Джейк кивнул. Он не собирался обсуждать то свидание с матерью Харриет. А если он останется здесь еще, она должна вспомнить молодого человека, который заходил сюда много лет назад и спрашивал о ее дочери.
– Забавно, что я не вспомнила этого до этой самой минуты, – сказала Шарлин, пристально глядя на него. – Ну, полагаю, если ваш отец собирается отвести Милую Марту в церковь, мы еще увидим вас. Не говоря уж о том, что я могу кое-что вспомнить со временем.
Джейк уклончиво хмыкнул. Даже если его отец женится на Марте, будут ли они жить в этом захолустье? Его отец всю сознательную жизнь колесил по свету. Потом он вспомнил историю о том, как он рос на ферме в Орегоне. Может быть, полковник хотел в каком-то роде вернуться к корням?
Он взял бумажник, вытащил пятидесятидолларовую купюру и заплатил за снеговика и украшения.
– Было приятно с вами поговорить, – сказал он, – но теперь мне надо идти.
– Приходите к нам домой, – пригласила Шарлин. – Я уверена, Харриет с удовольствием повидается с вами. Я напекла пирогов. Я пеку такой морковный пирог, что каждый, кто меня знает, говорит, что нигде больше не пробовал такого.
– Морковный? Это мой любимый.
– Это ничуть меня не удивляет, – сказала Шарлин. – Харриет собиралась провести день в больнице со своей свекровью. Заходите сегодня после ужина. К тому времени она должна вернуться.
– Посмотрим, – ответил Джейк. – Но спасибо вам.
Она кивнула.
– С другой стороны, она может сразу удрать обратно в Нью-Йорк. – Она покачала головой и закрыла альбом с вырезками. – С этой девчонкой никогда ничего точно не знаешь.
Глава 24
Современная медицина
В Дулитле было здание суда, поэтому Харриет не могла понять, почему же жители города не построили новую окружную больницу. Она следовала указаниям, которые получила от отца, прежде чем он уехал на лесной склад, и проехала тридцать минут, не превышая скорости, не проезжая под знак «стоп» и не заехав на тротуар, когда парковала «хаммер».
Харриет почти никогда не бывала в больницах. Зак родился в старой клинике в Дулитле, которую теперь заменило здание из сияющего стекла и стали, в которое она теперь входила. Она никогда не ломала кости и ничем серьезным не болела, так же, как и ее сын.
Донни, до гибели в автомобильной катастрофе, также избегал медицинских учреждений.
Какая ирония судьбы, подумала Харриет. Она спросила пожилую женщину в коралловом халате и с веселой улыбкой, как пройти в зал ожидания хирургического отделения.
– Да, дорогая, – ответила женщина. – К кому вы пришли? – Она окинула ее взглядом поверх очков.
– К Оливии Смит.
– О, дорогая Оливия! – воскликнула женщина. – Мы с ней много лет состоим в одном клубе садоводов. Даже десятилетий. Садоводство так плохо отражается на коленях. Мне несколько лет назад заменили правое. Ничего особенного, дорогая, так что не нужно беспокоиться. – Она прищелкивала языком, набирая кнопки на компьютере. – Если у вас не слабое сердце, конечно. Так, посмотрим. Сейчас она в хирургии. Вы можете подождать на третьем этаже. Не курить и не пользоваться сотовым телефоном, если только вы не выйдете наружу. – Она погрозила Харриет пальцем.
Харриет кивнула. Что означают эти слова – «слабое сердце»? И как кому-то может повезти и он вытащит удачный жребий и получит сильное? Она размышляла над этим, идя по коридору к лифтам. Харриет хотела позвонить по мобильному, чтобы найти Зака, который приехал в больницу вместе с Оливией и ее сестрой, но решила подчиниться запрету. Он, наверное, в зале ожидания хирургии или в кафе, вход в которое она заметила за лифтом.
Она нажала кнопку «3». Наверное, у нее сильное сердце. Иначе как смогла бы она выдержать тот внешне рациональный разговор с Джейком Портером прошлой ночью? А сегодня утром, лежа в кровати своего детства, медленно просыпаясь и слушая звуки пробуждающегося дома, как смогла бы она пережить тот поток эмоций и воспоминаний, который угрожал затопить ее?!
…В утро после выпускного бала, в утро после того, как они двое были близки, как только могут быть близки мальчик и девочка, в утро после ночи, когда они превратились из мальчика и девочки в мужчину и женщину. Харриет лежала, прижимая к животу подушку.
Вся ее жизнь лежала перед ней, солнечный свет заливал каждый день календаря, все хорошее казалось достижимым. Она пошла в школу, напевая, улыбаясь. Глупость, конечно, что школа требовала, чтобы выпускники появились после выпускного, но это было одно из правил, которое все должны были выполнять. Невозможно было получить табель успеваемости, если не появишься в школе.
Харриет пошла, но не для того, чтобы забрать оценки, а чтобы увидеть. Джейка Портера. Коснуться его руки, увидеть его улыбку, насладиться тем, как его глаза теплеют, когда смотрят в ее глаза.
В школе его не было. Никто не знал, где он.
Но ее одноклассники знали о нем больше, чем она. Когда она начала спрашивать о нем, они перешептывались, а потом стали открыто смеяться над ней; Как раз перед полуднем, когда их должны были распустить, кто-то отвел ее в сторонку и объяснил шутку.
Харриет отказывалась поверить в это. С дрожащим подбородком она опровергала сплетни. Тот Джейк Портер, которого она знала, никогда бы не повел ее на танцы на спор, не попытался бы переспать с ней на спор. Нет, нет, нет! Она мысленно кричала это, а ее тело вспоминало ощущение его прикосновений, волшебство того, как он целовал ее и крепко обнимал.
Ее одноклассники, должно быть, ошибались.
Многих из них она знала всю свою жизнь. И мало с кем общалась или дружила.
Только Донни всегда поддерживал ее. Она пошла к нему, и, когда он подтвердил сплетни, она повесила голову.
Она не плакала.
Она просто прошла пешком всю дорогу домой от Смит-Плейса. Ей было все равно, что в кроссовку попал камушек. Ей было все равно, что этот камушек натирал ей ногу. Она даже не поморщилась, когда наконец сняла обувь и обнаружила кровавую мозоль.
Ничто больше не имело значения.
И все же она знала, что все они могут ошибаться. Только если бы Джейк Портер подтвердил свою вину, она бы поверила, что он действовал на спор.
Но она больше никогда его не видела.
До вчерашнего вечера.
Двери лифта открылись, и закрылись, и открылись, и закрылись, и открылись, и закрылись.
– Эй, мам. – Зак вошел в серебристые двери и встал перед ней. Он помахал рукой перед ее лицом. – Йе-ху-у, это я, твой сын, помнишь?
Харриет смотрела на него во все глаза, впитывая облик своего сына, его широкие плечи, его темные глаза, копну его темных волос. Зак был живой, дышащей копией Джейка.
– Зак, – сказала она. – Прости, я задумалась.