Читать интересную книгу На темной стороне Луны - Георгий Вайнер

— Пока мы до вечера будем прохлаждаться дома под душем, они хорошо попарятся, дожидаясь нас…

— Ну да, — ухмыльнулся Тура. — Нам же сказал этот сержант, что за баранкой он не устает. Может быть, и не потеет…

— Черт с ним! В темноте я от него уйду, — махнул Силач. — Значит, выезжаем часов в восемь?

— Заметано, — Тура хлопнул его по плечу и вышел у своего подъезда.

Поднялся по лестнице и увидел, что в щель у двери воткнут сложенный лист бумаги. Испуганно ворохнулось сердце. Тура выхватил лист — записка. Карандашом написанная, разбегающимися неуверенными буквами:

«Я в Мубек приехал. Пенсию брать. Надо нам говорить. Вечером буду, в 6 часов, у Сувона-чайханщика. Тулкун Азимов».

Старый дружище Тулкун! Последний раз Тура говорил с ним, когда в «Чиройли» убили Пака и Сабирджона. Наверняка Тулкун узнал что-то важное, если не захотел звонить по телефону, а приехал в Мубек. Жаль, не застал с утра!

Тура аккуратно сложил записку, спрятал в карман, отпер дверь в дом.

Сквозь шелестящий шум водяных струек душа Туре послышался дребезг. Он прислушался. Но вода с шипением била из никелированного раструба, стирая все остальные звуки. Тура стал выводить кран горячей воды, и снова отчетливо раздался треск дверного звонка. Быстро перекрыл кран, распахнул дверь из ванной и крикнул:

— Минутку! Сейчас иду!..

Накинув чапан и, оставляя на полу черные пятна мокрых следов, вышел в прихожую, отпер замок, толкнул дверь. Остолбенел.

— Здорово, возмутитель спокойствия, — ухмыльнулся генерал Эргашев весело, будто каждый день, вот так запросто, заглядывал в гости к Туре. — Здесь будем стоять? Или, может, в дом пригласишь?

— Конечно, конечно, — засуетился от неожиданности Тура. — Заходите, Абдулхай Эргашевич… чай будем пить…

— Будем, конечно, будем. Ты иди, штаны надень, а то как-то несолидно выглядишь…

Тура зажег газ под чайником, вернулся в ванную, обтерся досуха полотенцем, накинул легкие полотняные брюки и рубаху-размахайку. Генерал сидел у стола, задумчиво крутил в руках черный пластмассовый пистолет Улугбека.

— Семья отдыхает? — спросил он. — Как Надежда?

— В Душанбе к ее подруге отправились, — небрежно ответил Тура. — Пусть развлекутся немного…

— Пусть развлекутся, — разрешил генерал. — И тебе пусть не мешают тут безобразничать.

— А что я набезобразничал? — поинтересовался Тура.

— Ты заварил сегодня очень крутую кашу, — генерал неожиданно подкинул детский пистолет и ловко поймал его. — А я не хочу за тебя ее расхлебывать…

— А вам я и не предлагаю ее расхлебывать, — дерзко сказал Тура. — Пусть возбуждают дело и расследуют по всем правилам…

— Ты хорошо подумал? — грустно усмехнулся Эргашев. — Ты думаешь над тем, что ты мне говоришь?

— Конечно, — кивнул скромно Тура. — Вы же меня сами учили — на подозреваемого надо влезать, как на верблюда — пока он лежит…

— Ты с ума сошел вместе с твоим безумным дружком Силовым, — покачал головой генерал. — Это вы лежите, а не Салим Камалов. Сын Иноята-ходжи! Ты знаешь, кто он?

— Понятия не имею, — пожал плечами Тура.

— Он профессор, завкафедрой юридического факультета.

— Я свое отучился… — засмеялся Тура.

— Умные от дураков отличаются тем, что до последнего вздоха учатся, — назидательно заметил Эргашев и мягко сказал: — И если ты не хочешь сам учиться, тебя будут учить силой. Иноят-ходжа полвека держит кафедру, он вице-президент академии и председатель Наградной комиссии Верховного Совета. Все заметные люди республики — его ученики и воспитанники. Все ему чем-то обязаны и должны. И я тебе по-хорошему объясняю: не дадут они его в обиду…

— А я разве обижаю почтенного профессора? Я его сыну наркотой торговать не даю…

— Перестань! — прикрикнул генерал и директивно добавил: — Надо найти общий язык с Иноят-ходжой…

— И не подумаю, — помотал головой Тура. Генерал долго, внимательно смотрел на него.

— Ты рассуждаешь, как чужой. Со стороны! А постороннему легко рассуждать. Это ведь я отвечаю за область… — Эргашев говорил горько и устало. — Я, я, я отвечаю за все успехи и за всю гадость в Мубеке! — повторил генерал с яростью. — Как ты думаешь, мне это зачем нужно? Я для себя посылаю обэхаэсэсников вместе с заготовителями к соседям, чтобы завозить оттуда и сдавать у нас? Хлопок, масло, мясо! Я этим отчитываюсь? Или другие? Но мне на это плевать, потому что я отвечаю за Мубек. А ты отвечал только за вчерашние успехи, а за сегодняшнюю грязь — подставляешь отвечать меня!

— Вы знаете, устоз, что это не так…

Тура вздохнул. Незаметная, но реальная нить из прошлой жизни, которой было отдано все двадцать шесть лет, три месяца и 17 дней, тянулась к нему от этого немолодого уже человека в продубевшем от пота и соли кителе.

— Это так! Потому что я и сейчас за тебя отвечаю. Я делаю все, чтобы прокуратура прекратила на тебя уголовное дело. Надо подождать, пока пыль уляжется. До старости тебе далеко. И я попробую восстановить тебя, Тура. А если не восстановить, то принять заново. И Силова тоже. Еще поработаете… Чего молчишь?

Халматов вздохнул:

— Я боюсь, Абдулхай Эргашевич, что вы меня неправильно понимаете. Мы с Силовым бьемся не за свое возвращение… Нас никогда не возвращают назад, потому что мы, как попы, извергнутые из сана, не можем получить снова благодать…

— Эх ты! — горестно покачал головой Эргашев. — Этим глупым словам ты научился у своего сумасшедшего дружка… Ты не понимаешь, что Иноят-ходжа своей просьбой оказывает тебе доверие. Он может попросить, если понадобится, самого Отца-Основателя… Ему твое или даже мое согласие не нужно…

— Раз мы с вами говорим об этом — значит, нужно, — заметил Тура.

— Ладно! — махнул на него рукой генерал. — Я сделал все, чтобы тебя предупредить. У меня есть личная просьба — думаю, ты мне не откажешь. Иноят-ходжа выехал из Ташкента. Вот-вот будет здесь. Пожилой человек едет, чтобы встретиться с тобой. Ты не должен оскорблять старость, должен его принять. Сами будем пожилыми…

— С ним я встречусь.

— И на том спасибо, — генерал сказал это другим тоном — холодно и злобно. — Все знают, как ты занят, как мало у тебя свободного времени. Боюсь, очень скоро его у тебя совсем не будет…

— Тура Халматович! — постучала в дверь соседка по лестничной площадке. — Вас почему-то к моему телефону…

— Иду.

— Я так удивилась: мужской голос! Я удивилась, говорю — не тот у вас телефон, нате вам правильный, а он отвечает, не надо, лучше позовите…

Соседка жила одна, мужчины ее не беспокоили. Такой звонок был для нее настоящим событием. Надо будет предупредить, чтобы не хвасталась перед другими соседями, подумал Тура и снял трубку;

— Слушаю, Халматов.

— Устоз! — Это был Какаджан. — Мне удалось поговорить с Нарижняком. Когда я рассказывал про Салима, про операцию с коньяком, он меня все время перебивал. Задавал много вопросов. Записывал…

— Будем надеяться, что он не из учеников Иноята-ходжи, — усмехнулся Тура.

Какаджан неуверенно ответил:

— Этого я не знаю. Он — москвич. Из Прокуратуры республики.

— Так. А что Уммат?

— Думаю, что он даст показания. Он очень любил этого брата, чувствует свою вину. Сейчас он в камере, плачет, жалуется…

— Тебе удалось познакомиться с материалом?

— О гибели его брата? Да.

— Что там? Свидетели есть? Как все случилось?

— Никто не видел. Темная история. К тому же труп обнаружили голым…

Тура помедлил:

— Трусы могли зацепиться за корягу, течением стащило…

— Говорят, что соседи видели на нем много ссадин. Он был истерзанный… Они думают, что над ним надругались. Но не захотели позорить ни парня, ни родителей. Эксперт тоже пошел навстречу родственникам, сразу дал справку. Разрешил захоронить…

Из газет:

«Панорама игр

Олимпиада вышла на финишную прямую. Сутки остались до того торжественного момента, когда на Большой спортивной арене Центрального стадиона имени В. И. Ленина погаснет Олимпийский огонь. Он горел шестнадцать незабываемых дней. Москва прощается с участникамиXXIIигр и ее гостями. Но соревнования еще продолжаются. По количеству установленных олимпийских и мировых рекордов Москва превзошла Олимпиаду в Монреале…»

Иноят-ходжа, маленький сутулый человек, приехал под вечер. Служебная «Волга» со штырем над крышей въехала во двор; сидевший рядом с шофером офицер вышел первым, открыл дверцу, почтительно помог старичку выбраться. Несмотря на жару, Иноят-ходжа мерз — на нем был чапан, достаточно теплый и простой.

По обычаю Тура встретил старика у дверей с поклоном:

— Здравствуйте. Как здоровье? Как доехали?

На кухне уже кипел самовар. В комнате на столе Тура расставил тарелки с нехитрой едой.

— Спасибо, мой мальчик. — Лицо было все усеяно коричневатыми пятнами старости, издалека легко было принять за веснушки; кожа — чистой, почти прозрачной, словно ее терли скребками. — Как ни говори, годы берут свое.