Читать интересную книгу Вечная молодость графини - Екатерина Лесина

Эржбета позволила.

– Помилуй! – завыл Ладислав, протягивая раскоряченные, переломанные пальцы. – Помилуй!

И куда подевалась прежняя его страстность? И ярость в глазах иссякла. И серое лицо стало уродливым, а перебитый нос сочился слизью и кровью.

– Люблю! Только тебя люблю!

Он принялся целовать каменные плиты, и Фицке, выругавшись, сплюнул, попал прямо на темечко Ладиславу, а тот и не заметил. До чего же мерзостен он. До чего же слаб.

– А как же она?

Задрожал. Поднял собачьи больные глаза и, облизав губы, заныл:

– Помилуй.

– Приведите его в порядок, – велела Эржбета. – И отведите их вниз.

Умная Йо Илона расставила и зажгла черные свечи, Дорта раскатала ткань, чтоб убрать тело. Катрина приготовила иглы и щипцы, протерла уксусной эссенцией железную деву, а шипы убирать не стала. И Ладислав, кинув взгляд, затрясся пуще прежнего, повис на цепи, впившись пальцами в звенья.

Анна, опоенная зельем, лежала на полу. Распущенные волосы прикрывали наготу тела, но не скрывали нанесенных на кожу узоров.

Увидев ее, Ладислав завыл, и Фицке пришлось вразумить безумца парой пощечин. Карлик подтянул пленника к Эржбете и толкнул так, что несчастный пролетел едва ли не через весь зал.

– Ты говорил, что любишь меня больше жизни, – сказала Эржбета, глядя на существо, некогда бывшее человеком. Сколь мало, оказывается, надо, чтобы потерять этот облик. – И я не просила отдать мне жизнь, я просила лишь довериться. А ты не сумел.

Он начал раскачиваться и биться головой о пол.

– Ты умоляешь о прощении, и я готова простить. Но кого? Тебя? Или вот ее? Она уж точно невинна…

– Нет! – взвизгнул Ладислав, вскакивая. – Она… она меня околдовала! Она боялась тебя, моя госпожа! Она хотела сбежать! И ради этого завлекла меня своим телом и…

С каждым его словом Эржбете становилось все отвратнее. Быть может, она и не живая настолько, чтобы считаться человеком, но зато и не столь подла, как люди.

– Ты пришел сюда ни с чем. Ты уйдешь отсюда ни с чем.

– Уйду? – он онемел, не смея поверить своему счастью.

– Уйдешь, – подтвердила Эржбета. – Только клятву сдержишь. Помнишь, ты был весьма настойчив, добиваясь моего расположения? Ты обещал, что иные женщины умрут для тебя. Так оно и будет.

Не понимал. Слышал лишь одно: его отпускают.

– Фицке, – позвала Эржбета. – Оскопи его.

Вой Ладислава был приятен слуху. А у спавшей Анны веки не дрогнули. Бедняжка. Она и не узнала, сколь лживы мужчины. И боли она не почувствовала. Железные зубья вошли в податливое тело, отворив кровяные жилы. На сей раз Эржбета не читала заклинания, а просто смотрела, как расползаются по полу кровяные реки.

Чужая смерть принесла долгожданный покой. Этот рецепт следовало попробовать еще раз.

Каменная дверь приближалась.

Часть 5

Тьма

Ольга появилась под вечер, она вошла крадучись. Повела головой, втянула воздух раздутыми ноздрями и спросила:

– С вами все хорошо?

– Все, – ответил Адам, хотя было не очень хорошо. Руки чесались, нос свербел. А еще тело, не желая прислушиваться к доводам разума, нервно реагировало на присутствие этой женщины.

– Вы можете быть свободны. Спасибо, – Адам понадеялся, что она воспользуется возможностью, но Ольга и не подумала уйти. Наоборот, она сделала шаг навстречу. И второй. И третий. Она оказалась так близко, что в нос ударили запах духов и кисловатого пота.

– Тебе больно?

Она коснулась ссадины на лбу. Эта женщина слишком близко, чтобы Адам чувствовал себя в безопасности. Он видит пудру на ее коже. Видит помаду – жирная пленка с трещинами. Видит неровную линию карандаша под нижними веками. Адам не желает смотреть.

– Мне не хотелось причинять тебе боль, – Ольга улыбается. На верхних зубах ее остались красные следы помады. – Но ты сам виноват.

– В чем? – говорить, когда она так близко, сложно.

– В том, что так себя со мной ведешь. Я стараюсь, а ты не замечаешь.

– Я считаю вас ценным работником, который…

– Тише, – Ольга прижала палец к губам Адама. – Много слов. Иногда слова – это лишнее. Лучше действовать, правда?

Адам кивнул. Если он будет соглашаться, то она уйдет. И будет тихо. Спокойно.

У нее руки пахнут больницей.

– А если так, то мы будем действовать. Завтра. Хочешь знать как?

Нет.

– Ты наденешь тот белый костюм, что висит в твоем шкафу. И рубашку цвета слоновой кости. Галстук пусть будет синим. Ты не против? Конечно, нет. Ты же не станешь меня огорчать. Если ты меня огорчишь, тебе снова сделают больно.

Это прямая угроза, на которую следует ответить. Но Адам не знал, как отвечать. А Ольга продолжила:

– Потом ты возьмешь паспорт. И меня. Мы поедем в ЗАГС. Напишем заявление. Поженимся.

– Зачем?

– Затем, что я хочу стать твоей женой.

Подобное желание иррационально, если, конечно, не ставит цель иную, в каковой брак – лишь промежуточное звено.

– Мы поженимся и будем жить долго и счастливо.

– Пока твой любовник не найдет способ меня убить, рассчитывая таким образом сделать тебя богатой вдовой, – Адам, преодолев омерзение, перехватил руку, сдавил запястье, пытаясь оттолкнуть Ольгу. – Однако вы не учли того факта, что, с юридической точки зрения, я не являюсь дееспособной личностью, следовательно не несу ответственности за свои поступки. И любые сделки, совершенные мной, не являются действительными. Более того, любая собственность принадлежит мне лишь номинально.

– Почему – не учли? Учли. Твоя опекунша даст согласие. Зачем ты ей? Молодой самостоятельной девушке, которая очень небрежно относится к своим обязанностям…

Не надо ее слушать. Слова – яд. Слова – лекарство, так считал психиатр и заставлял Адама говорить. А когда Адам молчал, психиатр расстраивался и заставлял Адама пить лекарства. От них голова становилась мутной, тяжелой, и чтобы избавиться от этой тяжести, Адам нарушал молчание.

Может, в том и был высший смысл лечения?

– …и убивать тебя ни к чему, – Ольга обняла, прижалась горячим, мокрым телом, ухватила влажными губами за ухо. – Ты забавный. Я не буду тебя убивать. Я тебя вылечу.

– Дарья…

– А вот Дарья умрет, если попробует вмешаться. Ты меня понял?

Машину Витольд оставил в полукилометре от места, о чем успел пожалеть. Небо, поутру пасмурное, разродилось мокрым снегом. Тяжелые хлопья летели и оседали на пальто кусками ваты, таяли, пропитывая тонкий кашемир и пробираясь под жилет и рубашку. Вскоре ледяные струйки потекли по спине, а в ботинках противно захлюпало. И чем дальше, тем сильнее хлюпало.

Но вот Витольд дошел. Белая стена, кованые ворота с желтым шаром фонаря. Пустота и тишина. Жуть жуткая, от которой ушам стало жарко, а руки в карманах пальто затряслись. Не поздно еще вернуться в машину, прогреть салон и уехать. Да, это лучшее из того, что Витольд может сделать. В конце концов, Алина могла пошутить. Она любит издеваться над другими.

Ворота были открыты. Створки расходились самую малость, а старый замок лежал в грязи. И это было странно. Очень странно. Страх заставил Витольда оцепенеть на долю секунды, а после подтолкнул сделать шаг. И второй. И третий по дорожке.

К слову, дорожка на территории похоронного комплекса была чистой и даже блестела. То тут, то там торчали фонари. Гудел ветер, качали голыми ветками деревья.

Витольд старательно гнал прочь мысли о том, что где-то рядом кладбище, и колумбарий, который, если разобраться, тоже кладбище.

Он все-таки добрался до дома и увидел свет в окне, и заглянул. В комнате, очертания которой терялись в сумраке, были двое. Мужчина – несомненно, Тынин, в этом зеленом халате похожий на хирурга; и светловолосая женщина в строгом черном костюме. Витольд прилип к стеклу. Он смотрел на женщину, которая смотрела на мужчину. На лице ее блуждало странное выражение, которое можно было истолковать и как отчаяние, и как злость. В руках женщина держала свернутые трубочкой бумаги и время от времени принималась постукивать ею по ладони.

Вот женщина, крутанувшись на каблуках, направилась к двери. И стеклопакет, заглушавший иные звуки, пропустил этот раздраженный, скрежещущий звук ее шагов. Мужчина сел на стул и замер, скрестив руки на груди. Он смотрел куда-то вбок, и Витольд, сколько ни терся щекой о стекло, не мог разглядеть, что же находится в дальнем углу.

Стало скучно. И мокро.

Надо идти. Или внутрь, или прочь. Надо…

Хлопнула дверь, и женщина вылетела на порог, стала под козырьком крыши, закурила. Красное пятно ее сигареты мерцало в темноте, бликовал экран мобильника.

– Да? Да, это я, черт бы тебя побрал! Ты же говорил, что только поучишь, а он… на нем же живого места не осталось!