Читать интересную книгу Тафгай 2 (СИ) - Порошин Влад

— Расшибу сука! — Ответил мне коротко Васильев, погрозив кулаком.

— Смех смехом, а ничья-то может и ускользнуть, — сказал я «Малышу», с которым решил побеседовать попозже, и, подскочив с лавки, гаркнул. — Сергеич! Покажи класс!

— Виктор Сергеич держите! — Крикнул вратарю Коноваленко, вставший рядом и Боря Александров.

Тридцать секунд в нашей зоне творился настоящий ад, за время которого Виктор Коноваленко показал, что он вратарь экстра-класса, элита. Потащил четыре броска в упор, прежде чем Фёдорову удалось выбросить шайбу из зоны.

— Ух! — рухнул я обратно на скамейку, когда прозвучала финальная сирена и наша команда вывалилась на лёд поздравить вратаря с выстраданной ничьей. — Любой хоккеист за игру теряет два килограмма живого веса, и только я три. Знаешь почему? — Глянул я на дерзкого «Малыша». — Потому что дополнительно теряю килограмм нервных клеток. В гостинице поговорим.

Глава 20

Вечером в номере гостиницы «Юность», в который мы заселились ещё днём с Борей Александровым, разговор о неправильном поведении юниора на игре не состоялся. Я хотел, конечно, юному гению прорыва, как выразился после битвы с «Динамо» Всеволод Боров, открутить одно ухо, и для этого ждал подходящего момента и настроения. Но вовремя в номер постучал Коноваленко.

— Иван, — сказал разодетый по последней московской моде Виктор Сергеевич, — одевайся, помощь твоя нужна. Съездим сейчас на полчасика, поговорим в одно место.

— Если разговор на полчасика в одном месте, то чего ты так вырядился? Пиджачок импортный, брючки маде ин ненаши, — я встал с кровати, где отлёживался после ужина, и расправил плечи. — На такие разговоры нужно напяливать что похуже.

— И я с вами, — подскочил Александров.

— Не, не, не, — покачал я головой. — Детям пора спать, завтра выходной, готовься, сходим с тобой в зоопарк, в детский мир, куплю тебе железную дорогу. Будешь запускать по ней поезд и нервы успокаивать.

«И к мавзолею Ленина на Красную площадь», — добавил голос в голове.

— И в ЦУМ, мне костюм новый нужен, — закапризничал «Малыш».

— Хоть в ГУМ, — согласился я. — Так чего напяливать? — Спросил я уже у вратаря Коноваленко.

Виктор Сергеевич вошёл в наш скромненький двухместный номер, открыл шкаф и с лицом полного омерзения посмотрел на то, что висело на вешалках внутри.

— Сергеич, не у себя дома, костюм мой не нравится? — Хмыкнул я. — Тогда внизу в паркете носки не стиранные, нюхни, бодрит.

— ГШФ, — недовольно пророкотал Коноваленко, вынув из шкафа единственный мой костюм. — Горьковская швейная фабрика № 4. Надевай, пока сойдет и так.

— Вещизм, зацикленность на материальной стороне бытия — не лучшая черта советского хоккеиста, — Сказал я, скидывая с себя синий спортивный костюм, чтобы облачиться в неказистое изделие отечественной лёгкой промышленности, которое лично меня нисколько не смущало.

* * *

Смутные догадки того, куда мы едем с вратарём, стали возникать тогда, когда московское такси стало притормаживать на Кремлёвской набережной около самой крупной гостиницы в Мире. По крайней мере, в 1970 году именно «Россия» была занесена в Книгу рекордов Гиннеса, а не какой-то иной отель.

— Колись Сергеич, куда ведёшь? — Я легонько толкнул компаньона-заговорщика в плечо. — Если по девочкам, то кто обещал помнить клятву верности жене?

— Ну, ты Тафагай и балаболка! — Обиделся Коноваленко, когда мы вылезли из такси и двинули на крыльцо гостиницы. — По девочкам, б…ь. Познакомить тебя кое с кем хочу. Потерпеть минуту не можешь.

В вестибюле на первом этаже, где мы сдали верхнюю одежду сразу, что мне не понравилось, было непривычно накурено. Смолили здесь, не стесняясь общественного порицания, все, и мужики в хороших костюмах, и женщины в хороших платьях, юбках, блузках и жакетах. А судя по доносящимся звукам музыки живого музыкального оркестра со второго этажа, ресторан «Россия» находился именно там.

— Напоминаю товарищи, ресторан работает до 23-ёх часов, — сказал строгий вахтёр, с неприязнью посмотрев на мой горьковский серый в елочку выходной костюм.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— А если здесь гуляет дипломат из дружественной капиталистической страны, где ночные заведения работают как им и полагается до утра? Что тогда, Дядя? — Спросил я наглого работника гостиницы. — Не боитесь нарваться на дипломатический конфликт и уронить высокую честь советской индустрии развлечений? Или вам на честь страны начхать?

— Не хулиганьте, — уже менее нагло ответил вахтёр.

— Ой, довыёживаешься ты дядя, — я погрозил неприятному мужику пальцем. — Пан Коновалевски показывайте, где вам тут ещё не понравилось! Сегодня работаете до 23-ёх 30-ти, и это не я придумал, а там, — я кивнул в сторону Кремля, который ещё в 14-ом веке воткнул здесь по соседству Иван Калита.

И я с Коноваленко исполненный королевским достоинством, пока вахтёр скрипел извилинами, соображая, а вдруг на самом деле что-то подкрутили с расписание работы ресторана, проследовал по бетонным ступень наверх.

— Довыёживаешься ты, Тафгаев, когда-нибудь, — пробубнил Сергеич, еле сдерживая смех.

Первое, что бросилось в глаза внутри увеселительного заведения — это высокие колоны, которые были покрыты каким-то позолоченным материалом. Толпа народу, дойдя до кондиции, в центре ресторан около невысокой двухступенчатой сцены уже бодро отплясывала. А музыканты в синих концертных костюмах с бабочками лабали задорный мотив шлягера номер один этого 1971 года «Увезу тебя я в тундру», который первым исполнил дуэт Льва Полосина и Бориса Кузнецова:

Увезу тебя я в тундру, и тогда поймешь ты вдруг,

Почему к себе так манит и зовет полярный круг.

Ничего, что здесь метели, не беда, что холода,

Если ты полюбишь север, не разлюбишь никогда…

— Вот знакомься, — Виктор Коноваленко провел меня к столику у стены за лестницей, ведущей на балкон, где тоже сейчас отдыхал народ.

— Знакомы уже, — прокашлялся я, так как на меня смотрело три пары примелькавшихся глаз, Мальцева, Васильева и Харламова. Правда, если быть точнее, две с половиной пары, так как Валерий Васильев левым глазом смотреть не мог из-за хорошего сочного синяка.

— Садись, поговорим, — отодвинул один стул Саша Мальцев.

— Давай Малец ему врежем и разговаривать не надо будет, — предложил зло поглядывающий на меня одноглазый Валерий Васильев.

— Если вы сейчас хотя бы рыпнитесь, — я сжал кулаки, — то я вашими костюмчиками заграничными весь пол здесь оботру. А тебе Васёк второй глаз закрою.

Васильев цокнул языком и отхлебнул из фужера советскую газированную полусладкую шипучку.

— И мне плесни «пшика», — подставил пустой фужер Саша Мальцев.

— Не надо ссориться, мужики, не на льду, — улыбнулся Валерий Харламов. — Присаживайся Тафгай, выпьем шампанского.

Жуткое «Советское шампанское», которое я и в прошлой жизни в будущем терпеть не мог, не полезло в меня и в этом времени. И я, под усмешки хоккеистов, налёг на отварную рыбу, запивая её минералкой, а Коноваленко же медленно потягивал один единственный бокал с советской алкогольной газировкой. Сначала, после символического примирения, мы принялись обсуждать все последние хоккейные новости. Харламов рассказал, что у Тарасова после игры с нами появилось новое упражнение — «бей Тафгая», а Владику Третьяку он сейчас просто продохнуть не даёт. Мальцев тоже пожаловался, что из-за меня, нехорошего, ему главный тренер за концовку игры сильно напихал, а потом побежал звонить председателю КГБ СССР Юрию Андропову, так что мне больше одного сезона в Горьком отыграть не дадут.

— Ты чего батя молчишь? — Васильев приобнял нашего легендарного вратаря. — У тебя можно сказать вторая молодость открылась, — хохотнул он. — Как ты сегодня в конце в одиночку отбился? Давно такого не видел.

— А я сейчас скажу, — пророкотал низким бархатистым голосом Виктор. — Я уже несколько дней всё хожу, всё думаю.

— Чего тут думать, наливай да пей, — заулыбался Саша Мальцев, который в компании был заводилой и неформальным лидером.