— Вот только глаза у меня зеленые, — продолжала Зина, — на мои глаза мужчины всегда смотрят как-то нехорошо. Вот в штабе работала переводчица Берта. Вот у нее глаза были! Голубые-голубые! А лицо — белое-белое. А губы красивые-красивые. А мои, как лепешки. От этой Берты все немецкие офицеры с ума сходили. Я сама много-много раз слышала, как они восторгались Бертой. А вчера мой обер, что в гестапо служит, ты знаешь его, был у меня. Так вот он говорит, что эта Берта была русской разведчицей. Вот какая девушка! Милая Оксанушка, мой обер говорит, что это королева, а не девушка. Мой обер говорит, что если бы его полюбила эта Берта, он бросил бы все — службу, имение в Пруссии, заводы отцовские, женился бы на Берте и пошел бы, куда поведет она его. Вот какие девушки бывают, Оксанушка! А теперь эта Берта арестована, под стражей в госпитале лежит. Он говорит, что у нее перебиты рука и нога, но от этого она еще красивее стала. Вот какая королева! Он мне сказал, что завтра за Бертой приедет специальный отряд, повезет ее во Львов.
— Какой почет ей, — сумела наконец-то вставить Ксения. — Наверно, повезут ее ночью?
— Нет, Оксанушка, днем. Он говорил, что приедут ровно в двенадцать. Я просила его завтра покататься с утра, а он говорит, что не может до двенадцати, потому что получили радиограмму, приедут за этой королевой в двенадцать часов дня.
— Жалко, что он не может поехать завтра с тобой кататься, — заметила Ксения. — А то бы я тоже с вами поехала. Мне давно так хочется покататься на машине.
— Но это мы устроим, Оксанушка. А сейчас давай ужинать. А то, наверное, скоро обер мой придет.
— Нет, Зина, я не могу больше задерживаться, ведь я забежала к тебе на одну минуточку, просто проведать тебя, а просидела целый час. У меня что-то прихворнула бабушка. Мне надо бежать домой, — расстроенно сказала девушка, а в синих глазах ее металось нетерпение.
— Ну, заходи, Оксанушка, ко мне, не забывай.
Они поцеловались на прощание, и Ксения ушла.
Вечером Ксения связалась с представителем подпольного горкома партии и передала все, что узнала.
Было решено перехватить этот специальный отряд, который должен прибыть за “королевой”.
Операция усложнялась тем, что, во-первых, очень мало времени было на ее подготовку, во-вторых, предстояло совершить ее днем, почти на открытой местности, на Львовском шоссе. Надо было рисковать. Подпольный горком и штаб партизанского движения решили идти на риск. Начали немедленную подготовку. Отобрали сотню партизанских молодцов, одели их в новенькое немецкое обмундирование с эсэсовскими нашивками. Подобрали еще сотню в группу обеспечения. Всей подготовкой руководил Андрей.
Километрах в десяти по Львовскому шоссе был крутой поворот. Обочины дороги заросли высоким кустарником. Километрах в трех от этого места начинался лес.
Вот на этом изгибе дороги и решено было устроить засаду. Ночью по обочинам дороги в кустах были вкопаны два больших столба, а в кустарниках вырыты и замаскированы большие ямы, в которых расположилась группа захвата. Группа прикрытия с пулеметами находилась на опушке леса в боевой готовности.
В одиннадцать часов партизаны натянули две толстые проволоки через шоссе, закрепили их за столбы. И лишь успели закончить приготовления, как послышался гул моторов. Из-за поворота вынырнули два мотоцикла с пулеметами, за ними катилась легковая машина, потом крытая грузовая; замыкал колонну, охраняя ее, бронетранспортер, набитый солдатами.
Первый мотоцикл ударился о проволоку и отлетел в сторону, второй опрокинулся через него. Все машины резко затормозили. Этого и ждали партизаны. В крытую машину и бронетранспортер было брошено десятка два зажженных дымовых шашек. Немцы, приняв их за мины, обезумев, выскакивали из машин. Их хватали партизаны. Перестрелка была короткой. Только майор яростно сопротивлялся, и его пришлось застрелить. За десять минут все было кончено. Трупы гитлеровцев, а их было около тридцати, свалили в ямы и закопали. Пленных увели в лес. Пятерых убитых партизан товарищи унесли с собой.
На машины сели участники операции. Андрей придирчиво осмотрел всю колонну, каждого партизана и дал команду трогаться…
В двенадцать часов дня к госпиталю подкатили две автомашины — одна легковая, другая крытая грузовая, сопровождаемые мотоциклистами и бронетранспортером. Из легковой вышел Андрей в форме немецкого майора, с железным крестом на груди, с маленькими усиками. Его руки обтягивали новенькие перчатки. Выходя из машины и поправляя мундир, “майор” высокомерно посмотрел на капитана. Капитан Шмолл подбежал к машине и представился:
— Капитан Шмолл.
— Майор Гебауэр.
— Я был предупрежден о вашем приезде радиограммой, — заискивающе произнес Шмолл.
— Надеюсь, вы не задержите меня?
— Нет, все готово, — отчеканил капитан.
— Куда идти?
— Следуйте за мной.
Они пошли в госпиталь. Вслед за Андреем шли три партизана с автоматами, в мундирах немецких унтеров. Каждый из них нес в руке по белому халату.
Капитан провел “майора” и его спутников по коридору в палаты, где находились часовые и лежала Таня. Палаты были пусты. Андрей был поражен. Он заметил, как капитан вздрогнул и остановился. Секунду постояв в недоумении, Шмолл бросился к телефону. Но Андрей опередил его и первым взялся за трубку.
— Что случилось, господин капитан? — строго спросил “майор”.
— Господин майор, господин майор… Я немедленно выясню. Час назад она была здесь.
— Не стоит терять времени, капитан — произнес по-русски Андрей и тут же приказал стоявшим партизанам: — Свяжите. — Партизаны подумали, что если бы Таню увезли гестаповцы, то Шмолл не мог бы не знать об этом. Значит, тут что-то другое…
Одни из “унтеров” накинул на голову капитана халат, другой скрутил ему руки.
Андрей позвонил по телефону и вызвал коменданта полковника фон Траута.
— Господин полковник? Говорит майор Гебауэр. Вам известна моя миссия? Да. Я уже сделал свое дело. Нет, помощи не требуется. Извините, что не имею времени зайти к вам, не могу оставить… Вы понимаете?.. Да, хорошо. Командование довольно вашей работой. Надеюсь, вам приятно это?.. Да, от себя поздравляю вас. Я должен сказать вам два слова от комиссара гестапо Вепке… Но я не могу ждать более пяти минут.
Андрей положил трубку.
— Вызвать еще трех человек и захватить халаты, — распорядился он.
Один из партизан бросился на улицу и, подойдя к крытой машине, что-то шепнул. Оттуда вылезли три солдата и чеканным шагом, в затылок друг другу, прошли в помещение.
Из комендатуры между тем поспешно направлялся к госпиталю полковник фон Траут. Он торопился: офицер из ставки должен сообщить ему что-то важное.