— Хорошо.
Вокруг ее глаз залегла чернота, нос заострился. Однако кровотечение понемногу останавливалось, и Джейк надеялся, что она выживет.
Нэнси осторожно обмывала ее лицо и тело. Потом Джейк бережно приподнял Айрин, и негритянка поменяла окровавленные простыни.
Нэнси искупала и спеленала младенца. Притихший в ее умелых руках, он был похож на птенца, спрятавшегося в белой скорлупке яйца. Были видны только смуглые щечки и черные волосики на маленькой круглой головке.
— Надо найти кормилицу. Наверное, проще взять негритянку с плантации, которая недавно родила, — сказал Джейк.
Нэнси кивнула. Он заметил, что она не глядит на него, и промолвил:
— Я благодарен тебе за помощь. Все могло закончиться хуже.
Оставив Нэнси с Айрин и новорожденным и немного приведя себя в порядок, Джейк отправился на поиски мистера Уильяма.
Дядя Айрин сидел в своем кабинете. Бумаги в беспорядке разлетелись по столу, будто вспугнутые белые птицы, и посреди этого хаоса стоял полупустой стакан, при виде которого Джейк подумал о том, что ему тоже не помешало бы выпить.
— Как она? — спросил Уильям, не называя племянницу по имени.
— Мисс Айрин спит. Она сильно измучена, но я надеюсь, она поправится.
— А… ребенок?
— Это мальчик. Он здоров. Мисс Айрин решила, что его будут звать Коннор.
Джейку почудилось, что Уильям его не услышал. Взяв стакан, дядя Айрин сделал большой глоток и сказал:
— Вас не затруднит сказать ей, что ребенок умер?
Джейк пошатнулся.
— Я… я не могу сделать этого, сэр! Она… она же сойдет с ума!
Его реакция не произвела впечатления на мистера Уильяма. Посмотрев на Джейка так, будто тот был стеклянным, он заметил:
— Полагаю, мистер Китинг, вы заслуживаете отдых. Ступайте к себе.
— Необходимо найти кормилицу для мальчика.
— Я распоряжусь об этом.
— Мистер Уильям, надеюсь, вы не станете лгать мисс Айрин и оставите ей ребенка? — голос Джейка дрогнул.
Глаза дяди Айрин блеснули из-под густых бровей, будто угли из-под охапки хвороста.
— Это семейные дела, — жестко произнес он и, видя, что Джейк не собирается уходить, добавил: — Вы еще молоды, у вас нет ни семьи, ни детей, ни устоявшихся взглядов на жизнь. Вам меня не понять. — И, допив виски, закончил: — Идите.
Несмотря на поздний час, Нэнси отправилась за кормилицей и привела в дом молодую негритянку с черным младенцем за спиной. Ни разу не бывавшая в господском доме, та удивленно таращила глаза на высокие стены и роскошную мебель.
Младенец наелся и уснул. Айрин лежала, словно в забытьи, но она ровно дышала и выражение ее лица было спокойным: казалось, она отдыхает после долгого плавания, наконец прибившись к новому берегу.
Нэнси решила, что ей тоже пора отдохнуть, и оставила в комнате Лилу, которая с готовностью вызвалась посидеть возле постели своей госпожи.
Вскоре в комнату Айрин неслышно вошли мистер Уильям и Юджин. Оба были в дорожной одежде, в двубортных пальто, жестких фетровых шляпах и ботинках на толстой подошве.
Лила спала, свернувшись в большом кресле. Негритянка со своим младенцем лежала на полу, на циновке. Она проснулась и испуганно посмотрела на две темные мужские фигуры, но не произнесла ни звука.
Никто не слышал, как от дома отъехал экипаж.
Мистеру Уильяму пришлось держать ребенка на руках (Юджин наотрез отказался прикасаться к младенцу), и он досадовал на то, что у него нет для него ни еды, ни смены белья.
К счастью, мальчик спал. Его не разбудили ни тряска, ни прохладный ночной ветер.
Они ехали несколько часов. Темра осталась позади. Впереди был Чарльстон, куда им хотелось попасть до утра, ибо далеко не все дела стоило вершить при свете дня.
Отец и сын не разговаривали. Кучер тоже молчал. Кругом стояла мертвая тишина; только ночные птицы порой со свистом рассекали воздух своими быстрыми крыльями. Темнота перед глазами напоминала густую вуаль, а высоко над головой виднелся серебристый слой далеких звезд. Орион был похож на взор Всевышнего, но ни Уильям, ни Юджин не смотрели наверх.
Они прибыли в Чарльстон до рассвета, что соответствовало их планам. По городу еще не сновали экипажи, а набережную не заполонили толпы молодых леди в ярких платьях с оборками и рюшами, в шляпках, похожих на праздничные торты, и с кружевными зонтиками над головой, и джентльмены в элегантных темных костюмах и котелках.
Юджин сказал, что слышал от приятеля о человеке, который пристраивает незаконнорожденных цветных младенцев в хорошие семьи.
Уильям осторожно взял младенца с сиденья (произошло неизбежное, а чистых пеленок у них не было), так, чтобы не испачкать пальто, и пошел за сыном.
Они миновали центр города и очутились в квартале с дощатыми бараками. Здесь плохо пахло. На веревках, пересекавших захламленные дворы, развевалось ветхое тряпье.
Уильям с тревогой взглянул на Юджина, но тот уверенно кивнул. Он спросил некоего Хейта, и ему указали дорогу.
Этот дом выглядел лучше остальных и был окружен живой изгородью. Дверь открыл молодой мужчина с острым лицом и взглядом, на вид — типичная белая рвань, выбившаяся в люди не вполне легальным и честным способом, какие только и достаются на долю рвани.
— Мы слышали, вы пристраиваете детей смешанной расы в хорошие дома? — резко и без всяких предисловий произнес Юджин.
— Если и так, то что? — нагло ответил Хейт.
— За этим мы к вам и пришли, — поспешно проговорил Уильям и протянул живой сверток.
Его возмущало, что он, богатый, уважаемый всеми плантатор, вынужден унижаться перед каким-то проходимцем, но другого выхода не было.
— Кто рассказал вам про меня? — продолжал допытываться молодой человек, игнорируя жест Уильяма.
Юджин разозлился.
— Послушайте, неважно, кто! Мы отдаем вам здорового мальчишку, за которого вы сможете выручить немало денег! Не хотите, уйдем и найдем другого, посговорчивее вас!
Хейт скривил лицо.
— Ладно, давайте его сюда.
Он умело подхватил ребенка, и у Уильяма слегка отлегло от сердца.
— Он только что родился. Вы сможете найти для него кормилицу?
— Смогу.
— Его зовут Коннор, — помявшись, сообщил Уильям. — Это ирландское имя. Если возможно, скажите об этом его людям, которые… его возьмут. Вы уверены, что он попадет в хорошие руки?
— У ребенка очень светлая кожа. Таких мы отдаем только в приличные дома, — сказал Хейт и с любопытством посмотрел на Юджина.
Тот побагровел. Этот проходимец мог подумать, что он, Юджин О’Келли, избавляется от своего сына! Да он скорее согласился бы умереть, чем прикоснуться к грязной негритянке!