Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Куда мы идем? – спросила она, оглядываясь. – Просто гуляем. – Звягин остановился у прокатного пункта.
– Что тебе здесь нужно?
– Давай купим с получки приличный фотоаппарат, – неожиданно предложил он. – Глупое, конечно, занятие – всю жизнь собирать коллекцию собственных фотографий, но приятно будет в старости посмотреть, какими мы были – ого, а? Когда мы с тобой в последний раз фотографировались?
– Подлизываешься. – Жена неуверенно улыбнулась. – Пытаешься загладить вину?..
Они взяли в прокате «Зенит», и тут же пошли в магазин покупать пленку. Это было вполне в характере Звягина: возникшие желания должны реализовываться безотлагательно. «А то все удовольствие пропадает. Захотел сделал, чего тянуть, жизнь коротка. Здесь и сейчас!»
Они сфотографировались у цепей Чернышева моста, после чего отправились в кулинарию «Метрополя» и купили торт. В половине шестого явился Юрка и с порога поведал:
– Все! Практика подписана – пять баллов.
Вечером по телевизору смотрели «Вокруг смеха», зал хохотал и хлопал подбоченившемуся Жванецкому, и все было хорошо, только легкая грусть висела, что сын послезавтра уезжает.
– А как же ваше пари? – бестактно не выдержала, по молодости лет, дочка. – Юрка, вы так его и не нашли?
– Найдем, – пообещал он, прожевывая торт. – Никуда не денется. Ничего, найдут и без меня.
Несмотря на предостерегающий взгляд жены, Звягин не сдержался:
– Хорошая точка зрения: без меня сделают, без меня справятся, без меня все устроят. Ничего в этом мире не будет без тебя! Неужели ты еще не усвоил: будет только то, что сделаешь ты, сумеешь ты, добьешься ты. А иначе будешь иждивенцем, кандидатом в пенсионеры, и только. Воспитывал я тебя воспитывал, а ты мне такие вещи брякаешь.
В неловком молчании жена нарезала лимон на тонком фарфоровом блюдце. Юра насупился. Звягин отстегнул с запястья «Роллекс» и нажал кнопку, слушая, как тончайшие звоночки выстраивают знаменитейшую из мелодий Гершвина. Силой вложил часы в сопротивляющуюся руку сына.
– Не надо.
– Надо, – жестко сказал Звягин. – Держи. Уговор дороже денег. Был честный мужской спор.
На задней крышке часов было выгравировано только два слова: «На память». И стояла дата. Дата была послезавтрашняя.
– Зачем?.. – спросил покрасневший Юра.
– Затем. Если хочешь побеждать – помни поражения.
Всю субботу Юра переживал, вздыхал и хмурился. Зато Звягин был весел – посвистывал, посмеивался, после завтрака взял фотоаппарат и пошел бродить по городу и снимать слайды, благо день выдался ясный.
А в воскресенье они втроем отправились погулять на прощание. Женщины их поняли и на пару часов отпустили: мужчинам должно быть о чем поговорить перед разлукой. Тем более нестарому отцу со взрослым сыном.
Желтые листья прилипли к мокрым мостовым, серый сырой воздух был проткан дымком и бензином. Водяная пыль дымилась и шелестела под колесами машин, редкие прохожие под зонтами спешили вдоль стен. Звягин любил такие дни: тихо и спокойно на душе.
– Пешие прогулки оч-чень полезны для здоровья, – сказал он, поднимая ворот реглана.
– Пап, – тихо сказал Юра, – я все понимаю… Ты зря подумал, что я к этому небрежно, ну, легко отношусь… Я сделал все, что мог, и если б не конец практики, мне же на занятия возвращаться…
– Э, – легкомысленно отмахнулся Звягин. – Жизнь устроена так, что делать надо не столько, сколько можешь, а столько, сколько надо. Уж ты прости мне эти нудные отцовские наставления… А дождик-то мокроват, а?
Он вскинул руку, и такси, лихо выписывая вираж по маленькой круглой площади, притормозило, с шипением проскользив по асфальту.
– В Купчино, – заказал Звягин, раскидываясь на сидении.
– Зачем? – удивился Юра. – Что там интересного?
– Никогда не знаешь, где подвернется что-нибудь интересное. Погуляем среди массивов новостроек – для разнообразия, м?.. – У Парка Победы шофер спросил:
– Куда?
– Ну, например, на Бухарестскую, – пожал плечами Звягин.
– А на Бухарестской? – последовал недовольный вопрос.
– А вы дотошны, однако. Ну, дом пятьдесят шесть. – У пятьдесят шестого номера он скомандовал:
– Во двор. – Положил на приборную доску двадцатипятирублевку. Приказал: – Ждать здесь. Ровно час. В накладе не будете.
В подъезде Звягин критически обозрел Юру, опустил ему воротник плаща и поправил галстук. Бросил:
– Удостоверение переложи в нагрудный карман.
– Куда мы идем?!
– В семидесятую квартиру. За мной! Не трусь, стажер! – На звонок отворила девушка, похожая на манекенщицу – прямая и стройная, как стрела, и даже вышитый передничек на ней походил на образец из Дома моделей.
– Вы к кому? – она моргнула длинными ресницами. Двое высоких, аккуратных, чем-то похожих мужчин стояли неподвижно. Короткие стрижки, холодные глаза.
– Дранкова Татьяна Дмитриевна, шестьдесят первого года рождения, проживаете в этой квартире? – произнес старший из них так, словно читал приговор.
– Да, я… – она кивнула, слегка меняясь в лице.
– Майор Звягин. – Он сделал шаг внутрь квартиры, заставив ее отступить. – Вот мы и встретились. Привет вам от Володи.
Она медленно бледнела.
Старший, стуча каблуками, прошел в комнату и с грохотом отодвинул от стола стул:
– Садитесь! – Младший закрыл дверь и кивком указал на стул.
– А в чем дело?.. – она пыталась улыбнуться непослушными губами.
– Садитесь, гражданка Дранкова, – неживым металлическим голосом повторил старший. – Итак!
Со стуком положил перед ней на стол два ключа на колечке. К колечку был привязан надписанный ярлык.
– Кирсанов Миша, четвертый «А»! Средний проспект, дом семнадцать, квартира двадцать семь. Ограблена четырнадцатого декабря прошлого года. Ключики ваши узнаете? – Не дожидаясь ответа, грохнул второй связкой:
– Селедкина Тамара, пятый «А»! Улица Толмачева, дом восемь, квартира тридцать! Ограблена десятого марта сего года. Взято: видеомагнитофон «Сони», магнитофон «Шарп», два кожаных пальто, песцовая и норковая шапки, дюжина серебряных столовых приборов, золотые серьги, две золотые цепочки.
Дранкова в оцепенении смотрела на ключи.
– Сливка Галя, третий «А»! Улица Петра Лаврова, семнадцать, квартира сорок четыре! Ограблена восемнадцатого мая сего года. Взято: каракулевая шуба, канадская дубленка, нитка натурального жемчуга, перстень с рубином, перстень с бриллиантом, золотые часы «Павел Буре», сережки-цепочки…
Звягин достал четвертую связку, подержал перед безжизненным, но даже сейчас красивым лицом и тихо выронил на стол:
– А вот это, – полушепотом просвистел он, – а вот это Стрелкова Алиса, четвертый «Б», улица Кораблестроителей, дом сорок шесть, корпус один, квартира двести шестьдесят четыре. На этот раз ничего не взято, а?
Он очень медленно полез рукой во внутренний карман. Дранкова загипнотизированно следила, как из кармана показался прямоугольник фотографии и остановился перед ее глазами.
– А вот это – Стрелков Александр Петрович, – прошептал Звягин. – Смотрите…
Страшно обезображенное мертвое мужское лицо смотрело с фотографии с непереносимой мукой.
Дранкова издала тихий всхлипывающий звук и стала валиться со стула набок.
– Сидеть! – гаркнул Звягин, подхватывая ее под плечо и суя под нос выхваченный из кармана нашатырь. Придя в себя, она беззвучно произнесла:
– Я не убивала… Я не хотела…
Звягин сел напротив, резко смахнул на пол брякнувшие ключи, сказал с силой:
– Что вы хотели и что вы делали, я уже знаю. После окончания университета вас взяли учительницей английского языка в филологическую спецшколу. Зарплата вас не устраивала: тряпки, кабаки, отпуск в Сочи, – нужны деньги. Хочется шубу, машину, хочется всего, много, сразу. Где взять? Вы считали себя женщиной порядочной, брак по расчету вам претил, тем более что был любимый человек. Но он после университета стал работать в музее, младший научный сотрудник – он тоже не мог обеспечить вас так, как вам того хотелось.
И тогда у вас возникает гениальный план. Ученики пишут по программе сочинения: «Моя квартира», «Моя семья», «Как проходит наш день» и так далее. С милыми пунктами плана: «Что стоит у нас в спальне», «Когда приходит с работы папа», «Что надевает мама на концерт». Правильно я говорю?
Остается снять слепки с ключей. У некоторых они лежат в портфеле. Некоторым заботливые мамы прикрепили их тесемкой к карману пальто, чтоб не потерялись. А вешалки находятся в классах. А класс на несколько уроков в неделю пустеет: физкультура или труд. Улучить момент нетрудно. Даже на перемене можно велеть всем выйти, а дежурного отправить мочить тряпку.
Ну, а кто же сделает со слепков ключи и вынесет из квартир вещи? Кому можно доверять всецело? Конечно ему, милому однокашнику, он любит, он в конце концов согласится. Дело не сложное: купить в магазине болванки и напильники и войти в пустую квартиру, точно зная, что там брать. А продать можно летом на юге, да?
- Атлант расправил плечи. Книга 3 - Айн Рэнд - Классическая проза
- Бойся Кошек - Эдгар По - Классическая проза
- Атлас - Хорхе Борхес - Классическая проза