на виселицах, установленных в ряд вдоль городской стены; прочих сажали в мешки и бросали в море. Патриарха Каллиника, короновавшего обоих узурпаторов, ослепили и выслали в Рим. Что до Юстиниана II, то он желал всего двух вещей: кровопролития и возвращения своей жены. После двухлетнего отсутствия Феодора благополучно прибыла в Константинополь с маленьким сыном Тиберием, чтобы стать первой иностранкой, взошедшей на византийский престол. Разумеется, были те, кто качал головой, когда император возложил диадемы на головы своей жены и сына в храме Святой Софии. Ведь эта женщина была не просто иностранкой – она была варваркой. Такой мезальянс, перешептывались они, был бы немыслимым в прежние времена. Впрочем, и императоров с отрезанным носом прежде не бывало. Такие старомодные предрассудки были неприемлемы в Константинополе, вновь оказавшемся во власти Юстиниана. И теперь, когда Юстиниан II доказал, что императорам нос не нужен, об отвратительной практике отрезания носа больше почти не слышали.
Тем временем соседи Юстиниана поняли, что проведенные им массовые чистки уничтожили лучших военачальников, и в полной мере воспользовались этим обстоятельством. В 708 году византийцы потерпели поражение от племен варваров недалеко от устья Дуная, а в 709 году случилась еще более серьезная потеря: они уступили арабам важную крепость Тиана в Каппадокии. В тот же год состоялась карательная экспедиция Юстиниана в Равенну. Мотивы императора остаются для нас тайной; лишь известно, что он отправил туда флот под командованием некоего патрикия[33] по имени Феодор, приказав ему пригласить всех сановников Равенны на пир в его честь. Ничего не подозревая, те явились в назначенный день; там их схватили, связали, погрузили на корабль и повезли в Константинополь, а люди Феодора тем временем грабили город. По прибытии всех привели к Юстиниану, который без колебаний приговорил их к смерти. Одному лишь архиепископу смертный приговор заменили ослеплением, после чего сослали его в Понт, откуда ему позволили вернуться только после смерти Юстиниана II.
В Равенне действия императора спровоцировали открытое восстание; в Риме же, напротив, не последовало никакой реакции. Любой достойный своей тиары папа стал бы протестовать против такого обращения со своей паствой и с рукоположенным прелатом; однако папа Константин I не произнес ни слова против. Император и папа в кои-то веки надеялись разрешить существующие противоречия. Принятые синодом Юстиниана 102 канона все еще не получили одобрения папы, и в 711 году папа Константин, сириец по происхождению, сам прибыл в столицу, чтобы раз и навсегда уладить все вопросы. У седьмого мильного камня его встретила впечатляющая делегация, которую возглавляли патриарх и Тиберий – соправитель и сын императора, которому исполнилось шесть лет. Папа официально въехал в город через Золотые ворота, а затем отправился во дворец Плацидии. Император, как ни странно, отсутствовал – он был в Никее; они с папой встретились на полпути, в Никомедии, где Юстиниан пал ниц и поцеловал папе ступню; после этого они вместе вернулись в Константинополь, где приступили к обсуждениям. Обе стороны пошли на уступки, и в конце концов папа одобрил около половины канонов, а император отказался от остальных. В октябре папская миссия благополучно вернулась в Рим.
В начале 711 года Юстиниан II нанес новый удар, на этот раз по месту своей ссылки – Херсону. Если им двигала только ненависть, то он явно не спешил; но его зять-каган недавно двинулся на Херсон, а затем назначил хазарского тудуна (наместника), так что, возможно, именно это формальное нарушение границы империи заставило императора действовать таким образом. Какими бы ни были его мотивы, своей цели он вполне добился. Семерых горожан, занимавших важные посты, зажарили живьем, несметное число других жителей утопили, привязав груз к ногам, а еще тридцать, включая тудуна, заковали в цепи и отправили в Константинополь. Однако, когда сам император, не принимавший в этой операции участия, явился, чтобы призвать свою армию домой, случилась катастрофа: неожиданно разразился один из знаменитых черноморских штормов и потопил весь его флот.
Говорят, что при известии об этом несчастье Юстиниан II разразился приступом смеха; трудно не прийти к выводу, что он стал жертвой семейного безумия. Его планам отправить в Херсон вторую экспедицию помешало лишь известие о том, что хазарская армия уже прибыла в город, чтобы защитить его от нападения византийцев, и что гарнизон в полном составе перешел на сторону врага. Безумен он был или нет, но Юстиниан II повел себя единственно возможным способом: освободил тудуна и отправил его назад в сопровождении 300 солдат, чтобы он занял свою прежнюю должность; с ними отправился и главный логофет Георгий Сирийский, которому поручили передать кагану извинения императора за все произошедшее.
Однако жители Херсона не были настроены мириться. Логофет и его свита по прибытии были преданы смерти, а тудуна с эскортом из 300 солдат отправили к кагану. К несчастью, по дороге он умер, и хазары, решившие, что эскорт может понадобиться ему по пути в мир иной, убили всех солдат. Херсон и другие крымские города официально объявили, что они больше не признают Юстиниана II императором. Вместо него они решили подчиняться давно находящемуся в ссылке византийскому полководцу по имени Вардан, который взял себе прекрасное римское имя Филиппик и немедленно провозгласил себя василевсом.
Вызванный этими событиями гнев Юстиниана II был страшен. Он тут же подготовил еще одно войско под командованием патрикия Мавра и приказал ему сровнять Херсон с землей; однако Мавр уничтожил лишь две защитные башни города, после чего к Херсону подошла хазарская армия, и он был вынужден с ними договариваться. Однако он знал, что после этого не сможет вернуться и сообщить Юстиниану о своем поражении; поэтому, когда его привели к Филиппику, он упал перед ним на колени. Выбор был сделан, и византийский флот с остатками армии вернулся в Константинополь во главе с новым императором.
Юстиниан II тем временем ехал в Армению, но так до нее и не добрался. «Рыча как лев», он повернул назад и со всей возможной скоростью бросился в столицу, но опоздал. Филиппик пришел первым и принял его с распростертыми объятиями. Юстиниана встретили у двенадцатого мильного камня и казнили на месте, а его голову послали новому императору в качестве трофея. Когда новость о его смерти дошла до столицы, его мать, императрица Анастасия, поспешила вместе со своим маленьким внуком Тиберием во Влахернскую церковь Богородицы. Однако за ними последовали два агента Филиппика, которые потребовали, чтобы мальчика передали им. Напрасно старая императрица умоляла их: один из них подошел к напуганному ребенку, который стоял, держась одной рукой за алтарь, а в другой сжимая кусочек Креста Господня. Вырвав фрагмент Креста из руки Тиберия, он благоговейно положил его на алтарь и лишь потом выволок маленького пленника на ступени церкви, где, как рассказывает нам