Читать интересную книгу Боулинг-79 - Анна и Сергей Литвиновы

– А почему ты меня вдруг назвал Володей? – нахмурился артист.

Наваждение, настигшее его год назад в полутемном фойе ДК, кажется, повторялось.

– Просто оговорился.

– И все-таки? – настаивал визитер.

– Не знаю… – потер лоб Седович. – Почему-то ты мне вдруг своего соседа, вашего факультетского секретаря напомнил… Похож показался… Не бери в голову…

И впрямь, какое-то странное видение вдруг настигло комиссара, едва Беклемишев заявил, что он не будет больше выступать. Ему вдруг почудилось, что напротив сидит не Валерка, а Володька Дроздецкий. Потом все исчезло.

Пытаясь забыть странный глюк, он участливо обратился к артисту:

– Так почему ты не хочешь больше выступать?

– У меня полно хвостов, а впереди – госы и диплом.

– Решим вопрос, – вздохнул Седович и что-то чиркнул в перекидном календаре.

…И вот ведь удивительное дело: кажется, решил. Потому что когда Валерка появлялся на кафедрах на пересдачу, его встречали чрезвычайно участливо, порой даже чаем угощали – а потом, после детских вопросов, или вовсе без оных, штамповали в зачетке «хорошо» и даже «отлично». И дипломный проект ему дали – не бей лежачего. Прочие товарищи, включая Володьку, по десять листов двадцать второго формата рисовали: парогенератор в разрезе, опоры линии электропередачи и прочую лабуду. А артисту, певцу Малой земли, достаточно было начертить пару формул и несколько несложных графиков.

Ближе к декабрю начала работать комиссия по распределению. Благодаря беспроводному телеграфу стало известно: на курс дают два места в аспирантуре. Кому достанется одно, было заранее известно и никем не оспаривалось: у бакинца Кямрана Раджабли четыре научных работы и даже одно изобретение, Ленинская стипендия – и вообще он национальный кадр.

Кто станет вторым аспирантом, в точности не было известно, но общественное мнение склонялось к тому, что дадут его, конечно, Володьке Дроздецкому. Командир «Хакасии» и «Дрездена», секретарь факультетского комитета ВЛКСМ. Кто еще, спрашивается, будет в комсомоле работать, если такими кадрами станут разбрасываться?

Валерка честно обрисовал диспозицию Л ил е. Ему было важно знать ее мнение. И еще, в глубине души хотелось, чтобы она сказала:

– Ну, и черт с ней, с аспирантурой. Я поеду за тобой куда угодно, хоть в твой Горький!..

Они лежали на расстеленном диване в ее комнатухе в Армянском. Сквозь незашторенные окна было видно, как падают крупные хлопья снега и молочно-белым сияет люминесцентная вывеска «МОЛОКО». Первое «О» в ней перегорело, а «Л» вздрагивало, то загоралось, то гасло.

Оба курили, на минувших гастролях они пристрастились к сигаретам, и пепельница стояла на голом Валеркином животе.

– Я думаю, тебе стоит опять сходить к Седовичу, – нахмурясь, осторожно сказала Лиля. – И еще – к твоему Олъгерду.

– И – что?

– И – описать ситуацию. И – попросить. И пообещать, что ты будешь и дальше выдавать не менее, а гораздо более идеологически выверенные спектакли. Ты слишком много для них сделал, чтобы они тебе отказали.

Валерка невинно округлил глаза:

– А что я для них такого сделал?

– Как?! Ты что, прикидываешься?! Да они оба на тебе и твоей постановке карьеру построили! Столько дивидендов политических заработали! Продвинулись, выдвинулись и живут припеваючи!..

– Ох, не хочется мне у них ничего просить!

– Иди! Надо идти!

– Я лучше в Нижний поеду, к маме.

– Да? Но имей в виду – меня ты там не увидишь. Ни за какие коврижки!..

И тогда он надулся, оттопырил нижнюю губу и хмуро произнес:

– Что ж, значит, такова судьба.

А затем поставил пепельницу на пол, затушил в ней бычок, вскочил с кровати и принялся одеваться.

Лиля не стала останавливать его. Она завернулась в одеяло и повернулась к Валерке спиной.

Молодой человек оделся и глухо проговорил:

– Я ухожу.

Она не ответила и даже не пошевелилась. А он не задержался – ушел, идиот, и даже дверью хлопнул на прощание.

Пару лет назад

И этого дурака – еще не лысеющего, не морщинистого, озорного и веселого – она тогда любила!..

Со своей позиции в режиссерской рубке Лиля наблюдала за тем, сможет ли ее давний любовник выиграть миллион.

Миллион – только звучит эффектно. Миллион рублей – меньше сорока тысяч долларов по нынешнему курсу, да минус налоги, получается всего-то тридцатка. Лиля столько зарабатывает за два месяца.

И все равно: победителя окружает невидимая, но мощная аура. Она словно приподнимает его над землей. Выигравший расправляет плечи и начинает ходить гоголем, смотреть соколом. Мужчина-победитель излучает мощный поток феромонов. Все его любят, и все хотят быть рядом с ним или хотя бы прикоснуться к нему. Лиля видывала такое в казино-а ведь там ставки, как ни крути, ниже, чем в «Миллионере». У везунчика все получается, и новые деньги липнут к его деньгам, он летит на гребне волны, и жизнь его налаживается… Именно поэтому давняя возлюбленная хотела, чтобы Валерка сегодня выиграл.

К тому же главный приз за все время существования программы не брал еще никто. И с точки зрения зрительского интереса к игре нельзя не признать, что Валерка в качестве выигравшего – кандидатура чрезвычайно удачная. Ему будут симпатизировать многие. Это не какой-нибудь удачник-бизнесмен, завзятый эрудит, или молодой да ранний записной знаток. Валерка по всем статьям подпадает под ролевую модель Золушки: неудачник по жизни вдруг, на глазах миллионов, срывает миллионный банк. Правда, жаль, что москвич – для зрительской любви лучше бы он был из провинции или хотя бы из Питера. Однако все равно – после такой победы рейтинг программы должен резко подскочить. А все потому, что зрители смогут идентифицировать себя с Беклемишевым и благодаря его победе почувствуют надежду: и у нас, мол, несмотря ни на что, жизнь может наладиться. И все будет хорошо.

Лиля даже боролась с искушением: перевести программу, задающую игроку вопросы, с красного режима в щадящий зеленый – или хотя бы в нейтральный белый. Но нет, не надо этого делать. Победа должна достаться игроку в суровой борьбе. Если он, конечно, ее достоин.

– Итак, вопрос на миллион, – начал на площадке Мальков. – И вам, Валерий, и всем зрителям советую затаить дыхание…

1981 год: Москва, Кремль

В конце декабря восьмидесятого в общагу к Валерке явились двое: собственной персоной Олъгерд Олъгердыч и Седович. Юноша по своему обыкновению лежал на койке и читал – на этот раз «Мартовские иды» Торнтона Уайлдера.

– Что-нибудь случилось? – спросил он хмуро.

Несмотря на то, что он расквитался с хвостами, сдал госы (в том числе на военной кафедре), принял присягу и получил звание лейтенанта, чувствовал он себя погано. Лилька не появлялась уже две недели. И он ей не звонил – проявлял, дурак, идиотскую гордость. А ведь и вправду, думал он, заканчивается вуз, Москва, беззаботное студенчество. Впереди жизнь, и неизвестно, каким боком она повернется, какая карта ему выпадет. «Попрошусь в армию, – решил для себя Валерка. – Там зарплата двести тридцать (а не сто двадцать), да к тому же думать ни о чем не надо. Езжай, куда пошлют, и делай, что скажут».

– Ты хвосты-то сдал? – улыбнулся в ответ Седович.

– Спихнул.

– Все?

– До копейки.

– Что ж, я рад, – Седович со значением погладил свои усы, словно напоминая свою роль в Валеркиных учебных успехах. – А теперь давай собирай на послезавтра всю свою команду.

– Угу, – поддакнул Олъгердыч, – сбор труппы в большом зале ДК в восемнадцать ноль-ноль.

– Зачем?

– Там узнаете, – загадочно проговорил директор ДК.

Приоткрою небольшую тайну, – сказал пламенный комсомольский вожак. – Вас придут смотреть большие люди. Очень большие. Из горкома партии. И даже, возможно, из ЦК комсомола. И – большого ЦК. Так что – ты уж не подведи. Собирай ребят и забабахайте этим бонзам лучший спектакль сезона!

В душе Валерки вдруг шевельнулось радостное чувство. Нет, не потому что он соскучился по сцене – глаза б его не видели эти опостылевшие за лето «Военные истории». Нет, он обрадовался, потому что появился повод позвонить и увидеться с Лилей. Оказывается, он мечтал о встрече с ней и не хотел ее терять. И вспыхнула надежда: вдруг снова все будет, как прежде?

– Вам, конечно, надо предварительно порепетировать, – подмигнул Валерке Седович, – и прикупить что-нибудь из декораций и реквизита, поэтому вот…

Он протянул юноше почтовый конверт без марки. Валерка открыл его. Там лежали синие четвертные купюры – да много, штук, наверно, десять.

– Деньги неподотчетные, – сделал отстраняющий жест Седович, – можешь тратить, как считаешь нужным.

Валерка рассеянно сунул деньги в задний карман треников. Он только и думал: «Сейчас они уйдут, и я отправлюсь на вахту и позвоню Лиле…»

***

Лиля приехала в назначенный день к назначенному часу. Она держалась холодно – словно между ней и Валеркой никогда ничего не было.