В Кайенне, куда я приехал, ничто не напоминало об авантюристах прошлых лет. Когда я выехал из города, у меня появилось ощущение, что я на окраине Амазонии. От девственного леса давно не осталось и следа, местами поднимался вторичный тропический лес, более или менее высокий. Техник-лесовод стал моим гидом во время посещения плантации в часе езды от Кайенны. Когда мы добрались до демонстрационного участка, дождь лил как из ведра. Лесовод повел меня к деревьям, орудуя мачете в море растительности, вымахавшей за сезон дождей. Верхушки выстроившихся рядами молодых деревьев поднимались над кустами и лианами. Они были высотой метра четыре, стволы не толще рукоятки мотыги. Деревья в тропиках растут не быстро.
Розовое дерево с плотной зернистой древесиной растет неторопливо, и его ни в коем случае нельзя рубить до достижения тридцатилетнего возраста. Промокший до нитки, я шел вперед, раздвигая руками травы и лианы.
Здесь, среди молодой поросли, я вдруг вспомнил десятки тысяч тонн деревьев, срубленных меньше чем за сто лет.
Богатство биоразнообразия Амазонии привлекает всех, кто связан с индустрией, работающей с растениями, – пищевой, косметической, фармацевтической. Парфюмерия не остается в стороне. Парфюмеры регулярно спрашивают меня, какие новые продукты из древесины, цветов, ягод или фруктов могли бы пополнить их палитру. Это может показаться удивительным, но, несмотря на множество исследований и испытаний, в парфюмерии используют всего лишь три лесные эссенции из Амазонии. Дерево бобов тонка сохраняется, потому что ценятся его плоды. Копайский бальзам, или копайбу, собирают, не рубя деревья. Периодически деревья сверлят, не подвергая опасности, чтобы потекла душистая смола. К несчастью, розовое дерево хранит свой аромат в древесине, его необходимо срубить, чтобы получить эссенцию. Оно было обречено.
Потребовались десятилетия, чтобы перейти от принципа «лес-шахта» к «лесу-саду». Что произойдет с этой плантацией? Стала ли она всего лишь ответом на атаки в прессе или будет началом возможного возобновления дистилляции розового дерева в Гайане? Желание марки поступить правильно ни при чем. Она многие годы инвестировала в выращивание жасмина и роз в Грассе, стала пионером в обновлении исторического наследия парфюмерии. Что касается розового дерева, необходимо немедленно посадить больше деревьев, чем было срублено, и убедиться в том, что они растут. Но потребности марки в эссенции невелики, их покрывают закупки в Бразилии, ни одно новое перегонное производство пока так и не было открыто в Кайенне. Спустя десять лет после моего приезда в Бразилии появились новые плантации розового дерева. Были предприняты попытки подвергать дистилляции ветки, чтобы не рубить деревья. Вырубке предпочли обрезку ветвей. Но пока пытаются получить качественное сырье из ветвей, большинство парфюмеров предпочитают другие, более доступные источники природного линалоола худшего качества или довольствуются синтетической версией с более плоским и одноцветным ароматом. Многие сожалеют об утраченной несравненной тонкости эссенции с ароматом розового дерева из Гайаны, и ее появление в Бразилии при долгосрочном способе эксплуатации деревьев было бы хорошей новостью.
В настоящее время парфюмерная индустрия показывает свою решимость инвестировать в выращивание или сохранение природных ресурсов. Но если речь идет о лесах, то эта тенденция ослабевает. Желание посадить деревья для парфюмерии быстро сталкивается с вопросом времени, а следовательно, рентабельности. Сможет ли настоящее розовое дерево возродиться несмотря ни на что? Кто сегодня решится рискнуть и посадить в больших масштабах эти деревья с линалоолом, который можно будет собрать только через двадцать или тридцать лет?
Двадцать пять лет назад мой отец начал создавать свой дендрарий, коллекцию деревьев, на нескольких гектарах в Ландах. В числе первых он захотел символически посадить в центре участка вечнозеленую секвойю вместо той, которую срубил когда-то. Sequoia sempervirens согласилась расти вдали от родины, и сейчас она метров двадцать высотой. Отец смотрел, как дерево растет, вспоминая, как был лесорубом в Калифорнии, и уделял ему особое внимание. Он регулярно интересовался проектом моей книги, и я говорил ему о том, что хочу написать о деревьях для парфюмерии. «Не забудь написать, что все леса вырастают заново, самостоятельно или с помощью человека, деревья не злопамятны, у них просто намного больше времени, чем у нас».
Каким бы долгим и медленным ни был путь, я хочу верить в возможное примирение мимолетной жизни парфюма и долгой жизни больших деревьев. И верить в выживание слонов.
Бесстрастные реки. Венесуэла, бобы тонка
Наша пирога плыла вверх по течению реки Каура, притоку Ориноко в Венесуэле. На влажной жаре серое небо и вода сливались под ярким солнцем. Белые цапли взлетали перед нами с пронзительными криками. Я смотрел, как мимо проплывают берега, заросшие деревьями всех форм, чьи огромные корни ныряли в воду. Необычная природа усиливала волнение от того, что я оказался в сердце Амазонии. Порой у самого берега возникало гигантское дерево высотой метров тридцать, и его огромная верхушка четко вырисовывалась на фоне неба. Среди зелени крон на ветках сияли оранжевые или желтые цветы. Я вспоминал все то, что читал или слышал о большом зеленом резервуаре планеты. По общему мнению, это рай с уходящими за горизонт зелеными джунглями, заповедник биоразнообразия, которое еще только предстояло открыть. Но еще есть жестокая реальность бесконечного уничтожения лесов, которое приводит к вымиранию коренных народов Амазонии, виновных лишь в том, что издавна тут живут. Судьба вырубающихся деревьев, столь важных и для выживания, и для парфюмерии, интересовала меня со времени моего прихода в профессию. В Амазонии этот вопрос приобретал особый смысл.
В большом каталоге ароматного природного сырья бобы тонка занимают особое место. Это плоды диптерикса душистого, дикого дерева джунглей. Это растение как будто специально сопротивляется тому, чтобы попасть в палитру парфюмеров. Подверженное климатическим воздействиям региона, дерево может вдруг перестать цвести и, бывает, не цветет несколько лет подряд. Появившиеся цветы должны превратиться в плоды, но это опять-таки случается не всегда. Когда появляются плоды, сбор бобов зависит от племен, для которых это всего лишь побочный заработок, к тому же случайный. Для сборщиков бобов тонка – сезонная, нерегулярная работа с негарантированным доходом. Более того, из-за качества древесины диптерикса деревья часто вырубают. Но парфюмеры до такой степени ценят бобы тонка, что уже более двух веков их продолжают собирать, сушить и экспортировать в Европу и в США.
Жильбер, уроженец Женевы и мой поставщик бобов тонка, пригласил меня посмотреть, насколько сложно поддерживать эту деятельность, важный ресурс для людей, отрезанных от мира. Вместе с женой Беатрис, уроженкой Венесуэлы, он начал закупать бобы тонка в начале этого века, чтобы помочь индейцам панаре и