Читать интересную книгу Дорога соли - Джейн Джонсон

Таиб дотронулся до моей руки, желая показать мне на одну из них, стоящую поодаль, совершенно поразительную по виду.

— Видите ту скалу, вон там? Мы зовем ее Аглаин.

Азаз на заднем сиденье неожиданно фыркнул и засмеялся.

— Что это значит? — спросила я, тут же пожалела об этом и почувствовала себя круглой дурой, поскольку ответ был до нелепости очевиден.

— «Член с яйцами», — тем не менее ответил он, озорно сверкнув на меня глазами.

— Женщины, которые хотят иметь детей, идут к нему пешком, чтобы только прикоснуться, — услужливо добавил Азаз. — И помогает! Мои двоюродные сестры, например, как сходят в паломничество к Аглаину, так ждут ребенка.

— Хотите, подъедем, и вы тоже прикоснетесь, — с невинным видом спросил Таиб. — Моя машина где угодно проедет.

— Нет! — резко ответила я. — Не хочу. Что за глупые предрассудки, чушь какая-то!

— У вас уже есть дети? — серьезно спросил Азаз.

Похоже, он не поддерживал игру, которую затеял со мной его двоюродный братец, но я все никак не могла успокоиться.

— Нет.

— Но вы уже не так молоды. Почему же нет детей? — продолжил он, видимо не имея понятия о простых человеческих приличиях и еще более усиливая мое беспокойство.

— Там, где я живу, женщины могут посвящать себя любимому делу, — объяснила я ему сквозь зубы. — Мы считаем, что это не менее важно, чем иметь детей.

— Разве может быть что-нибудь важнее детей? — с серьезным видом спросил Азаз.

Но я не ответила и отвернулась, чтобы только не видеть этих сверкающих пытливых глаз.

Немного погодя мы свернули влево. Скоро дорога пошла круто вверх, виляя в стороны, взлетая и резко падая среди потрясающих нагромождений красноватой горной породы. Когда мы почти достигли высшей точки, я обернулась, чтобы еще раз взглянуть на места, через которые только что проехала, и ахнула от изумления. Они показались мне величественными до невероятия. Огромное пространство почти бесплодной каменистой земли, усеянной огромными валунами. Лишь кое-где пробивается скудная растительность, и, насколько видит глаз, ни единой души, ни одного человеческого жилища. Далеко позади неприступная мрачная стена Джебель аль-Кеста, темнеющая над долиной Амельн. Просто изумительно, что резкие, словно кем-то вырубленные черты Львиной Головы ясно видны даже на таком расстоянии. Не удивительно, что ее с такой любовью упоминают в здешнем фольклоре. Имея перед собой такой ориентир, невозможно заблудиться даже в этой безлюдной местности. Я представила себе торговцев прошлого, которые проделали нелегкий путь из пустыни на север, их караван верблюдов, груженных золотом, слоновой костью и страусовым пером. Поднявшись на эту гору, туареги останавливались и с легким сердцем брали курс прямо на Львиную Голову. Они уже не сомневались в том, что после нескольких недель, а то и месяцев трудного пути по пустыне их ждет буйная растительность оазиса.

По ту сторону перевала пейзаж снова изменился. Перед нами открылась великолепная извивающаяся долина, прорезанная некогда полноводной, но потом куда-то исчезнувшей рекой. Ее воды оставили после себя лишь отвесные красные скалы, чем-то напоминающие Гранд-Каньон в Колорадо, и даже не совсем в миниатюре. Пласты разных пород здесь различались так же отчетливо, как на рисунке в учебнике по геологии. Но в Гранд-Каньоне до сих пор течет огромная река, а здесь, в высохшем русле, не осталось ничего, что указывало бы на стремительный и мощный поток, который создал это впечатляющее ущелье. Кругом лишь сухие валуны, некогда отполированные и выбеленные речной водой. Мы покатили вниз, с одной стороны у нас был отвесный провал, а с другой — громадная масса вздымающейся нетвердой скалы, усеянной маленькими звездочками каких-то оранжевых цветов и колючим кустарником дикой фиги. Козы, пасущиеся вдоль призрачной реки, провожали нас своими узкими глазками. Мы мчались по ухабам, колеса поднимали облака пыли. В ней совсем не видно было дороги, по которой машина только что проехала. На мгновение в моей голове мелькнул очень странный образ. Будущее разворачивалось передо мной так же, как узкая полоска этой дороги, ведущей в неизведанное, а прошлое медленно, но верно исчезало позади, превращаясь в пыль и прах.

Глава 17

Наконец мы добрались до Тиуады. Это селение оказалось ничем не примечательным скоплением старых, крошащихся от времени глинобитных домиков и новых построек из шлакобетонных блоков. По сравнению с Тафраутом деревенька казалась захудалой, убогой дырой, в которой люди существуют на грани выживания. Куда ни посмотришь — везде сушь, и ничего больше. Мы проехали какое-то ограждение, к столбу которого обрывком старой грязной веревки был привязан ослик. Он поднял голову и проводил нас мутным, ничего не выражающим взглядом, словно уже устал от жизни и покорился своей судьбе. За забором не видно было никакой зелени, ни листика, ни травки. Самым съедобным, на что бедняга мог рассчитывать, оказалась эта самая веревка, которая удерживала его на месте.

Деревня казалась пустой, ставни везде были закрыты, двери захлопнуты, даже железная решетка непременного бакалейного магазинчика опущена. Нигде ни единого признака какой-нибудь жизни. На злом полуденном солнце жарились несколько ржавеющих автомобилей, на пустой улице не было даже играющих ребятишек. Беспризорные кошки или собаки не лежали на площади, в тени тонких, как бумага, листьев эвкалипта. Нет, деревня не показалась мне тем местом, где могла бы жить единственная хранительница утерянного древнего языка и где я получила бы разгадку тайны талисмана. Какое там, у меня возникло ощущение, что здесь вообще никто не живет. Я решила, что в один прекрасный день все население деревни собралось на площади и после долгих дебатов приняло давно откладываемое решение покинуть эту Богом проклятую дыру, которую вскоре совсем поглотит безводная пустыня. Люди собрали все пожитки и отправились куда глаза глядят, на поиски лучшего места для жизни и достойной доли, туда, где грунтовые воды повыше и есть хоть какая-нибудь растительность.

— Куда это все подевались? — не выдержала я в конце концов.

— Скоро увидите, — коротко ответил Таиб.

Мы проехали мимо ряда административных зданий, на которых безжизненно повисли красно-зеленые государственные флаги. На стене одного из них кто-то намалевал огромными буквами: «VIVE LE TIFINAGH!» — «Да здравствует тифинаг!» Рядом черной краской было изображено что-то вроде пляшущего человечка. Руки вверх, ноги в стороны, впечатление такое, будто он то ли сошел с ума, то ли демонстрирует свой бунтарский дух. Фигурка почему-то показалась мне смутно знакомой. Я спросила Таиба, что она означает.

— Берберскую гордость, — загадочно произнес тот. — Его зовут Аза. Таков символ амазигов,[51] свободного народа.

— Да? — Мне стало любопытно. — А кто это?

Таиб мрачно улыбнулся.

— Мы. Берберы — коренной народ Северной Африки. Мы жили здесь еще до того, как пришли римляне, задолго до нашествия арабов. У нас были свой язык, культура, религия, обычаи и верования. Арабы пришли из восточных пустынь в семнадцатом веке и принесли с собой ислам, который был для нас как огненный меч. После вторжения арабов их законы запрещали говорить на берберском языке и писать, используя алфавит тифинаг. Даже тот человек, который дома говорил на берберском, считался подрывным элементом. Но берберы — народ гордый, всегда живущий на грани нужды и знающий, как противостоять превосходящим силам. Они стали сопротивляться, но были жестоко подавлены. Однако берберы все равно продолжают бороться, все эти века упрямо сопротивляясь арабскому, а потом и французскому влиянию. Сформировалось берберское сепаратистское движение сопротивления. В правление марокканского короля Хасана Второго всякий, кто поддерживал его, рисковал получить наказание в виде ударов палками, а то и похуже. Но чем сильней наступишь на змею, тем больше ей захочется тебя укусить.

— Да, — сказал Азаз, всегда веселое и жизнерадостное лицо которого теперь стало серьезным. — Плохие были времена. Многие наших сторонники тогда просто куда-то исчезали.

— Отец Азаза был членом сепаратистского движения, но не брал в руки оружия, просто выступал за свободные выборы и погиб в тюрьме, — мрачно произнес Таиб. — Теперь о таких вещах никто не говорит. Новый король совсем другой, куда более прогрессивный, чем его дедушка Мохаммед Пятый или отец Хасан Второй. Он понимает, что если удастся сделать Марокко современной преуспевающей страной, то можно будет избежать брожений и политических беспорядков.

Мы еще раз завернули за угол и наткнулись на отару тощих овец, перекрывшую дорогу. Я глазам своим не верила. Где же они тут пасутся? Вокруг, насколько хватало глаз, ни единого пятнышка зелени. Ей-богу, животные здесь, должно быть, столь же закаленные, как и люди. Таких даже есть жалко.