В Ариуме царила своя особая атмосфера, к которой невозможно привыкнуть сразу. Слишком много народа, запахов и звуков. Я еще в детстве с отцом приходила сюда каждые выходные. Иногда по делам, иногда за безделушками и ингредиентами для мамы, поэтому довольно свободно чувствовала себя в условиях рыночной кутерьмы, в отличие от Кэлза.
– Ты меня привела на толкучку! – Парень уворачивался от потока людей мастерски, но по сторонам смотрел с ужасом.
– Неужели ты не был здесь ни разу? – удивилась я. Думала, это место знаковое для нашего небольшого города и тут хоть раз побывал каждый житель Кейптона и приехавший турист.
– А что бы я здесь забыл? Не подскажешь? – парировал парень. Я как-то опасаюсь покупать зелья, сделанные в условиях антисанитарии подозрительными людьми, вероятнее всего, не имеющими диплома.
Мне стало смешно, и я, чтобы не потерять в толпе, взяла парня за руку. В этом жесте не было ни намека на романтизм и сексуальность – обычная мера безопасности. В Ариуме очень легко затеряться, особенно если попадаешь сюда первый раз. Краски, звуки и незнакомая магия сбивают с толку.
Кэлз не сопротивлялся и покрепче вцепился мне в ладонь. Его рука была сильной и теплой, я пожалела, что не в перчатках. Прикосновение ладонями очень уж интимно, хотя в нем нет ничего предосудительного.
Мы брели неторопливо, стараясь не выбиваться из общей скорости людского потока. Не хотелось толкаться, прорываясь вперед. Лишние пять минут ничего не решат, поэтому я никуда и не торопилась.
Рыжий Лис Хён держал небольшую лавку, в которой торговал безделушками – двигающимися магическими игрушками для детей, часами с шестеренками – удивительное сочетание техники и магии; телескопами, глобусами, странными приборами непонятного назначения, в которых слишком много деталей. А еще Хён продавал удивительные артефакты, наподобие новейших охранных систем, и умел вскрывать чужих жуков-следилок, но эти услуги в его лавочке были доступны не для всех.
Но меня он знал и поэтому, когда мелодично пропел колокольчик на двери, вышел встречать сам и расплылся в вежливой, подобострастной улыбке. Я знала, что это всего лишь маска, которая за годы торговли прилипла к лицу, но все же улыбнулась в ответ.
Невысокий худощавый, загорелый до черноты, с ярко-рыжими волосами и хитрым прищуром черных раскосых глаз Хён имел незаурядную, выделяющуюся в толпе внешность и неопределенный возраст. Когда я увидела его в первый раз, то решила, что мужчине нет и тридцати. Потом заметила едва видимые морщинки вокруг глаз, складки у рта и поняла, что больше. Скорее всего, много больше, но вот насколько? Этого я не знала до сих пор, хотя общалась с ним уже около трех лет. Столько же, сколько расследовала разные необычные дела.
– Что на этот раз привело тебя ко мне, красавица? – тепло поприветствовал он меня.
– Дело.
Я подошла ближе, провела рукой по звенящим маленьким камушкам, изображавшим листочки. Они висели на ветвях металлического дерева, которое стояло у входа, сколько я помню свои визиты сюда. Дерево – удивительное произведение искусства – не продавалось. Хён им особенно дорожил и, насколько я помню, сделал не сам.
– Может быть, ты хочешь совершенно уникальные часы? Они могут на несколько секунд остановить для тебя время… – Хён с удовольствием играл радушного хозяина лавки и делал вид, что не понимает, зачем я явилась. Я знала, такая реакция была на Кэлза.
– Нет… я хочу чего-то особенного, – заметила я, все же засмотревшись.
Часы и правда были хороши. Крупные, на мощной бронзовой цепочке и с циферблатом в виде звезды.
– За «особенным» не ко мне. Ты же в курсе, Хён – честный, законопослушный торговец.
– Знаю. Я не требую ничего противозаконного. Мне просто нужна помощь. Необходимо извлечь информацию.
Я протянула руку, и Кэлз вложил в нее жука, заключенного в небольшую склянку.
– Откуда? – подозрительно поинтересовался торговец.
– Ты знаешь, чем я зарабатываю на жизнь? Неверные жены и любовницы приносят наибольший доход. Там… – Я указала на копошащегося в баночке жука. – Должна быть запечатлена его подружка. – Кивок в сторону Кэлза. – Поможешь?
Хён подумал, поцокал языком, рассматривая маленькое насекомое, сделанное из крошечных металлических деталей и окруженное серебристым ореолом магии, и сказал:
– Непросто. Защита стоит хорошая.
– Было бы просто, я бы справилась сама.
Хён попросил нас погулять, пока он колдует над жуком, и скрылся в подсобке. Кэлз уходить не спешил, но я утянула его, ухватив за рукав.
– Он не вызывает у меня доверия! – заявил парень, когда мы снова попали в бурлящий поток уличной толпы.
– И это правильно, – согласилась я. – Хёна не зря прозвали Хитрый Лис, но он знает свою работу и сделает все в лучшем виде. К тому же это действительно запись из спальни молодой богатой девочки. Даже если он решит взглянуть одним глазком или даже двумя, вряд ли увидит нечто такое, что захочет скопировать себе и перепродать дороже.
– А может поступить подобным образом? – насторожился парень.
– Не знаю. – Я пожала плечами. – Понимаешь, я всегда придерживаюсь одного правила. Если ты даешь кому-то в руки некий материал, готовься к тому, что он может стать достоянием общественности. Это всегда риск. Если бы я думала, что там что-то по-настоящему важное не только для нас, то попыталась бы взломать сама, хотя и не артефактор.
– Вот теперь я дергаюсь сильнее!
– Зря! Или ты предполагаешь, что там может быть?
– Все, что угодно… Ты знаешь Клэр, ее не назовешь приличной и благовоспитанной девушкой…
– Поверь, ее эротические забавы и кайф под мэджем здесь никого не интересуют. Хёна этим не удивишь.
На том мы посчитали разговор законченным и пошли дальше молча. Когда меня задели плечом, а потом сразу же что-то кинули в руки, я поймала автоматически и замерла. Так как в руках у меня замерцал темно-синий, с лиловыми разводами пульсар. Причем я готова была поспорить – пробегающий мимо парень кинул в меня обычными мячиком таким, каким детвора играет во дворе. Когда он успел трансформироваться в смертельно опасную штуку? Отпустишь руки, кинешься в сторону или уронишь на землю, сразу же полыхнет. Впрочем, если продолжишь держать, все равно рванет, только чуть позже.
Люди в Ариуме на такие вещи реагируют однозначно и быстро. Здесь инстинкт самосохранения воспитывается с детства. От меня тотчас отпрыгнули все, кроме Кэлза, и замерли на безопасном расстоянии. Внутри темно-синего, мерцающего шара начал распускаться алый цветок. Я смотрела на него как завороженная и знала, что случится, когда развернется пылающим языком пламени последний лепесток. Всего их было десять.