, и невысказанную мольбу — понять, простить и помочь.

— Сиди! — приказал Клекотов и вышел из машины.

Лейтенант, не вмешиваясь, терпеливо ждал окончания разговора начальника лагеря с беглецом.

— Сафоновка далеко? — спросил у него Клекотов.

— Километров семь.

— Есть там детский интернат?

— Есть.

— Не могли бы вы.

— Можно съездить! — не дослушав, согласился лейтенант.

Его догадливость обрадовала Клекотова. Значит, и лейтенант поступил бы так же.

— Вы считаете — стоит?

— Видите ли, товарищ подполковник. Иной раз не оштрафовать лучше, чем оштрафовать. Сильнее действует!

— Поехали тогда!

Когда лагерь остался позади, Гришка, повинуясь приливу благодарности, с неумелой лаской притиснулся в милицейской машине к подполковнику.

— Спасибочки!

Это словечко осталось у него от матери — от того времени, когда все было по-другому. И сам Гришка был другой — веселый, подвижный, ласковый.