Смотрю в пустой стол перед диваном. Яна на него положила конфеты и сухую еду. Я даже не могу снабдить ее нормальным обедом.
Я… продумаю в следующий раз. Нужно сфокусироваться на завершении плана. Доделаю, дожму и все будет, как должно быть.
Яне реально говорящий собеседник не нужен, она сама на свои вопросы, заданные мне, отвечает. У нее подвижные руки и кисти, и податливое тело — притягиваю за бедрышко поближе к себе, она даже на секунду не умолкает, а я просто воздухом свободным подышать хочу, где-то в изгибе ее шеи.
Сейчас начнем. Ее возбуждение даже не спало с утра. Конечно же. Вряд ли природой все было устроено так, чтобы на работу приходить и нести службу с утра до вечера. Возможно, для… наслаждения жизнью устроено. Для переживания своей живучести.
Слегка поласкаю Яну перед началом марафона. Чуть.
Поворачиваю ее лицо к себе, когда глажу щеки и локоны, что на них спадают.
Она утихает и смотрит в глаза.
— Ты не хочешь, чтобы я ехала на конференцию? — медленно спрашивает она.
Выражаю протест движением головы. Что-то и слово выдавить не могу.
Здесь темно, как в склепе, и я выключил несколько ламп, но золото в ее зеленых раскосых глазах иногда прорезается всполохом, будто подпитывается жаром лучей нутри.
— Вкусная конфета, — бормотанием блуждаю по ее увлажняющейся коже, уже распробовав ее теплый, мягкий рот.
— У меня есть еще конфеты, — тараторит Яна.
— Да неужели?
Избавляю ее тело от одежды, она сама стягивает кофту. Прокусываю ткань, Яна хихикает. Она думает, я играючи клыки выпускаю. Не поднимаю на нее взгляда.
Беру ее нахрапом глубоко и жестко. Белое тело дугой удерживаю на диване. Яна вытягивает руки, чтобы хвататься за подушки. Ну, держись, кошечка.
Она толкается в ответ, неумело и медленно. А разлетается очень скоро, и ее стоны, как острые осколки, градом вонзаются прямо в душу.
Когда усаживаю ее себе на колени, она вяло обнимает за шею. Уверенно ласкаю и дергаю ее клитор, она разлетается, поддеваю ее пальцами нутри, она разлетается. Вязкий сахар струится у нее в межножье, и я хочу зарыться туда лицом, но удерживаюсь, хваткой-поцелуем за ее пухлую щеку.
— Смотри, ты, видимо, так любишь.
Яна лепечет что-то невнятное.
— Сейчас я покажу тебе, как я люблю.
— Да? — резковато приподнимает Омега голову.
— Да, — тяну звуки ей прямо в выемку между ключицами.
И приподнимаю Яну за подмышки и переношу к письменному столу.
Когда ставлю на колени, она даже оглядывается. Возможно, вспоминает, где конкретно находится. Ее взгляд натыкается на поверхность уступа скалы. Мое тело будоражит волна дрожи.
Яна старается брать глубже и лизать сильнее. И вообще все одновременно делать. Мне настолько нравится гладить ее растрепанные волосы, что впадаю в состояние оцепенелого умиротворения, словно сердечный ритм перестроился под движения моих пальцев.
Пингом звякает комм на столе, сбрасываю звонок и отключаю систему.
И просыпаюсь.
Я здесь кое-что конкретное делаю. И это не сопли на кулак наматывать.
Укладываю ее на столе, чтобы взять снова и дать ей пропотеться на несколько жизней вперед.
Яна слегка мечется. Невольно губами успокаиваю ее всхлипы и мычания.
— Альфа знает, что делает, и Альфа сделает все, как надо, — убеждаю, громко и четко.
— Да, Альфа? — ее глаза наконец фокусируются на моем лице.
— Да, кися. Все будет, как должно быть. Вот так.
Стол даже пошатывается, а она впивается ногтями в мои руки.
Проклятье, в моей голове бунтующие эмоции превращаются в мысль, у которой тут же отрастает сотни голов и они везде просовываются.
Я же делал подобное. Я уже пытался. Когда заставлял ее Альфа-приказом. Все это было, я пытался. И я снова… Но это нужно сделать. Все должно быть правильно.
Я не нуждаюсь в ее повиновении.
Вовсе не требую подчинения.
Мне нужен контроль.
Контроль над всей ситуацией.
Ситуация, которая «мы». Ситуация, в которой моя Омега так неопытна и наивна, и так своенравна, она же не понимает, что происходит… и невозможно обьяснить то, что приходит с опытом прожитых столетий.
Ей просто нужно отдать контроль мне.
Но я же начинал подобное. Уже намеревался загнать ее в тиски.
Сцепляю зубы, ее руки на себя дергаю, и двигаться чаще начинаю. Яна мотает чуть головой, локоны взмокли. Ее терпкий запах будто дымкой заполняет комнату. Ловлю вздохи клыками.
— Омеге нравится? — мой тон кажется холодным.
— Да, Альфа, — неуверенно кивает она не сразу.
— Это самое главное, Яна. Тебе же нравится.
— Да, Альфа, — шепчет она, заставляя себя удерживать на мне взгляд и заметно каких усилий ей это стоит.
— Я рад. Я рад.
Стол шатается, она терзает губы зубами и хныкает, и пальцами я нащупываю метку на ее запястье.
Узел неконтролируемо вскакивает, вызывая у нас обоюдных шквал выдохов, и я делаю ей ребенка. Вот прямо так.
Я не планировал. Млидонье, ни на секунду. Чуть позже, куда нам сейчас? Точно не сегодня.
Легкие работают наизнос, когда Яна захлебывается мелкой дрожью удовольствия. Ее белое тело будто вытягивается в длину, принимая и принимая вспрыскивания узла.
Не помню, как доношу ее обратно на мягкие подушки.
Распрямляю влажные волосы, видимо, так долго, что Яна отодвигает мои руки.
Ее глаза затянуты поволокой, и горло работает с перебоями, но она опредленно соображает получше.