пишущий пишет свою автобиографию, и лучше всего это ему удается, когда он об этом не знает». Высказывание немецкого драматурга Кристиана Геббеля. Я, в общем, знаю об этом, мои повести и романы пронизаны ощущениями прожитого-пережитого, в определенном смысле – это одна объемная исповедальная проза.
Да, каждый литератор пишет свою жизнь, чего бы и кого бы он ни касался, какой бы материал ни избирал для сюжета. Конечно, главные герои упомянутых книг – это не я в прямом смысле слова. Тем не менее, мои герои в значительной степени выражают мои мысли и чувства – а как по-другому?
В «Джекпоте» Костя Ситников, эмигрант, приехавший в гости из Нью-Йорка в Москву в самом начале 2000-х, отвечает на вопрос одного из участников загородного пикника, кем он себя идентифицирует, кто он – русский или уже американец?
«Видите ли… Если несправедливо ругают Россию, я – русский, если Америку – я американец».
– А если справедливо?
– Тогда мне вдвойне больно за страну.
– За какую?
– За ту и за другую».
Так я думал тогда. Сейчас ответил бы несколько иначе.
ЕЦ Около тридцати лет вы проработали в «Вечерней Москве». Как и во всех советских газетах, ее главные темы были предопределены партийными догмами; при этом «Вечерка» загадочно оставалась живой, интересной, не смотря ни на что – любимой читателями. В США вы – уже тоже более двух десятилетий – работаете в русскоязычных СМИ. Редактировали журнал «Время и место», газеты «Еврейский мир», «Русская реклама», «В Новом свете», а сейчас вместе с Леоном Михлиным создали международный литературный журнал «Времена». Нет, не хочу, чтобы вы сравнивали «тогда» и «теперь». Хочу, чтобы, опираясь на свой полувековой опыт в журналистике, задумались: в чем причина ужасающего непрофессионализма многих эмигрантских изданий?
ДГ Больная тема… А ответ прост. Этими изданиями, за редчайшим исключением, владеют люди, прежде никакого отношения не имевшие к журналистике. Это бизнесмены, весьма неразборчивые в средствах достижения прибыли. А ее все меньше в связи с естественной убылью русскоязычного населения, сокращением притока новых эмигрантов, скукоживанием рынка рекламных объявлений, а главное, с тем, что молодежь, выросшая в Америке, перестает читать по-русски. Отсюда мизерные штаты редакций, привычная невыплата гонорара авторам. Плюс – засилье интернета, а попросту говоря, воровство из Сети публикаций российской прессы без всяких ссылок на источники. Удобно, дешево, не надо никому ничего платить.
ЕЦ Семейная сага – так можно обозначить жанр вашей книги «Средь круговращенья земного…» Читателю почти сразу очевидно: перед нами – семья автора, оказавшаяся, как нередко бывало в минувшем веке, на разных континентах, в разных социальных мирах. Уточню: обычная еврейская семья. Конечно, для вас было важно вглядеться в родные лица, осмыслить уроки истории. Открыли ли вы для себя в прошлом что-то новое?
ДГ Для меня это особая книга, быть может, самая дорогая. Я попытался показать «судеб скрещенье», жизнь двух ветвей своей семьи – российской и американской. Я вернулся к истокам, корням, написав 750-страничное густонаселенное произведение, действие в котором длится больше века и связано с близкими мне людьми, хотя многих из них я не знал. Это не историческое исследование, не мемуар, не документальное описание – роман в чистом виде, я имел право фантазировать, придумывать, однако основа – абсолютно реальна.
…В 1906 году мой дядя, 17-летний Рувим, покинул местечко Рыбница на Днестре и эмигрировал в Соединенные Штаты. Вместе с ним уехали его невеста Эстер и ее брат Яков. Так дала побеги американская ветвь семейного древа.
Все герои саги, а их десятки, живут и совершают поступки под своими именами. На их долю выпало немало испытаний, как и на долю нееврейской части населения царской России, потом Советского Союза и снова России, уже другой, якобы свободной. В этом смысле я не делаю никаких разграничений – жили и страдали все вместе, однако евреи – куда больше. Но и моим «американцам» досталось, их жизнь отнюдь не была безмятежно-счастливой: Рувим попал в теракт в Нью-Йорке, устроенный анархистами в 1920-м, и чудом уцелел; Яков связался с криминальной средой и угодил в тюрьму; сын Рувима – Натан, одурманенный социалистическими идеями, уезжает на работу в Москву и погибает в ГУЛАГе… В сталинских застенках погиб и другой член семьи, жившей в СССР: мой дядя, муж сестры отца Мани, был расстрелян в 1937-м; другой дядя, по материнской линии, оттрубил немало лет на Колыме; да и мой отец сидел по политическому обвинению и едва избежал приговора…
Сага ни в коей мере не звучит как поминальник: сюжетные линии и ходы, как и в самой жизни, причудливо перекрещены, перевиты, читатели свободно перемещаются вместе с героями во времени и пространстве, чередуя фрагменты их американского и российского бытия.
ЕЦ Два ваших недавних романа, увидевших свет в США (один не только на русском, но и на английском) – «Террариум» и «Исчезновение», воспринимаются как предсказание. Однако вы вряд ли ставили перед собой такую задачу. Что же вело вас при написании этих книг?
ДГ «Террариум» стоит особняком ко всему написанному мной, это роман-антиутопия. Он – о России. Да, сегодняшней и завтрашней. Реалистическое повествование переплетается с предсказаниями, фантасмагорией, гротеском, сатирой. Таковы особенности жанра. Многое в тексте зашифровано, однако… легко узнаваемо. Так, Россия названа Преклонией, Америка – Заокеанией, Германия – Гансонией, Франция – Галлией, Китай – Поднебесной, Афганистан – Пуштунистаном. И имена героев слегка изменены, но читателям не составит труда определить, кто есть кто.
В центре повествования – образ Высшего Властелина Преклонии, сокращенно ВВП. Его жизнь и судьба даны в различных временных срезах. На обложке – дракон, распростерший черные зловещие крыла над контурной картой Преклонии с силуэтом кремлевской башни. В четырех эпиграфах – квинтэссенция произведения. Вспомню два:
Если имеется подходящий народ, можно сделаться вождем народа.
Дон-Аминадо
Он приучил себя жить с ложью, ибо… не раз убеждался, что ложь удобней сомнений, полезнее любви, долговечнее правды.
Габриэль Гарсиа Маркес
Полный текст романа можно прочесть на сайте zaza.net. Книга разошлась в Америке. В России ее по понятным причинам нет…
А «Исчезновение» – вещь вполне реалистическая, хотя главный герой Яков Петрович – целиком плод моей выдумки. Он – Двойник президента. Важная особенность: именно через восприятие Двойником действий и поступков Путина (он назван Верховным Властелином – ВВ) перед читателями предстает образ российского лидера в совокупности его взглядов, фобий, искривленных представлений о своей стране и мире. В романе, по сути, два главных героя – Двойник (Яков Петрович) и ВВ.