Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Влюбилась, понимаешь. Каждый вечер торопится.
Лёня не понимал, что в этом смешного: ну, действительно влюбляются некоторые взрослые и ходят на свидания — так это их дело, и нечего хихикать. И он только спросил:
— Сестра?
— Сестра, — кивнул Кнопка.
Лёня намеревался спросить, кто ещё живет у них в домике, но не успел. Борис Леонтьевич позвал ребят, велел вымыть руки, усадил за стол и выложил на тарелки пышущую жаром гречневую кашу с кусочками мяса.
Потом он сел сам, развертывая газету.
— Видали! — воскликнул он сейчас же. — Американцы-то свой спутник не смогли запустить! Взорвался он у них! Хвастали, хвастали, а мы их обогнали!
— Мы и второй можем, правда? — спросил Олег.
— Раз уж сделали, теперь начнем, — согласился Борис Леонтьевич. — Как говорится, протоптали тропинку.
— А мы ещё как запустили-то: чтобы везде на земле видно было! — сказал Кнопка.
— Верно, — подтвердил Борис Леонтьевич. — Заранее наши ученые рассчитали, как он взлетит и как летать будет!
— Здорово всё-таки, — восхитился Олег, помотав головой.
Борис Леонтьевич опять, жуя, углубился в газету.
— Надюшку ты оставь, — вдруг сдержанно, но строго проговорил он, вскинув на сына глаза. — Брось свои глупости. Последний раз предупреждаю. Слышишь?
Наконец Борис Леонтьевич поднялся из-за стола.
— Сыты, цветы жизни? Коли сыты — поехали за рейками! — И, прикрыв полотенцем посуду на столе, первый перешагнул через высокий порог в сени.
Лёня не заметил, входя в дом, что в сенях, сбоку от двери, ведущей в кухню, сделана ещё одна дверь. Сейчас он вошёл в неё вслед за Борисом Леонтьевичем.
Борис Леонтьевич щёлкнул выключателем. Стало ослепительно светло, и Лёня увидел, что они находятся в небольшой пристроечке к дому, приспособленной под столярную мастерскую.
В углу у единственного квадратного окошечка поставлен верстак, за ним, по стенке, развешаны инструменты: пилы, ножовки, линейки. На дощатых полках в ряд выложены большие и маленькие рубанки. Сбоку на полу громоздятся доски неодинаковой длины и толщины. А посередине мастерской, заваленной стружкой, возвышался, блистая свежеоструганным деревом, такой же, как в комнате, но ещё без дверок, непокрашенный буфет.
— Какие же вам рейки нужны? — повернулся Борис Леонтьевич к груде длинных и узких заготовок и махнул рукой, словно подзывая ребят поближе. — А ну, выбирайте сами!
Лёня и Олег стали рыться в заготовках, а Борис Леонтьевич снял с крючка за верстаком синий халат, надел его и подошел к буфету.
— Вот, — издали показал Кнопка отцу две подходящие рейки.
— Добре, — кивнул Борис Леонтьевич. — Берите.
— А верстак тебе нужен?
— Занимайте! — опять махнул Борис Леонтьевич рукой и начал что-то щупать и проверять внутри буфета, всунувшись в него чуть ли не с головой.
Кнопка подкрутил на верстаке винт, зажал рейку, выбрал рубанок, перевернув его, деловито провёл пальцем по железке, потом сплюнул на ладошку, явно подражая отцу, и начал строгать.
«Вжик! Вжик!» — послушно запел рубанок, и жёлтая стружка полилась из горлышка рубанка тонкой лентой, скручиваясь и с шуршанием падая на землю у Кнопкиных ног.
А Борис Леонтьевич тихонько мурлыкал себе под нос какую-то песенку, не переставая скоблить и чистить внутри буфета.
Кнопка остановился, поправил рукавом волосы на лбу, опять-таки явно копируя отцовские движения, и, скосив глаза на Бориса Леонтьевича, шепнул:
— Всегда поет, когда работает. Страсть любит оперу. У нас пластинок — во! А буфет — для дяди. Ко дню рождения. Подарок.
Олег опять строганул по рейке.
— Дай, — потянулся Леня.
Кнопка передал ему рубанок, и Лёня тоже принялся строгать.
«Вжик! Вжик!» Опять поползла стружка, и руки почувствовали, как под инструментом вгрызается в дерево острая, словно бритва, железка, срезая ровный и тонкий слой вьющейся жёлтой ленты.
«Вжик! Вжик!» Как хорошо вдыхать смолистый запах, идущий, от досок!
Кнопка долго смотрел, как Леня строгает, потом полез в стоящую сбоку тумбочку и вытащил отцовские книги. Он стал показывать Лёне картинки, и картинки были интересные, а книги самые разные: «Древесиноведение», «Народная резьба», «Столярно-механические производства».
Лёня невольно взглянул в сторону Бориса Леонтьевича и вспомнил, как ещё на улице Кнопка сказал: «Он у меня профессор!» И вправду, сколько всего изучает!
— Как дела, цветы жизни? — спросил Борис Леонтьевич, должно быть заметив, что ребята притихли над раскрытой книгой.
— Отстрогали, резать надо, — ответил Кнопка.
— Режьте! Вот вам метр и карандаш.
Ребята отмерили рейки — ровно один метр двадцать пять сантиметров. Борис Леонтьевич проверил, всё так же напевая, одобрил работу «цветов жизни» и опять направился к буфету, на ходу засовывая карандаш за ухо.
Лёня вспомнил, что точно так закладывает за ухо карандаш их преподаватель по труду Иван Осипович — тоже мастер своего дела. Только он пожилой, высокий и в очках. И ходит в грубом сером фартуке, потому что имеет дело не с деревом, а с металлом.
Он преподаёт слесарное дело. Уроки проходят в одном из классов, но в нём ещё мало оборудования да и поместиться бывает негде: класс делится пополам, и пока одна половина занимается в мастерской, другая сидит и решает задачки по математике.
А девочкам возиться с металлом вообще не нравится, да и многие ребята считают, что строгать и пилить дерево гораздо интереснее, чем скоблить напильником по железке. Тут уж виноват и Кнопка — он всегда расхваливает столярное дело!
А может быть, и не сумел увлечь ребят Иван Осипович. Вот если бы работал с ними Кнопкин отец, наверняка бы все очень старались!
Ведь как хорошо. «Жжу! Жжу!» Теперь вжикает уже ножовка, и с легким стуком падают на пол отпиленные брусочки.
— А сделаем рейки с колечками? — предложил Лёня.
— Как это? — не понял Кнопка.
— А чтоб задёргивать плакат занавеской. Будет он висеть закрытый, а как дойдёт на сборе очередь до него, потянет Жаркова за ниточку, занавеска отодвинется, и откроется плакат, как сцена в театре.
— Здорово! — загорелись у Кнопки глаза. — Только как ты сделаешь?
— А проволока у тебя есть?
Олег отыскал в углу мягкую проволоку. Ребята наделали из неё колечек, приладили и проверили — колечки свободно скользили по проволоке.
Рейки получились замечательные!
Борис Леонтьевич потёр их ладонью и удивился, глядя на колечки:
— А это что за техника?
Ему объяснили.
— Ну и выдумщики, — засмеялся он. — Изобретатели!
Он достал с полки какую-то пластинку, поскоблил ею рейки, и они сразу стали ещё более гладкими.
— Поциклевал, — пояснил Кнопка, кивнув на пластинку в руках отца. — Так и называется — цикля! — Он показал другие инструменты: разные угольники и нутромеры.
Лёня слушал его внимательно, но нет-нет да оглядывался на две необычные, красивые рейки, стоящие у верстака.
Наконец Борис Леонтьевич, закрывая только что прикрепленную дверцу буфета, сказал:
— Ну, на сегодня довольно. — И снял халат. Лёне не хотелось уходить, но пора было прощаться. Он ещё раз посмотрел на рейки.
— Слушай, Кнопка. А давай в школу их завтра я понесу. Возьму сейчас?
— Бери, — легко согласился Возжов. И, проводив Лёню до калитки, крикнул напоследок: — Приходи ещё!
Лёня не ответил, но, медленно шагая по тротуару и ощущая под пальцами выпуклость одного из колечек, думал, что обязательно придет к Кнопке, чтобы так же, как сегодня, что-нибудь пилить, строгать, циклевать в пропахшей стружками уютной мастерской под присмотром Бориса Леонтьевича.
Эх, если бы и дома встречал его добрый человек с умными глазами, какими смотрит он на Леню с давнишней фотографии!
Лёне исполнилось всего три года, когда отец умер. Мать часто говорит, что он был чудесный человек, и ставит его в пример: в четырнадцать лет отец уже не только учился, но и работал, помогая дедушке и бабушке. И мать всегда кончает воспоминания о папе одним и тем же: был бы он жив, научил бы сына ценить материнский труд!
Как будто не нашлось бы у них с папой других разговоров!
Конечно, глядя на портрет, Лёня не может представить, о чём беседовали бы они сейчас друг с другом. Только ясно уж, что ни о каких-то там дырявых носках, которыми постоянно попрекает мать. Спросила бы, как провел Лёня день, чему порадовался да какие придумал с Возжовым колечки! А то опять придерётся из-за уроков да вздумает контролировать! Задержалась бы хоть на работе!
Но, обогнув корпус и устремив взгляд на своё окно, Лёня даже замедлил шаг: в их комнате горел свет.
Глава 33. «Не надо, мама!»
Мать повернулась лицом к двери, едва Лёня ступил на порог, и начала без всяких предисловий:
- Третий в пятом ряду - Анатолий Алексин - Детская проза
- Весенний подарок. Лучшие романы о любви для девочек - Вера Иванова - Детская проза
- Старожил - Никодим Гиппиус - Детская проза
- Первая работа - Юлия Кузнецова - Детская проза
- Сказки дядюшки Римуса (Иллюстр. М.Волковой) - Джоэль Харрис - Детская проза