На полпути Алакет остановил отряд.
— Бандыр, брат мой! — позвал он негромко.
— Я здесь, Алакет.
— Постарайся незаметно подкрасться к войску хуннов и узнать, как можно проникнуть к ним в стан.
Бандыр спрыгнул с коня, бросил поводья одному из воинов и, пеший, скрылся в темноте.
Время шло. Воины, напрягая зрение, беспокойно вглядывались в ночной мрак. Казалось, вот-вот начнет светать…
Послышался легкий шелест травы, и на фоне неба вырос темный силуэт Бандыра.
— Ну что? — спросил Алакет.
— Был возле лагеря, — ответил Бандыр, — лежал чуть не у самых копыт коней дозорных. Видел трех гонцов, приехавших от хуннов, что стоят в горах к закату от нас. Они сказали: «Молния да будет мечом Ойхана!» И дозорные пропустили их.
— Хорошо, — решительно произнес Алакет, — воспользуемся этими словами и проникнем в лагерь, а там обрушимся на хуннов.
— Разреши сказать, брат мой, — возразил Бандыр. — Отряд наш слишком мал. Что пользы, что мы перебьем хотя бы полторы сотни хуннов? Нас истребят раньше, чем Кюль-Сэнгир достигнет этого места, а тогда войско погибло…
— Ты прав, — нахмурил брови Алакет.
Но вот он тронул рукой плечо Бандыра и что-то быстро зашептал на ухо.
Тот сразу оживился.
Трое караульных хуннов разъезжали по степи. Двое из них в простых халатах и остроконечных шапках. На голове третьего, начальника дозора, — шлем, а на груди тускло поблескивали железные пластины брони.
Окрестности хуннского стана заволакивал предрассветный туман. Вдруг один из всадников насторожился. Где-то совсем близко ему почудилось движение, ноздри почуяли прилетевший с ветерком запах чужого коня.
— Стой! Кто здесь? — крикнул караульный.
Второй воин схватился за лук. Всадник в шлеме быстро поднес к губам рог, готовясь подать сигнал тревоги. Из тумана вынырнул молодой вооруженный всадник. Следом за ним показались еще несколько конных.
— Мир друзьям! — звонко крикнул юноша на языке хуннов. — Я из Восточного Динлина, сын старейшины… каган прислал воинов моего отца на помощь к вам.
— Как приветствуешь ты нас? — спросил, недоверчиво глядя на юношу, воин в шлеме.
И тот ответил спокойно:
— Молния да будет мечом Ойхана!
— А много ли с тобой людей? — хунн взглянул более дружелюбно.
— Со мной сотня воинов — динлины и хунны с Меч-моря. Да еще тысячу ведет следом мой отец.
— Не слышал ли ты в степи чего-нибудь о рати Алт-бега?
— Слышал, брат. Он идет на нас. Но не меньше, чем восемь раз восход солнца сменится закатом, пока он достигнет этих мест.
— Пусть идет, — криво усмехнулся хунн. — Кыргызский шакал не найдет здесь ничего, кроме костей своих прислужников да петли на свою шею… Хорошо! — оборвал он себя. — Ты, динлин, становись со своими воинами на западный край лагеря и жди, пока мы сообщим о тебе светлосолнечному сыну повелителя и почтенному Хуань-князю.
Сотня воинов двинулась на край стана, а один из дозорных помчался к затканному золотом шатру Чжулэй-Кюйтана, украшенному бунчуком с девятью конскими хвостами. Но не успел отряд восточных динлинов скрыться из глаз, как со стороны степи снова послышался топот приближающихся коней. Дозорные насторожились. Из мглы, словно на крыльях, вылетели трое всадников. Вид их был ужасен: лица в крови, одежда изорвана и покрыта пылью.
— Молния да будет мечом Ойхана! — задыхаясь проговорил один из них.
— Благословение предков с вами! Что случилось? — вскричал дозорный в шлеме.
— Я из войска восточно-динлинского старейшины! — ответил всадник. — Только что в степи на нас налетела рать Алт-бега… Тысяча воинов моего повелителя изрублена на куски.
— Будь проклят, вестник горя! — побледнел караульный. — Что говоришь ты? Следуй за мной к шатру полководцев!
И не оглядываясь, оба караульных понеслись к палатке Кюйтана и Хуань-князя.
Через минуту в лагере хуннов начался переполох. Появления Алт-бега ждали не ранее чем через десять-двенадцать дней. А, оказывается, он совсем близко. Воины, наспех вооружившись, мчались иные на край лагеря, иные к реке, а кто — к шатру Кюйтана. Никто не знал, откуда появятся тюльбарийцы. Военачальники тщетно пытались водворить порядок в отрядах. Сын восточно-динлинского старейшины с воплями рвал волосы на голове.
В шатре полководцев разъяренный Чжулэй-Кюйтан перед толпой приближенных, брызгая слюной, кричал на бледного, но невозмутимого Хуань-князя:
— Старая сова! Слепой осел! Кто уверял меня, что мы раздавим Кюль-Сэнгира, когда Алт-бег еще будет в девяти переходах от нас?!
Когда смятение охватило всех, на западе раздался многоголосый боевой клич тюльбарийцев и динлинов. Это ударил на врага Кюль-Сэнгир. Всадник из разбитого войска восточных динлинов улыбаясь взглянул в лицо сыну своего старейшины и сказал:
— Ну, Алакет, наш замысел удался! Пора!
— Пора, Бандыр! — отозвался тот.
…Наступил рассвет, и глазам хуннов предстало ужасное зрелище. Среди поваленных шатров валялись разбитые повозки. Обезумевшие кони без всадников с бешеным ржанием носились по лагерю, сбивая людей. На западе разрозненные отряды с трудом отбивались от наседавших воинов Кюль-Сэнгира. Вокруг шатра полководцев столпились, подобно стаду баранов, несколько десятков телохранителей Чжулэй-Кюйтана.
И тогда лагерь снова потрясли возгласы:
— Алт-бег! Алт-бег!.. Идет!
По направлению к шатру сына кагана неслась сотня всадников.
Над головами телохранителей со свистом промчалась зажженная стрела, и шатер Кюйтана вспыхнул подобно огромному костру… Хуань-князя не было в шатре. Он метался между отрядами, стараясь вдохновить их на бой.
Когда едкий дым с языками пламени пополз через все щели и вход в шатер, Чжулэй-Кюйтан вскочил с белого войлока, на котором сидел, и, не стыдясь более приближенных, полез на четвереньках вон из своего покоя. Выбравшись, он вскочил на первого попавшегося коня и понесся в степь.
Несколько телохранителей, заметивших его бегство, помчались следом.
Бой стихал… Большинство хуннов, сбитых с толку ложными слухами об Алт-беге, не зная, откуда ждать нападения, разбежались по степи. Кое-где воины Кюль-Сэнгира еще сражались с наиболее упорными врагами из отряда телохранителей. В центре разгромленного лагеря хуннов съехались старый Кюль-Сэнгир и юноша Алакет.
— Сын мой! — сказал Кюль-Сэнгир. — Ты проявил ум и находчивость. Говорю тебе, ты станешь большим военачальником. Когда вернемся в кыргызскую землю, я возьму тебя в свое войско и стану учить искусству полководца…