За ночь выпало немного снега, и Дафф отметил:
— Харриет, береги себя, пока меня не будет, ладно? Не провались в болото и все такое.
— Значит, ты уже скоро уезжаешь?
— Послезавтра. Рори едет со мной.
— О! — Харриет почувствовала себя брошенной на произвол судьбы. Она оставалась в замке только с Нони да со своими мыслями, и веснушки предательски выступили на ее побледневшем лице. Дафф довольно грубо поинтересовался:
— Будешь скучать по Рори?
— Конечно, буду, в Клуни без него как-то тихо, — честно ответила она, потом добавила, потому что хотела кое-что узнать до того, как он уедет, оставив ее наедине с этим невыносимым вопросом: — Дафф, ты в самом деле думал, что… что Рори и я… — Она смутилась, и Дафф закончил за нее:
— Любовники? Нет, Харриет, если это хоть как-то успокоит тебя. Любой может заставить себя поверить — по многим причинам — горечь, уязвленная гордость, даже чувство, — что ты проиграл. Понимаешь это?
— Да. — Лицо ее порозовело. — Я рада, Дафф. Я бы не хотела, чтобы ты думал, что я отплатила предательством за щедрость.
Она пыталась тщательно выбирать слова, не желая вызвать новое чувство поражения, напомнив ему, что, в конце концов, он сам отказался от единственного дара, который она может преподнести ему. Но Дафф снова отдалился от нее.
— Нет, конечно. Не сомневайся, я очень ценю твою настойчивость в отношении выполнения обязательств, основанных на благодарности, но мне уже порядком наскучило, что ты считаешь замок благотворительным заведением, — сухо ответил он.
— И я так думаю. — Харриет не очень-то поняла, что Дафф имеет в виду, но ясно осознала, что, как обычно, ляпнула не то. — Вернешься к Новому году?
— Еще одна знаменательная дата? — спросил он, и Харриет показалось, что Дафф смеется над тем, как она совсем по-детски настаивает на важности тех событий, которые давно ничего не значат для него самого.
— Не такое, как Рождество, — с серьезной решимостью ответила она. — Но начало нового года — это что-то новое, чистое и юное. Ты можешь оставить позади свои ошибки и разочарования и попробовать начать все сначала.
— Можно, конечно. — Голос его смягчился. — И ты полагаешь, что если мы с тобой встретим Новый год вместе с верой в сердцах и молитвой на устах, то на нас снизойдет благословение и мы сможем начать все заново?
— Мы можем, по крайней мере, вознести молитву. — Харриет никак не могла разобраться в его настроении.
Дафф провел рукой по ее волосам, наслаждаясь прикосновением.
— Хорошо, — ответил он. — Я приеду без опозданий, обещаю. Все еще ждешь чудес, Харриет?
— Если ты веришь в чудо, то оно произойдет. Кто-то сказал — по-моему, святой Августин, что есть вера, пока ты веришь в то, чего нельзя увидеть.
— Да… да… может, эта твоя вера передастся и мне, — медленно проговорил Дафф, и вдруг в его глазах вспыхнула озорная искорка. — Они что, пичкали вас житиями святых и всякой другой чепухой?
— Да, и еще житиями мучеников, но они мне не очень-то нравились, все утыканные стрелами и тому подобное, и бродили везде со своими глазами на тарелках, — вполне серьезно ответила Харриет, и Дафф расхохотался.
— Какое ужасное прочтение! Кто бродил с глазами на тарелках?
— Я не помню — всегда была не в ладах с мучениками. Они так наслаждались своими несчастьями!
— А ты своими не наслаждаешься?
— Мои — совсем не такие. — Она выскользнула из-под его руки и выбежала из комнаты.
Глава 10
Весь день с угрюмых небес сыпались редкие снежинки, которые таяли раньше, чем успевали коснуться земли. Однако к ночи пошел настоящий снег, и настроение у Харриет улучшилось. Она прямо-таки видела все эти рождественские забавы, которых так ждала: снеговики и санки, катание на коньках по льду замерзшего озера и прочее веселье.
После завтрака все отправились играть в снежки и до упаду смеялись над ужимками собак, а скорее Парня, потому что прыжки и развороты овчарок были полны грации и восторга, но Парень на своих коротеньких кривых лапках вскоре совсем утонул в снегу. Из сугроба торчала только его мордочка и с упреком смотрела на всех из-под косматых бровей.
— Не переживай, мой бедный! — говорила Харриет, в очередной раз выкапывая его из сугроба, но он был обижен, что хвост его повис, и пес затрусил в дом, где позже Харриет нашла его в гнездышке на подстилке Курта. Девушка заботливо опустилась перед ним на колени, но пес посмотрел на нее с таким странным выражением, что она села на корточки и на минуту засомневалась, стоит ли ей вообще его трогать. В этих влажных глазах светились такая мольба и понимание, такая покорность судьбе, что у Харриет мурашки по спине забегали. Он сидел так смирно и так внимательно смотрел на девушку, что казалось, пес пытается что-то передать ей. Харриет взяла его на руки, чтобы утешить, и глаза ее наполнились слезами, когда он начал с обычной благодарностью за оказанное внимание тихонько поскуливать и облизывать ей лицо.
— В чем дело, Принцесса? — спросил Рори, когда они с Даффом вошли в гнездышко, чтобы выпить немного шерри перед обедом. — Почему такая расстроенная?
Она улыбнулась ему в ответ, смахивая слезинки с ресниц.
— Ничего, просто какое-то предчувствие… Парень… не знаю.
— Что за предчувствие?
— Сама не знаю. У него такой странный взгляд!
— Давай посмотрим правде в лицо, медовая моя, он и сам очень странный.
— Да нет, это совсем не то. Не знаю, как объяснить. Думаю, что это угрызения совести, потому что я смеялась над ним.
— Все собаки ненавидят, когда над ними потешаются, — проговорил Дафф, протягивая ей бокал с шерри. — Хватит нянчиться с несчастной дворнягой и выпей немного.
Но Харриет не хотела отпускать пса и проигнорировала нотки раздражения в голосе Даффа.
— Поставь куда-нибудь, я потом выпью, — ответила она, и Дафф со стуком опустил бокал на стол, расплескав напиток.
— Кончай делать из пса дурака! — возмутился он, вытирая лужицу своим носовым платком. — По крайней мере, встань с пола и дай Курту лечь на его место.
В этот раз она уловила угрозу в интонации мужа, поэтому поднялась, турнула Парня с коврика и позвала Курта. Однако Парень не подчинился — он повалился на спину, скалясь на них. Курт проследовал к подстилке, по пути грациозно помахав хвостом Харриет, потом замер, и шерсть на его загривке поднялась дыбом. У Харриет упало сердце. Восточноевропеец игнорировал дворнягу со времени ее появления в доме и считал выше своего достоинства связываться с беспородным псом, и если сейчас он изменит своим правилам, это будет конец, — подумала она.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});