Кроме того, Элизабет навещал и местный священник, Петер Бозендорфер, который был впечатлен ее прогрессом. «В больнице Элизабет постоянно выискивает кого-то из персонала, чтобы поговорить, – делился потом он. – Это хороший знак, что она ищет общения с людьми. Никто не может поверить в то, насколько обычной она сейчас кажется, хотя она еще и не раскрылась в полной мере».
Однако у Розмари дела шли не так обнадеживающе. Для нее оказалось слишком сложно принять всю аномальность произошедшего. Долгое время она была не готова к официальному разговору с полицией. Она была любящей матерью и бабушкой и не могла иначе отреагировать на страдания своих детей.
Это – еще одна ноша, которую ей предстоит нести. Хотя официально с нее сняты все подозрения, люди все не могли взять в толк, как можно было не знать о том, чем занимался ее муж все эти годы, – этот вопрос задавала себе и она, должно быть, много, много раз. Оглядываясь назад, она не могла не признать, что вокруг были сотни скрытых знаков, на которые она могла обратить внимание, не будь она так запугана Фрицлем.
Каким бы «живительным» ни показался для семьи первый период после освобождения, некоторые выражали сомнение, что мать и дочь снова смогут ладить. «Складывается впечатление, что врачи и психологи пытаются возродить родственные узы, которые уже показали себя с опасной для Элизабет Фрицль стороны в прошлом, – говорила Хелена Клаар, юрист из Вены, специализирующаяся на семейном праве. – Трудно понять, почему Элизабет Фрицль должна теперь жить с матерью, которая ничуть не помогла ей, когда она подвергалась издевательствам со стороны отца».
На календаре пролетели несколько первых недель свободы, а для Элизабет наступило время особенно сильных переживаний за Керстин, которая по-прежнему находилась в тяжелом состоянии в больнице, в отделении интенсивной терапии. Ее состояние стабилизировалось, но врачи выждали, пока на ее мозге не скажется влияние полного отказа органов, и только тогда, полтора месяца спустя, было решено начинать медленно выводить ее из комы, постепенно снижая дозу медикаментов, которые держали ее в состоянии искусственного сна.
«Доктора с надеждой смотрят на ее будущее восстановление, но на данном этапе невозможно точно сказать, сколько времени потребуется, чтобы она окончательно проснулась», – сообщили тогда в клинике.
С другой стороны, Элизабет была занята и ежедневными семейными заботами. «Лечение семьи контролируют врачи. Но Элизабет выступает как руководитель, который собирает всех, для того чтобы вместе сесть за общий стол три раза в день. Ее дети были постоянно чем-то озабочены, пока они сидели в подвале, и теперь она не намерена допустить, чтобы так и продолжалось. Они действительно все время шутят и смеются».
Первые недели они много времени проводили вместе, глядя диснеевские мультфильмы на DVD и читая теплые письма, приходящие со всего света. Хотя они вышли из подвала уже много дней назад, Элизабет и ее младшему сыну Феликсу все еще требовались солнечные очки, потому что их глаза были очень чувствительны к солнцу. Но все же «их кожа темнела и становилась лучше, а глаза постепенно начинали привыкать к свету», как сообщали из одного источника.
Элизабет все еще приходилось успокаивать обоих мальчиков, которые мучались от приступов паники, возникавших от мрачных воспоминаний о долгих годах заключения и кислородного голодания. Кроме того, они страдали от стригущего лишая – грибкового заболевания кожи, которое возникает от долгого пребывания в сырости.
Благодаря своему возрасту, Феликс шел на поправку лучше всех. Он привык играя носиться по территории обширного больничного комплекса. Работники больницы любили проводить с ним время, потому что для юного Феликса буквально все было ново и занимательно. «Они учили его бегать, – рассказывал Хербст. – Он радовался каждому новому открытию. На этой неделе впервые увидел дождь. Он был заворожен этим зрелищем. Он радуется своей свободе, и Элизабет счастлива за него. Она хочет, чтобы все в ее семье поправились и зажили наконец вместе».
Но Стефану изменения давались с трудом. Восемнадцать лет в подвале, где не было места и повернуться, привели к нарушению моторики. Во внешнем мире он натолкнулся на проблему с координацией. У него подозревали серьезные проблемы с двигательными нервами, в результате чего он не мог нормально ходить.
Не обошли его стороной и психологические проблемы. Он предпочитал целыми днями сидеть в полусумраке палаты, отведенной семье больницей, – почти так же, как он делал это в подвале.
Несмотря на заявления врачей о том, что в семье хорошо ладят друг с другом и все идут на поправку быстрее, чем ожидалось, специалисты стали выражать опасения, что решение поместить всех членов большой семьи вместе со временем может оказаться вовсе не таким хорошим выходом. «Собрать всю семью вместе – это может быть только самым первым шагом до того момента, когда начнутся первые конфликты между ними», – полагает Ева Мюкштайн, президент Австрийской ассоциации психотерапевтов.
А конфликты непременно должны были быть – между детьми, выросшими над землей, живущими нормальной жизнью, хорошо успевающими в школе и занимающимися музыкой, и их братьями из подземелья, которые только начали приспосабливаться к этому миру. Дети, воспитывавшиеся в доме, теперь получали частное образование, но жизнь взаперти в больнице разочаровала их.
«Сейчас очень сложно приходится Алексу, Лизе и Монике, которые прежде жили вместе с бабушкой, – говорил Кристоф Хербст. – Они не видят своих друзей, не встречаются с одноклассниками. Они даже пропускают занятия. И это дается им нелегко. Они то и дело спрашивают, когда смогут снова со всеми увидеться, когда смогут снова пойти в школу. И мы все надеемся, что это произойдет уже скоро, потому что они должны получить назад свою нормальную жизнь».
«Лизе, Монике и Александру не терпится снова повидать своих друзей, – рассказывал посетитель. – Они стараются сохранять позитивный настрой, насколько это возможно, но для них очень непросто оказалось принять жизнь в таких рамках. Хотя они и рады находиться вместе с Элизабет и с остальной семьей, но это уже похоже на то, что теперь в тюрьме оказались они сами. Они держатся молодцом, но это тяжело».
«Домашние» дети сдали свои мобильные телефоны, как только прибыли в клинику, и с тех пор не разговаривали ни с кем, кроме семьи. По плану обратно во внешний мир их должны были выпустить в сентябре, впрочем, неизвестно, собирались их отдать в новую школу, или им разрешат остаться в старой. В пользу первого варианта, семейный юрист Кристоф Хербст считала, что новое окружение позволит им наладить свою жизнь. Ходят также слухи, что они могут переехать в другую страну – упоминалась даже Англия, – чтобы уехать ото всех, кто знал их, чтобы они могли существовать в относительной приватности.
Но также было отмечено, что отчуждение между двумя такими разными троицами детей, которым приходилось переживать давление и воспитание которых сильно отличалось, впоследствии может усилиться. Как определили несколько психологов, «подкидыши» из дома наверху – образованные, опытные и коммуникабельные. Другой же половине, детям из подвала, еще незнакомы даже самые основные бытовые навыки, например, они не умеют переходить дорогу, пользоваться телефоном и покупать что-либо в магазине.
За защиту лечения детей в клинике вступился доктор Кепплингер. Он утверждал, что каждый член семьи Фрицлей получает лечение, разработанное индивидуально для каждого: «Команда терапевтов работает над тем, чтобы приспособиться к особому уходу за каждым в этой семье, но я хотел бы еще раз уточнить, что им всем понадобится много времени».
Разнообразная, покрытая лесами территория психиатрической лечебницы Ландерсклиникум в Амштеттен-Мауэр была выбрана для знакомства Элизабет, Стефана и Феликса с миром. Как только врачи смогли быть уверены, что они смогут воспринять тот калейдоскоп цветов, который прежде видели только по телевизору, они вывели их из полутемной клиники наконец на свет. Доктор Кепплингер дал согласие на эту экспедицию после подробного обследования. Их первые шаги в новом мире были сделаны в закрытом саду, плотно защищенном густой листвой. Врачи позволили Элизабет и ее сыновьям провести некоторое время на улице, гуляя при свете дня, делая свои пробные шаги на пути к выздоровлению.
«Чувствительность к свету практически пропала, – сказали в клинике. – Никто из них больше не носит очков – они готовы видеть солнце».
Мальчики были увлечены всем, что они увидели вокруг себя. Они изумлялись лучам солнца, наползающим друг на друга, деревьям, рыбам, пруду. Скоро прогулки на природе стали ежедневным занятием Элизабет, Стефана и Феликса. Но, несмотря на очевидный прогресс, врачи по-прежнему не думали, что отпустят их домой в ближайшее время.