– Хождение по мукам, – прокомментировал начитанный доцент Бранников. – Россия снова во мгле, и нет у нас ни Толстого, ни Уэллса, дабы живописать муки и мглу. Ильича, и того нет.
– К счастью, – заметил Алик и выдал цитату об отдельных представителях нашей славной научной интеллигенции, которые обнаруживают склонность смотреть на мир через черное стекло. Потом подумал и добавил с непрошибаемым оптимизмом: – Перезимуем, доцент! Где наша не пропадала!
– Майоры, может, и перезимуют, а вот доценты – сомневаюсь, – ответил Сашка и присосался к стакану.
Пошла реклама, и гости мои начали прощаться, заполнив прихожую крепким спиртным ароматом. Дождавшись, когда Алик отвернется, Бянус нарисовал в воздухе соблазнительный контур женской фигурки и подмигнул мне мол, не дрейфь! И не спеши – Восток суеты не любит! Симагин тем временем застегивал пальто, поводил необъятными плечами, притоптывал и с подозрительностью косился на телефонную трубку. Наконец, сжав мою ладонь в своей могучей лапище, он ткнул в аппарат пальцем и пробурчал:
– Ты, Серый, не пропадай, звони. А ежели есть причина для беспорядка в опилках, звони не откладывая. Разберемся! – Алик наклонил голову, заглядывая мне в лицо. – Может, скажешь, кто тебя давеча побеспокоил?
– Мой финансовый агент. Ввиду кризиса в Соединенном Королевстве он переводит мое состояние из английского банка в швейцарский. Тонкая операция! Ну а я, само собой, волнуюсь.
– Агент так агент, – вздохнул Алик, пожав плечами и отворяя дверь.
Гости ушли, и я, сопровождаемый Белладонной, поплелся к себе, активировал Тришку, переключился на прием и пару минут взирал на огромные черные буквы в прозрачной экранной голубизне. WHY… ПОЧЕМУ?…
Передача шла вторые сутки, непрерывно и с сотен разных адресов, словно мой марсианин мог дотянуться до любого компьютера, включенного в Сеть, отправив с него свои призывы. Why, why, why, why… Крик отчаяния, напоминающий мольбу… безнадежный зов в пустыне…
Но почему безнадежный? И почему – в пустыне? Теперь был мой черед: он спрашивал, я мог ответить. Мог отозваться, отправить сообщение на один из портов, откуда доносился этот вопль. Мог… Но не решался.
Мысли мои разбредались, в опилках царил беспорядок, и не Захра, не мои реставраторы были тому виной. Я уже понимал, что столкнулся с чем-то загадочным, необъяснимым и не имевшим аналогий; мой опыт и знания пасовали, мой разум дрейфовал в океане бесплодных гипотез, и лишь из чистого упрямства я не желал мириться с поражением.
Мне было ясно, что все попытки найти «марсианина» и все идеи на этот счет – самообман и блеф; он не являлся обычным воришкой или гроссмейстером, как Шон Корелли, решившим побаловаться с мелюзгой. То бишь с Сергеем Невлюдовым, лохастым недоумком… Нет, я был уверен, что тут не пахнет шутками и баловством. Ни одному хакеру, даже экстракласса, не пробраться разом на сотню машин – а их была уже не сотня, а добрых восемьсот. Этого я не мог объяснить, не привлекая фантастических гипотез а ля Джеймс Бонд. Например, об акции тайного ведомства, ЦРУ, ФСБ или MI-5, решившего поразбойничать в Сети… Хорошая мысль, да только с изъяном: эти конторы уволокли бы любую ценную информацию, но вряд ли стали бы беспокоить ограбленных владельцев. Или просить у них разрешения… А ведь мой марсианин теперь не пытался работать с Джеком! Он всего лишь хотел узнать, что я имею против.
– Может, и впрямь пришелец? – спросил я Белладонну, гревшуюся у теплого тришкина бока.
Она мурлыкнула и сощурилась, став похожей на маленького пушистого джинна с загадочным взглядом Будды. Очевидно, ответ был ей известен, но я его не разобрал ввиду некомпетентности в кошачьем языке.
Итак, марсианин? В смысле пришелец с далеких звезд, собрат по разуму?…
Это была еще одна из фантастических гипотез, более логичная, чем мысль о суперхакере или тайных происках ЦРУ. Кстати, она объясняла электронный полтергейст – не учиненный лично мною, а более вопиющие факты вроде стрельбы со спутника по Луне и странностей с венерианским зондом. Действительно, если б пришельцы с иных миров явились к нам на Землю и если б им захотелось тайно и скрытно нас изучить, то все началось бы, пожалуй, с компьютеров и Сети. Первым делом они провели бы эксперимент, чтоб ознакомиться с нашей техникой – с той, что находится в отдалении, на сателлитах и космических зондах; затем включились бы в Сеть – через тот же спутник – и для проверки своих возможностей что-нибудь крутанули… скажем, антенну радиотелескопа. Ну а затем принялись бы качать информацию, благо Сеть содержит ее в самом удобном и концентрированном виде: книги, технические описания, словари, программы перевода, учебные фильмы и просто фильмы, любые зрелища, любые сведения, от букваря до тайн Федеральной резервной системы… Сеть – это слепок земной цивилизации, наше alter ego, наш брат-близнец, лишенный агрессивных человеческих инстинктов, и любой космический пришелец, желая познакомиться с землянами и сберечь свой зад, начал бы это знакомство с Сети. А после выбрал бы сотню-другую программ покруче и запустил их на наших компьютерах – из любопытства или с целью представить наш технический потенциал… И очень бы удивился, если бы последовали санкции – в той жесткой форме, какую мне довелось избрать. И спросил бы – почему?… Логичная мысль! Хотя не без кое-каких натяжек… С другой стороны, здесь без натяжек не обойдешься. Что нам известно о психологии пришельцев? Ровным счетом ничего. И кто тут способен родить безошибочно точный ответ? Ответа тут не дождешься, подумал я, а вот на совет можно надеяться. От того же Михалева, Глеб Кириллыча… Как всякий матерый писатель-фантаст он мог считаться специалистом по пришельцам; он написал о них десятка два романов и помнил все, что издано другими по обе стороны Атлантики. О пришельцах-телепатах, пришельцах-осьминогах, вирусах, амебах, гуманоидах и андроидах, пришельцах растительного и кристаллического происхождения и пришельцах в виде плазменных облаков… Равным образом Глеб Кириллыч являлся экспертом-контактером и знал, какого пришельца по шерстке гладить, а какого – в распыл пустить.
Но не он один. Имелись и другие знатоки. Мой дад, к примеру. Был он фантазер и выдумщик, а еще, мне кажется, авантюрист – из тех, кого судьба не сбросит на резком повороте. Ему такие повороты нравились. Ему стукнуло сорок шесть, и он считался вполне преуспевающим ученым, и преуспеть мог всюду, в Штатах и в России; но, внедрив меня в научный гандикап, сам его бросил и занялся писательством – я думаю, не без влияния Глеб Кириллыча. Когда я расспрашивал его об этом удивительном зигзаге, дад лишь посмеивался и говорил, что многие физики стали писателями, а вот обратных метаморфоз не наблюдается; значит, в писателях хорошо, а в физиках – плохо. И должен сказать, что временами, сидя на кафедральных семинарах, я его понимаю. К тому же, как полагают в Британии, the apples on the other side of the wall are sweetest – яблоки по ту сторону забора всегда слаще.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});