стены нависают над нами неприступными скалами. Впечатление давящее, неприятное.
Мы с Эфой приближаемся к центральным воротам, куда стекаются люди. Стража на входе волнорезами делит эти потоки.
— А почему их так много?
— Обеденное время, — коротко поясняет девушка и показывает стражу свой медальон. — Он со мной.
По коже прокатываются мурашки, я ощущаю совершенно другую энергетику. Вот я и попал во дворец боевых искусств.
Глава 20
Только ступив на двор, замираю на несколько ударов сердца, лёгкие моментально наполняются совершенно иным воздухом. Звенящая энергия с сильными намерениями стать сильнее, от каждого вздоха по телу прокатываются будоражащие волны.
Эфа не успевает обернуться, как в несколько шагов я настигаю её, осторожно оглядываясь по сторонам. Мы вливаемся в поток доставщиков, идущих обособленно от остальных. На территории павильона даже в обеденный перерыв все ведут себя дисциплинированно. Не мешают, не толкаются. Дворяне хмурятся, с недовольным лицами бросая косые взгляды по сторонам, но не нарушают строгого порядка. Двигаются неспешно, с общей массой.
И за этим человеческим морем я вижу обширный плац, где несмотря на обеденное время несколько десятков практиков обливаются потом, повторяя изящные стремительные движения почти синхронно. Перед ними прохаживается высокий седовласый мужчина. Как только он доходит до конца, с кулаков практиков слетают едва заметные силуэты — техника дистанционной атаки.
Внутри высятся пагоды, а перед каждой — утоптанная посыпанная песком площадка. Везде продолжаются тренировки, где-то практики сами трудятся до изнеможения, где-то — под чутким руководством наставников.
Мы спешим в центральный величественный дворец. Он десятком ярусов возвышается над остальными и лишь макушкой едва заглядывает за исполинские стены. Внутрь нас не пускают. Стража приказывает подождать, пока кто-то из прислуги не придёт за едой для мастера павильона.
— Не положено по статусу, — разъясняет Эфа, пока мы стоим в тени неподалёку от ворот.
— Мы теряем время, — хлопаю по часам на поясе.
— Успеем, — она указывает на падающий песок. — Каждой доставке отведён определённый интервал. Если прибываешь раньше, иногда приходится подождать.
Я киваю, устремляя взор на ближайшую группу практиков. Их движения скупы и точны. Во время ударов по телам учеников в последний момент пробегает Ки, срываясь небольшим всплеском с костяшек. Воздух слегка вибрирует и мерцает в такие моменты.
С жадностью наблюдаю за каждым их движением. Добавить бы такой приёмчик в своей репертуар…
Ожидание идёт мне только на пользу. Через полчаса уже самому хочется взобраться на площадку и присоединиться к отработке ударов, но это невозможно. Прислуге строго-настрого запрещено ступать без дозволения на тренировочные площадки павильонов.
— Еда для мастера Зинхао? — появляется немного упитанный низкорослый человечек с увесистым медальоном на груди.
Реагирую первым и приближаюсь к ступеням, ставлю рюкзак на раскладные ножки и достаю последнее блюдо. Мужичок смотрит на меня исподлобья, после чего всё тщательно проверяет.
— Спасибо, свободен, — машет он мне рукой.
Сверившись с песочными часами, Эфа предлагает:
— Пройдёмся, Рен? У нас ещё есть время. Покажу доступные тебе места.
— Веди, конечно. Хочу узнать про устройство Академии побольше, — отвечаю я с воодушевлением.
— Всё ещё тешишь себя надеждами поступить сюда? — улыбается Эфа.
Значит, до неё дошли вести про мои попытки попасть в Академию с главного входа. Надо быть осторожнее. Слухи здесь распространяются быстрее всякой заразы.
— Нет. Я лишь хочу увидеть всё своими глазами. У меня хорошая зрительная память. Мне так легче будет ориентироваться, когда останусь один, — нахожу подходящий ответ.
— Если останешься, — поправляет она.
— С этим могут быть трудности? — смотрю на свою проводницу, и она хмурится. — Мы выполнили все доставки с запасом.
Не хочу даже думать о провале. Любой ценой надо удержаться на этом месте. Только так я смогу больше разузнать о «звёздных детях».
— Дело не только в скорости. Разное бывает. Не так посмотришь на кого-нибудь из знати или чего хуже из мастеров. И… — её лицо становится мрачным. — Лучше веди себя скромно и старайся угодить, как послушная собачка. Мы здесь для них лишь расходный материал. Любому найдут замену.
Нет уж, собачкой для них я быть отказываюсь.
— Долго служишь? — спрашиваю я.
— На внутреннем дворе три года, и это отличный срок. Далеко не все способны продержаться тут так долго, особенно мужчины, — она выводит меня через другие ворота.
Здесь народ расходится, нарушая порядки. В паре сотен шагов от стен павильона уже слышны крики. Озлобленный юнец, ещё совсем мальчишка, яростно таскает за волосы пожилую даму в испачканной униформе.
— И что за бесполезную тварь мне родители выдали в услужение!?! — выплёвывает мерзавец и бьёт её ладонью наотмашь по лицу несколько раз. — Смотри в лицо своему господину, когда он с тобой говорит.
Женщина что-то пытается ответить, но не успевает. От удара её голова запрокидывается, и в воздухе летит струйка крови, орошая землю и одежды проходящих мимо него людей. Служанка падает на спину, беспомощно закрываясь руками.
Закусив губу, чувствую, как сжимаются кулаки, белеют костяшки, а ногти едва не пробивают кожу.
Ублюдок!
Глаза застилает алым, и я непроизвольно делаю размашистый шаг вперёд, но меня с силой дёргают назад.
— Стой, Рен. С ума сошёл⁈ Сам же видишь, какие здесь порядки… — торопливо шепчет Эфа.
Злобный юнец уже хочет наступить на голову своей служанке, как его резко тормошат.
— Эй, тупица, — над мелким паршивцем нависает широкоплечий парень. — Ты испачкал мои одежды!
Глаза новоприбывшего угрожающе блестят, а рот приоткрывается в хищном оскале. Его ханьфу отличается роскошной вышивкой, выдавая высокий статус. Явно гораздо выше, чем у подлеца, мучающего женщину.
— Прости, — тот вырывает руку из захвата. — Она сама виновата.
— Это твоя собственность, и за порчу моей одежды отвечать придётся тебе, — палец с силой вонзается в грудь ублюдка, отчего тот едва не падает на пятую точку.
Эфа настойчиво уводит меня прочь.
Стараюсь не пялиться так откровенно. Про себя же радуюсь хотя бы временному спасению несчастной. Злоба подкатывает к горлу. Меня распирает от несправедливости происходящего. Слишком легко подобные нелюди распоряжаются жизнями других. Уверен, этот мелкий напыщенный упырь не достиг ничего значимого в своей жизни, не добился ни одной победы, которая бы не была куплена деньгами или властью его родичей.
В нашей глуши слишком легко было забыть о том, что где-то далеко живут те, кто привык считать себя избранниками Небес.