Читать интересную книгу Вне закона - Дональд Уэйстлейк

Как-то летом, в возрасте двадцати пяти лет, он в одиночестве прошел и проехал автостопом с рюкзаком за спиной Португалию, Испанию и северную часть Марокко. В Танжере первый раз посетил опиумную курильню, хотел испытать, что такое кайф от наркотиков, наиболее экстремальная форма одиночества. И этот эксперимент не только потряс, но и как-то сразу отрезвил и заставил вернуться домой, чтобы начать новую жизнь там. Его, Майкла, а ныне — Майкела.

Подкармливать крысу означало для него свободу. Означало, что он вовсе не обязан заезжать к ней, этой женщине, пусть даже она и очень ждет. Не только проехать мимо, но и не позвонить. Единственный способ дать этой женщине понять, что он не хочет связываться с ней, никогда не впустит в свою жизнь привязанность к кому бы то ни было. Что ж, в свою очередь, она и ее муж не смогут предоставить Майкелу Залману алиби на тот роковой день и час.

Одиннадцатого апреля, в пятницу, в 17.18 он съезжал по пологому пандусу к своему мини-вэну, оставленному внизу на автомобильной стоянке, и вдруг увидел там полицейский автомобиль с нью-йоркскими номерными знаками, но не придал этому значения. У него не было причин думать: «Они приехали за мной». Даже когда он увидел, как двое полицейских в униформе заглядывают к нему в фургончик через заднее стекло — кстати, то пока что была единственная машина, припаркованная внизу, у самого конца спуска, — это не встревожило и не насторожило. Ибо не чувствовал за собой никакой вины.

— Привет. Что это вам тут понадобилось? — Так наивно, почти панибратски, окликнул он офицеров полиции, которые теперь шли прямо к нему.

После он вспоминал, с какой поразительной быстротой действовали эти двое. Один из них спросил: «Вы Майкел Залман?» — а второй, не дожидаясь ответа Залмана, грозно выкрикнул: «Руки! Держать так, чтоб мы их видели, сэр!»

Руки? Но при чем тут его руки? Зачем понадобилось говорить о его руках?..

И Залман тут же весь вспотел, хотя был в футболке и шортах цвета хаки, а мелкие волоски на спине и шее встали дыбом. Мало того, он даже поскользнулся и упал, пребольно оцарапав левое колено. Теперь он чувствовал себя уже менее уверенно. Вытянул руки перед собой, растопырил пальцы, и в каждом его жесте сквозило раздражение.

Чего хотят от него эти люди? Должно быть, какая-то ошибка…

Они заглядывали в фургон через заднее стекло. Он был вынужден согласиться на обыск. Они осмотрели салон, багажник. Заглянули в бардачок. Что ищут? Наркотики, что ли? Может, оружие?.. Он заметил, с каким видом рассматривали они две книжки, которые он оставил в машине под задним стеклом несколько недель назад. «Умирающее животное» Рота и «Искусство любви» Овидия. Обложку первой книги украшала чувственная ню Модильяни в насыщенных плотских тонах, вольно раскинулись пышные груди с ярко-розовыми сосками. На обложке второй красовалось классическое изображение ню — белая мраморная статуя женщины с роскошными формами и слепыми невидящими глазами.

ТАБУ

Это было табу — произносить имя Кукурузной Девы.

Табу — прикасаться к Кукурузной Деве без особых указаний Джуд.

Ибо Джуд Б. была жрицей. Только она, никто другой.

А что означало табу? Табу означало смерть. В случае неповиновения.

Джуд сделала несколько снимков Кукурузной Девы, спящей на похоронных дрогах. Руки скрещены на плоской узкой груди, светлые шелковистые волосы разметались по подушкам точно бледные языки пламени. На некоторых снимках Джуд стояла рядом с Кукурузной Девой. Это мы снимали ее. Джуд улыбалась, глаза у нее сверкали, зрачки расширены.

— Для последующих поколений, — сказала Джуд. — Для истории.

Нельзя было произносить настоящее имя Кукурузной Девы вслух — тоже табу. И однако же везде и повсюду в Скэтскиле звучало это имя! И еще повсюду в городе красовалось ее лицо!

Пропала девочка. Возможно похищение. Срочно, всем, всем, всем.

— Как же просто, — улыбнулась Джуд. — Все на ушах стоят, а правду знаешь только ты.

Впрочем, мы заметили, что даже Джуд немного удивлена. Ведь это стало реальностью — идея, которая так долго принадлежала только Джуд Б.

— Джудит!

Это миссис Трейерн взывала к внучке дребезжащим старческим голоском. И нам пришлось войти к ней в пропахшую лекарствами и куреньями спальню, где она покоилась на огромном старинном сооружении с медными спинками, возлежала на нем, точно рехнувшаяся королева-мать, и смотрела телевизор. А по нему как раз показывали очередной выпуск новостей о пропавшей из школы Скэтскил-Дей девочке. И тут она нам с упреком:

— Вот, девочки. Видите, что случилось с одной из ваших одноклассниц? Что-нибудь знаете об этом несчастном дитя?..

Джуд пробормотала нечто вроде:

— Нет, бабушка.

— Что ж, полагаю, вы учились не в одном классе с этой умственно отсталой.

И Джуд снова промямлила:

— Нет, бабушка.

— Хорошо. И заруби себе на носу, Джудит, не сметь разговаривать с незнакомыми людьми, ясно? И еще следует немедленно сообщать о тех, кто ведет себя странно по отношению к тебе или шастает и вынюхивает что-то вокруг дома или школы. Обещай!

Джуд пробормотала:

— О'кей, бабушка. Обещаю.

Дениз с Анитой тоже пробормотали:

— И мы, мы тоже обещаем, миссис Трейерн. — Сочли, что это относится и к ним тоже.

Затем миссис Трейерн заставила Джуд подойти к постели, взяла ее за руку своими когтистыми сморщенными лапками.

— Знаю, я не всегда была тебе хорошей бабушкой. Я вдова судьи, и на мне лежало много других обязанностей, не исполнять которые я не могла. Но я твоя бабушка, Джудит. Я единственный близкий и родной тебе человек, и ты мне небезразлична, дорогая. Надеюсь, ты это понимаешь?

Джуд пробормотала:

— Да, бабушка, понимаю.

ТОТ МИР, КОТОРЫЙ МЫ ЗНАЛИ

— Тот мир, который мы знали, исчез…

— И нас осталась всего лишь горстка выживших.

— …после атаки террористов. Ядерной войны. Пожаров. Нью-Йорк-Сити — сплошная зияющая яма. Мост Джорджа Вашингтона обрушился в реку. От самого Вашингтона, округ Колумбия, не осталось и следа.

Так было сказано Кукурузной Деве. Чтобы Кукурузная Дева поверила, что вознеслась на небеса живой.

Мы много раз повторяли эти слова. Джуд заставляла нас запомнить. Весь мир исчез, рухнул. Телевидения больше нет. Газет нет. И электричества — тоже. Мы единственные выжившие в этой катастрофе. Нам надо держаться, быть смелыми, бороться. Полагаться только на себя. Взрослых больше нет. Наши матери погибли.

Кукурузная Дева приоткрыла ротик, хотела закричать, но не было сил. Глаза наполнились слезами, она ничего не видела.

Все наши матери! Вот здорово!

Лишь свечи горели, тихонько и мрачно потрескивая. Разгоняли тьму.

Далее Кукурузной Деве сообщили, что запас продуктов у нас ограничен. Ибо магазинов больше не существует, от городка под названием Скэтскил не осталось и следа. Все рынки, киоски, закусочные, все исчезло. Мейн-стрит больше нет. И ярмарки — тоже.

Джуд понимала — для успешного прохождения церемонии Кукурузную Деву надо кормить совсем мало. Не хотелось связывать ей руки и ноги, они казались такими хрупкими. И еще Джуд вовсе не хотелось затыкать ей рот, иначе та испугается. Кукурузная Дева не должна бояться нас. Должна доверять и видеть в нас своих спасительниц.

С Кукурузной Девой следует обращаться бережно, с уважением, добротой, но и твердостью тоже.

Питание Кукурузной Девы должно состоять в основном из жидкостей. Воды, прозрачных фруктовых соков типа яблочных или грейпфрутовых. И еще молока.

— Это тоже табу, — сказала Джуд. — Кукурузная Дева должна переваривать только «белую» пищу. И ни в коем случае не должна употреблять в пищу кости или кожу.

Еда должна быть мягкой, легкой или слегка подтаявшей. Типа домашнего сыра, обезжиренного йогурта, мороженого. Кукурузная Дева — не какая-нибудь слабоумная, как называют ее иногда по телевизору. Нет, просто ум у нее не слишком развит и она не одарена проницательностью. И ей ни за что не догадаться, что продукты, которыми мы ее кормим, взяты из холодильника.

И разумеется, во всех этих продуктах присутствуют транквилизаторы, размолотые в порошок, — еще одно необходимое условие для церемонии.

Ведь согласно правилам жертвоприношения онигара Кукурузная Дева должна перенестись в другой мир в состоянии тихого блаженства, а не страха.

И вот мы по очереди ложками совали в рот Кукурузной Деве крохотные порции еды, точно младенцу. Она так оголодала, наша Кукурузная Дева, что все время пищала:

— Еще, еще!

— Нет, нет! Никаких тебе еще, — отвечали ей.

(Господи, а мы-то сами как проголодались после всех этих кормлений! Дениза с Анитой даже бегали домой подзаправиться.)