Читать интересную книгу Фреска - Магда Сабо

Корреспонденция валялась нераспечатанной на столе в комнате капеллана. На одном из конвертов он увидел продолговатую епископскую печать и круглый штемпель с пометкой «незамедлительно». Такое письмо действительно полагалось бы вскрыть без промедления, но он не станет его читать, ему это совсем неинтересно. Вот и еще два деловых письма, остальные – с выражениями соболезнования. Потерпит до завтра. Старик вне себя от злости, что почту приносят не ему, а Ласло Куну, и он, Ласло Кун, сортирует письма. Лично ему нет от этого никакой радости, давно надоело и читать письма, и отвечать на них; он пользуется малейшим поводом, чтобы переложить обязанность на капеллана. Но Папе пора свыкнуться с мыслью, что именно он, Ласло Кун, – глава семьи, и священник в Тарбе – тоже он.

Надо бы поговорить с Янкой. Отсюда ему хорошо было видно скамью, густые белокурые волосы Янки и глаза, опущенные к вязанию. Аннушка терпеть не могла рукодельничать, и заставить ее усидеть на месте могла только книга или рисование. Если в ближайший час она не появится в доме, то он, Ласло Кун, пойдет на вокзал. Какой адской мукой было на кладбище стоять близ нее и пожимать руки бесчисленной веренице чуждых ему людей. «Примите мои соболезнования». – «Благодарю». – «Примите, мои соболезнования». – «Благодарю». Страшно представить, что было бы, повернись он спиной к Керекешу! А ведь Аннушка удалилась с кладбища именно в тот момент, когда Керекеш ухватил его за руку и пустился в какие-то путаные объяснения о болезни Мамочки. Он, Ласло Кун, видел, как Аннушка сходит с земляного холмика и направляется к выходу; кроме него, никто из домашних не заметил ее ухода, потому что каждому в эти минуты приходилось выслушивать сочувственные слова; Папа был на седьмом небе от счастья, что на сей раз ему удалось оказаться в центре внимания, и потому не замечал никого и ничего, Приемыш шушукался с какими-то незнакомыми женщинами, а Янку заключила в свои объятия Майорош из местного отделения Демократической федерации женщин. Непонятно, чего это она к ним повадилась, три раза побывала у них дома, Папе всякий раз дурно делается от злости, едва он завидит ее. Надо бы поговорить с Янкой.

Янка почувствовала на себе его взгляд, она опустила вязание на колени. В молодости, в бытность свою капелланом, он ходил в Институт для слепых, вел там кружок для верующих девиц. У слепых были такие же невыразительные, настороженно вслушивающиеся и беспомощные лица, как сейчас у Янки. Много ли ей удалось понять из происходящего и о чем она думает сию минуту? Ему никогда не узнать этого, ведь Янка не. привыкла с ним делиться.

«Тысячу двести форинтов в месяц», – думала Янка, – такую сумму назвала в прошлый раз Майорош. А взамен только и требуется, что рукодельничать, завалить всю страну тарбайскими вышивками. Кустарная артель. Ей в жизни не приходилось держать в руках такую сумму. Ласло ежедневно выдает ей деньги на хозяйственные расходы. На тысячу двести форинтов можно прожить. Если Ласло оросит их, она смогла бы прокормить Жужанну.

«Вот беда-то! – думала Сусу, обводя надпись на земле широкой рамкой. – Господи, что же теперь делать?»

Аннушка, о которой ей столько раз тайком рассказывала Мамуся, Аннушка, загадочная, как волшебница из «Тысячи и одной ночи», так что у Жужанны угли начинали гореть, стоило только вспомнить какую-нибудь историю о ней – теперь эта Аннушка обернулась чудовищем и внушала ужас.

Папа на кладбище глаз не сводил с Аннушки. У могилы он готов был припуститься за ней следом, но дядя доктор держал его за руку и похлопывал по плечу, только поэтому Папе и не удалось убежать. Мамуся думает о чем-то своем, она сидит рядом с нею на скамейке, вяжет и совсем не разговаривает с ней, Сусу; Мамуся вообще не проронила ни слова с тех самых пор, как что-то сказала Дедушке при выходе из машины, у кладбищенских ворот. Даже когда тетя Кати спросила, чистить ли морковь, Мамуся ей только молча кивнула и у могилы всем этим чужим людям пожимала руку, но не сказала ни слова в ответ. Папа тоже молчит, сидит у себя за письменным столом, через окно не разглядишь, читает он или еще чем занят, но время от времени поднимает голову и смотрит во двор. Наверное, они должны сказать друг другу ужасные вещи, но не решаются начать разговор. К кому же ей обратиться за помощью? Прабабушку она совсем не знает. Дядя Арпад ворует. Дедушка обычно не снисходит до разговоров с ней, да с Дедушкой и не очень-то считаются в доме, дедушку «содержат», – так сказала тетя Кати. Сусу убежала в дальний конец двора, к сараю, который пустовал теперь, прижалась к дощатой стене и закрыла глаза. «На тебя, Господи, уповаю»… – тоненько затянула она псалом. Она хотела пропеть тихонько, чтобы слышала только стенка сарая, но не рассчитала, получилось громче, и голосок ее звонко разнесся по всему двору.

– Жужанна! – прикрикнул на нее отец, и девочка испуганно смолкла. – Это не развлекательное пение! – Тон у Ласло Куна был раздраженный.

«Родная! – с острой жалостью подумала Янка. – Кровиночка моя!»

У ворот звякнул колокольчик, и всем сразу пришла одна и та же мысль: они так и не обсудили между собой, как им вести себя, если Аннушка все-таки нагрянет. Янка сложила вязание, поспешно встала и заторопилась к воротам, Ласло Кун еще ниже склонился над грудой нераспечатанных писем. Священника не было видно, но занавеска на окне канцелярии колыхнулась: старик явно подсматривал из комнаты. «Вот и опять они всю ответственность свалили на меня», – с горечью подумала Янка. Как она ни поступи, все будет им не по нраву. Встреть она Аннушку у калитки, ее выбранят, не проведи ее в дом, – все равно обругают. Что же ей делать? Дечи выглянула из спальни; сейчас она не казалась бледной, как там, на кладбище, напротив, все лицо ее, лоб и даже шея стали багровыми. Рози высунулась из кухонного окна. И только Жужанна, которая стояла напротив ворот, прислонившись к дощатой стене сарая, снова опустилась на корточки и принялась чертить что-то на влажном песке. У ворот стоял почтальон.

Принесли две запоздалые телеграммы, обе на имя священника. Янка с грехом пополам смогла расписаться в рассыльной книге, до того у нее дрожали руки. Почтальон/ давний знакомый семьи, который вот уже лет пятнадцатьносил им почту, в почтительных словах выразил свое соболезнование и, повернувшись было уходить, окинул взглядом двор. Дом словно вымер, только на нижней ступеньке лестницы, неподвижно уставившись на него, торчала какая-то старуха, которую он отродясь здесь не видывал.

Дечи не захотелось больше отлеживаться в спальне. В былые времена, случалось, Оскар задерживался допоздна, если отвозил в Пешт картину; поезд, которым он возвращался домой, прибывал около полуночи. Но она никогда не ложилась прежде, чем не встретит мужа; летом она поджидала его в саду, зимой – у окна. В саду у них стояла скамья, оттуда она еще издали высматривала на дороге знакомую фигуру и бросалась навстречу. Оскар смеялся и разрешал ей обследовать все его карманы в поисках подарка, он всегда привозил ей из Пешта духи и какое-нибудь лакомство, а остальные деньги, вырученные за картину, высыпал ей на колени. «Будь поэкономнее!» – строго говорил Оскар, и оба не могли удержаться от смеха, потому что Оскару так же, как и ей, было известно, что она не в состоянии экономно относиться к деньгам, в два счета растранжирит все и начнет требовать снова. Оскар иной раз хохотал над ней до слез. «На тебя сам господь бог денег не напасется!» – говорил он в таких случаях и, подхватив ее, пускался в пляс по комнате и радовался, что на ужин опять его ждут неизбежные гренки на сале, потому что в доме снова хоть шаром покати и снова ему пора отправляться в Пешт пристраивать очередную картину. Посмотрел бы Оскар на нее теперь, когда она довольствуется пенсией да скудным вспомоществованием от зятя. Сто девятнадцать форинтов пенсия, и две сотни присылает священник. В отдельный конверт она сразу прячет двадцать форинтов – плату за электричество, а оставшиеся деньги раскладывает на четыре кучки и рассовывает по разным коробочкам. На четвертой неделе пустеет последняя из коробочек, как раз к тому дню, как приходит срок очередной пенсии. Вот уже много лет как у нее не остается гроша за душою, чтобы купить духов! Грим она вынуждена покупать, иначе будешь похожа на привидение, ну а духи… какие уж там духи! Сейчас она опять полна ожидания, как в прежние годы, она не спускает глаз с ворот; когда звякнул колокольчик, Дечи подумала, что пришла Аннушка.

Священник распахнул окно в канцелярии. Вышел в сад, мимоходом бросил беглый взгляд на окно калелланской: зять по-прежнему был погружен в созерцание нераспечатанных писем. Велел Янке, чтобы Аннушку, если та придет, перво-наперво отправили к нему. Янка вздохнула с облегчением: наконец-то ей дали хоть какое-то определенное указание. Папа предупредил ее также, чтобы не вздумала чем угощать Аннушку, но зато для Бабушки велел собрать. съестного в дорогу, потому что поужинать с ними она уже не успеет. Как только Янка скрылась за дверью кухни, священник опустился на скамью рядом с тещей.