детей. А теперь тянет за собой, сходит с ума, боится отпустить от себя даже ненадолго, топит в близости и ему мало её…
— Эй-ей, — вздохнул Войр.
— Что? — нахмурился Рэтар, переводя взгляд на хозяина.
— И у старого харга бывает шерсть дыбом встать может, — улыбнулся мужчина кривой улыбкой.
— Войр, — выдохнул феран недовольно.
— Достопочтенный Рэтар Горан, — покачал головой тот и усмехнулся. — Уж думал тебя не проймёт ничего. А тут…
— И ты туда же? Всё вы всегда с Тёрком в душу ко мне лезете, — взвился феран, понимая, что от Войра ничего не скрыть.
Тот рассмеялся.
— Да брось. Ты же не думал, что я не замечу? Правда? Да от такого, как я, разве можно такое вот укрыть, — он покачал головой. — Красивая она. И видно, что не простая. С характером.
— С характером, — согласился феран.
— Я знаешь, не хотел возвращаться. Тогда. Меня тянуло сюда, но… Без ноги. Калека, — Войр скорбно покачал головой. — Мы когда с тобой тогда в лекарской валялись, я всё думал, что если нога умрёт, а я чувствовал, что она умирает. Эта боль, загранная, что с ума сходишь. Ты без сознания был, бредил, а я рядом лежал и понимал, что без ноги мне никак. И лучше смерть. И как ты в бреду, а я на яву тоже богов о смерти просил. И отца просил. Он пришёл, на нас посмотрел. Скорбно так, словно похоронил. И ушёл. А потом мне лекари ногу отрубили. И выкинули. И мне вот всё интересно, знаешь, а если бы не выкинули, то мне маги её приростили бы обратно?
Рэтар глянул на Войра и они рассмеялись:
— А что? — возмутился командир Адиры. — И вообще всего день, один день, Рэтар. Могли бы подождать и был бы с ногой. Тебя же собрали.
— Ты бы не выжил, — ответил феран. — Сколько бы ты ждал, чтобы маги тебе ногу вылечили?
Войр согласно кивнул:
— Да и тебя не собрали бы, кабы не Тёрк, — он усмехнулся, вспоминая. — Ох, как он там этих магов, с присущей этой его убийственностью, когда умри, тварь, на месте, потому что другого выхода у тебя нет. Как он на них рычал. Маги бедные забыли кажется, что они маги вообще.
Они рассмеялись.
— Но я когда сюда попал без ноги… мне было хоть вой. Я ведь все бои прошёл с ней, с Лэйтой моей внутри. Глаза закрывал и она мне прям вот… передо мной стояла, как живая. И она меня ждала. А я не мог ей на глаза показаться без ноги. На порог её не пускал. Она сначала каждый день приходила, а я… — он вздохнул, махнул рукой. — А потом перестала приходить. А у меня в голове мысль, что она с другим будет. И я понимаю, что так оно правильно, лучше так. Ей. На что я такой?
Он скорбно пожал плечами.
— Но в душе, как пропасть. Дырень такая, как будто от меня эта проклятая нога осталась, а всё остальное сгнило, почернело, умерло. И мысль, что она с другим будет меня скручивала, больно было невыносимо, лучше бы помер, чем так. И я решил пойду в море, как тут — пусть оно решит. Но понятно, что сгинул бы я. Если они порой не возвращаются, а я? Да ещё с одной ногой.
Войр помолчал. К ним вышла Пияна и подлила в кружки тёплой цнели. Войр подождал пока она уйдёт в дом, прислушался, чтобы женщина не остановилась у дверей и эту осторожность Рэтар понимал.
— Собрал я лодку. И Лэйта почувствовала что ли. Не знаю. Пришла. Спрашивает у меня, мол куда это я собрался. Я ей говорю, что в море пойду. А она мне — не отпущу тебя, ишь чего удумал, в море идти, совсем из ума выжил? И весло у меня забрала. А я не успел перехватить, — мужчина усмехнулся. — Я попытался его забрать. Она мне говорит, что отдаст только, если я её с собой возьму. Я взвился. Разозлился. Уж не знаю, но поймал её, а она не отдаёт весло, вцепилась в него. Злая, как хотра, красивая до притов. Сил нет. Я его держу, опираюсь на него, а она выдернула и я равновесие потерял. Стою, а она меня держит. И я в неё вцепился и понимаю, что не смогу отпустить. Не потому что упаду тогда, а потому что упаду, понимаешь?
Рэтар понимающе кивнул.
— И она так и осталась, — с болью проговорил Войр. — Вот как в тот момент так и до смерти ни разу не были с ней порознь. Нарва моя… так и не проходит ночи, чтобы не снилась мне. Она, когда умирала, сказала: “не смей вот так делать, как ты хотел. Дети наши без тебя пропадут”. И я же понимал, что пропадут. Вот и держусь до сих пор. Из последних сил.
— Почему тебе Пияна помогает, а не Келна? — спросил феран о женщине, которая обычно помогала командиру по дому и с детьми, а теперь вместо неё оказалась сестра его умершей супруги.
— Потому что поругался я с Келной. Она, — Войр кивнул в сторону детей, — Вайлу как-то… Вайла она у меня как Лэйта. Знаешь как похожа? И ругается на меня так же. Встанет, руки в боки и лицо у неё, как у матери, прям один в один. А я смотрю и вот смешно. И Келна как-то ей подзатыльник отвесила за то, что ругалась на меня. Мол, с отцом так не говорят. А я разозлился. Потом Келне сказал, что сам решу, как моя дочь может со мной говорить. И что, если Келна в руках себя держать не может, то и не надо. Вот воля, блага за помощь, но дальше мы сами. Она обиделась. Видимо эйолу пожаловалась. Он с тех пор на меня рычит, потому что считает, что я не прав и не правильно детей воспитываю.
Войр потёр шею.
— Я знаю, что с Пияной так нельзя, — вздохнул он. — Я её гнал. Но она же танира их, а девочкам всё-таки нужна женщина в доме. Не я же буду Вайле про все эти женские вещи рассказывать. Пияна знает, что не будет у нас ничего. Хотя ждёт наверное, конечно. А я видишь такой, как отец оказался. Одна и на всю жизнь.
Рэтар вздохнул и встал.
— Ладно, — кивнул он. — Останусь на заставе, завтра с утра поговорю с эйолом. Пойду покажу ведьме Ринту и холун.
— А ужин? — нахмурился Войр.
— В оплоте, — ответил феран.
— Нет, ты не