Почему ты согласился?
— На что?
— Привезти меня сюда.
Надувает щеки и пожимает плечами, будто мальчишка.
— Захотелось.
— Но я же…
Снова улыбается, немного склонившись.
— Что, Нин?
Позади меня щелкает дверной замок. Я могу не вслушиваться, чувствуя, как приоткрылась дверь и вышла Алика, специально громко шаркая ногами по паркету.
— Ой, фу, только не при мне целуйтесь! — Сфальшивила, взвизгнув и сбежав к дивану, как только Дамир посмотрел на нее.
Тот закрывает глаза, сжимает губы и загибает пальцы, будто считая до пяти. Выдыхает, осматривается, снова щелкает меня по носу и спокойненько выдает:
— Девушки, развлекайтесь.
А следом уходит, собираясь нас здесь оставить.
Нормально вообще?
Алика же выжидает, когда за братом закроется дверь ванной, крадучись пробирается на кухню, постоянно на меня озираясь, замирает, вслушиваясь, и только что-то расслышав, говорит мне:
— Если ты сдашь ему, что мы с тобой выпили полбутылки его вина, ты завтра проснешься счастливой, но точно побритой налысо. Усекла?
Я пытаюсь не рассмеяться, искренне возмущаясь.
— С чего ты взяла, что я пью?
Та морщит носик, наклоняется к шкафчикам, проговорив:
— Можешь не пить, но салат ты мне все равно сделаешь.
— Я отвратительно готовлю…
— Ой, что там готовить, скажешь тоже! — На этом достает бутылку, довольно улыбнувшись.
Я не разбираюсь в вине. Мой удел — строить дурочку от простеньких коктейлей. Так что я не понимаю и не хочу понимать, чему так рада Алика, уже доставая все ингредиенты на греческий.
Но все равно иду к ней и помогаю помыть овощи, не зная, чем еще себя занять. Та вдруг отрывается от поиска бокалов, замерев.
— Вообще ты мне не нравишься.
Не остаюсь в долгу.
— Ты мне тоже.
— Меня драконит, что ты знаешь эту выдру…
— Мы не подруги… — Как легко я отказываюсь от человека, да?
— Плевать, — тянет, наконец найдя нужные стекляшки, — все равно это бесит, так что не пытайся быть хорошенькой, я не поверю.
— Я и не пытаюсь.
Кивает, опять заглянув в огромный двустворчатый холодильник.
— Но вообще, — вдруг кивает на барный стул, — сядь уже, что ты зависла?
Сажусь, смотря, как она оперативно находит салатницу, нож и разделочную доску, начиная все нарезать, будто тысячу раз этим здесь занималась. Потом вздрагивает, будто опомнившись, подкатывает ко мне банку итальянских маслин, позволяя открыть, и снова погружается в готовку.
— Так вот, ты меня бесишь, но если у вас с ним все серьезно, — Кивает в сторону ванной, — то я не против.
Я сдвигаю к ней открытую банку, пытаясь не думать о сказанном. Мне стоит сказать, что я здесь ненадолго? На один раз? Что все это не всерьез?
— Я…
Не дает договорить, выставив вдруг указательный.
— Но если ты его бросишь, поверь мне, я тебя точно найду в твоем мухосранске и прибью!
Отлично, я дожила и считаю это забавным. Алика дорезает огурец, берется за еще один.
— Он вообще хороший… — будто ищет плюсы. — Из друзей у него только Таймурад оленище, к которому лучше не подходи.
Не знаю, зачем спрашиваю:
— А Стас?
Та снова морщится и тихо говорит:
— Этому тоже лучше не доверяй.
— Плохой?
Поднимает взгляд на меня.
— Нет, наоборот… слишком хороший бэмби.
Снова возвращается к овощам, не собираясь расшифровывать что-либо. И я хотела бы и дальше молчать, но видимо не сегодня…
— Он… Бабник?
Алика давится помидоркой, уточняя:
— Дамир?
Киваю, смущаясь.
— Ну, года два назад он расстался с одной, иногда спит с кем-нибудь, но вроде все было на один раз.
Я делаю вид, что мне интересен состав моцареллы:
— А со мной всерьез?
Алика замирает, рассматривая мое занятие.
— Вам виднее, Нин.
Киваю, оставляя пачку в покое.
— Почему они расстались?
Та снова берется за нож, и я сильнее всего боюсь услышать еще что-то мерзкое.
— С кем?
— Ну, с той… два года назад.
Девушка улыбается, проговорив:
— Она чокнулась и решила посвятить свою жизнь волонтерству.
Шутит так? Не смеется, просто смотрит в ответ.
— В смысле? Ты серьезно?
Кивает.
— Любовь закончилась, Мир перестал её интересовать…
Бред какой.
— И как он это… пережил?
Фыркает, громко стукнув острием ножа по доске.
— А что он должен был сделать? Полететь за ней на край света и уговаривать прожить жизнь вместе?
Отвечает сама.
— Нет, просто она решила свалить в свою Иорданию, они тихо расстались, и всё.
— Без ссор?
Так бывает, если любишь?
— Ага.
И я не понимаю… если он "однолюб", почему тогда отпустил? Перестал чувствовать что-то? Или решил, что так правильнее? Понял, что его не любят? Тогда ему может быть до сих пор больно? Если два года ни с кем не встречался так, тогда я зачем? Это же никак не связано.. да? Голова сейчас лопнет.
Алика вдруг дергается, хватает вино и прячет под стол, шепнув мне едва слышно:
— Не сдавай меня!
Я хочу пошутить про волосы и бритву, но тут же щелкает уже знакомый замок и у входа замирает Дамир.
Просто стоит и смотрит, заправляя полотенце на бедрах, пока я проваливаюсь под землю и пытаюсь не разглядывать кубики. Нервно закрываю щеки ладонями, не обращая внимания на притворный смех его сестры.
— Что ты там встал? Спать вали, Мир!
Морщится, посмотрев на нее.
— Что задумали, Нин?
Зачем у меня спрашивать? Проверяет? Черт!
Тот сцепляет руки на груди, ожидая ответ и будто не замечая, как Алика щипает меня за плечо.
— Салат готовим, сам же видишь. — Хватает духу выдавить.
Дамир приподнимает бровь и уточняет:
— Это все?
Киваю… он хмыкает и спокойно уходит, будто поверил. Я успокаиваю сердце, шепнув:
— Он же мог проверить, Аль!
Та ставит бутылку обратно и тихо смеется:
— Вот тут он верит, что мы взрослые девочки и сами себя контролируем.
— Тогда зачем это всё сейчас?
— Просто… это типа традиции. — Вырисовывает что-то неясное в воздухе. — С моих семнадцати.
Пытаюсь отогнать мысль, что на моем месте точно была другая… намного более важная.
— И Вы каждый раз вот так? Он делает вид, что верит и не проверяет тебя?
— Да. Когда мне плохо, я здесь. Потом под утро выносит мозг нравоучениями и разговорами, но вот за такое