— Что тут происходит? — ныла Груша. — Я не понимаю…
— Кто-то умрет, вот что тут происходит, — жестко сказал я. — Кто-то умрет. Из-за тебя, дура! Из-за тебя кто-то умрет!
— Нет… не надо…
Груша расклеилась совершенно. Я даже подумал, что она не удержится и свалится в обморок.
— Тебе говорили — брось часы! — наступал я. — Говорили?
— Говорили…
— А ты что? А ты нам тут о магнитных волнах рассказывала!
— Так я их сейчас хлопну!
Груша схватила часы, размахнулась. Но Барков ее остановил:
— Не надо.
— Я их расколочу!
— Не надо.
Барков потянулся. Груша держала руку высоко, он не доставал, и ему пришлось встать на камень и еще на цыпочки. Но он достал. Он бережно разжал толстые пальцы Груши, вынул из руки часы и вернул на плоский каменный «стол».
— Так может быть только хуже, — сказал Барков.
— Как может быть хуже? — поежилась Груша. — У нас и так уже все хуже…
— Да тихо ты! — рыкнул я на нее. — Сама же во всем виновата!
— Я не виновата… Я не хотела… Они…
— Тихо вы, — попросил Барков. — Тихо…
Мы замолчали и некоторое время сидели, уставившись на часы. Они тикали. И стрелка сдвигалась. Я отчетливо видел, стрелка сдвигалась.
Часы нас будто гипнотизировали, мы впали в какое-то странное состояние. Я даже вроде почувствовал, как у меня вслед за стрелкой голова стала вздрагивать. И я хлопнул себя по щеке. И спросил:
— Петь, а все-таки что с часами-то, как ты думаешь?
— Я не знаю, что тут за механизм, не знаю, как они работают, вернее, на чем работают… Но если их бить, то может случиться, что… что заберут всех.
— Что значит «заберут»? — Груша растерла слезы по лицу. — Заберут — значит убьют?
— Это же Часы-Убийцы! — напомнил я.
Я мог позволить себе быть злорадным.
— Скорее всего. — Барков задумчиво смотрел на часы. — Точно не могу сказать, но знаю одно — не зря их сюда отправили.
— Ты утверждаешь, что кто-то из нас умрет? — прошептала Груша.
Барков не ответил. Тогда ответил я:
— Если исходить из логики планеты, то часы — не просто так часы, они по кому-то прокукуют. В его час.
— По кому?
Я пожал плечами.
— Но ведь невозможно… — завела свое Груша, — нереально…
— Дура ты! — Я сплюнул. — И больше ничего не могу сказать.
— Тихо! — остановил нас Барков.
Мы посмотрели на него.
Барков склонился над часами, приподнял стеклянную линзу, защищающую циферблат, и постарался сдвинуть стрелку обратно.
— Точно! — Груша ткнула меня в бок. — Петр хорошо придумал, здорово! Часы будут уходить вперед, а мы их будем сдвигать назад. Отличная идея…
— Да замолчи ты! — не выдержал я. — Не мешай хотя бы сейчас!
— А я не просила меня сюда тащить! Вы меня сюда притащили, я не хотела…
Барков передвинул стрелку. Груша заткнулась. Корова чертова, разоралась тут… Еще раз начнет выступать — обязательно дам в лоб. Так, чтобы зазвенело.
— Тяжело, — прошептал Петр. — Тяжело идет. Как будто сопротивляется…
Но он довел стрелку почти до двенадцати, оставил ей совсем немного времени, секунд тридцать.
Груша шумно вздохнула. У нее отлегло от сердца.
Барков потрогал нос, и тут же из него потекла кровь. Красного цвета. Он посмотрел на свои пальцы и вытер их об остатки комбинезона.
Груша прилипла к часам и больше ничего не видела. И вдруг по-крабьи выставила глаза:
— Они остановились! Больше не идут!
Минутная стрелка сдвинулась. Загадочный механизм загудел. Часы продолжили ход. Продолжили отсчет.
Барков пододвинул стрелку еще чуть влево, и на циферблате остался полукруглый отпечаток его пальца. Красный.
— Кукушка-кукушка, сколько мне жить осталось? — весело спросил Барков.
Груша поперхнулась.
Глава 16. «Последний вдох»
Барков был весел. Чересчур весел. Я понимал, что он таким образом старается поднять настроение мне, да и себе тоже. Хорошее настроение нам бы не помешало…
А еще Барков разговаривал. Прорвало его. И все какую-то чушь нес. В основном про свое раннее детство.
Про то, как они с отцом, с сестрой и братом ходили удить рыбу на какие-то чудные пруды, вода в которых отличалась чрезвычайной прозрачностью. И в той прозрачной хрустальной воде водились удивительные красноперые и золотые караси. Караси славились хитростью, и поймать их было чрезвычайно сложно, но отец научил детей бесшумно подкрадываться и забрасывать в воду тончайшую леску с серебряным крючком и кукурузным блином в качестве наживки. А сестра была нетерпелива и все время лезла вперед, чем распугивала всю рыбу, а Пашка ее в отместку щипал до синяков.
Про то, как они все летали на Марс, купались в голубых каналах и собирали чудные на вкус солнечные грибы, а сестра грибами объелась, кожа у нее пошла зеленой сыпью. Было очень смешно. А Пашка сыпью не покрылся, но разговаривать стал как из трубы.
Про то, как они вместе учились стрелять из рогатки…
Барков говорил и говорил, а я вдруг испугался, что он свихнулся, что с ним произошло то, что и с Грушей, — нервная перегрузка. Какая еще рыбалка, какие караси? Он же всю жизнь проторчал на своем «Блэйке»? Видимо, у него все-таки нервный срыв.
Просто Барков устал. Устал ждать и уснул сидя. Нервный сон, такое случается.
И Груша тоже уснула, тоже устала ждать.
Я остался один. И я тоже устал. Но спать мне не хотелось.
Мы были все-таки маленькие, мы не могли существовать долго в условиях перегрузок.
Мои товарищи спали, а мне спать не хотелось. Я ждал. Время шло непонятно — то быстро, то медленно, какими-то дикими скачками, что было заметно даже по часам, которые я снял с пояса Баркова. Я сдвинул действительно тугую стрелку и поставил часы на камень. Иногда они начинали тикать часто и громко, и мне казалось, что стрелка ускоряется. А иногда тиканье замедлялось, почти останавливалось совсем, и тогда я слышал только собственное сердце. А сердце тоже работало не в ритм — то вперед, то назад, а иногда даже замирало на томительные и пугающие секунды.
Это от адреналина. В последние дни, уже не помню сколько их было, адреналин просто кипел в моей крови. А когда его много — вредно. От него внутри все разрушается. Будто падаешь с высоты, я уже говорил.
Я ждал.
Я был уверен — скоро что-то случится. Обязательно. По-другому не могло быть.
Груша и Барков спали. Но скоро они проснутся. Скоро.
То ли от холода, то ли от недобрых предчувствий на меня накинулась дрожь. Я дрожал и дрожал, внутри и то дрожал, кишками, а зубы так вообще плясали как ненормальные — язык искусал в кровь. Пришлось взять нож, отрезать от комбинезона лоскут, свернуть в жгут и засунуть между зубами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});