- Это цена нашего воссоединения. Я жив. У моего сына и у тебя, моей жены есть крыша над головой.
- И полная зависимость от тебя, - цежу я.
- У тебя есть имущество, - парирует он.
- Но нет права распоряжаться им. Одно твое слово и меня закопают вот здесь, - давлю ногой в сухую землю, - или вот здесь! – втаптываю в землю другую ногу.
- Ты видишь во мне монстра, - усмешка касается его сухих губ.
- Ты - и есть монстр.
Громко сглатываю. Земля втоптана в нескольких местах, куда я с силой поставила ногу. Прямо здесь меня сейчас и закопают.
Я осмелела. И даже слишком.
Пора ждать наказания.
- Что мне нужно сделать, чтобы ты перестала шарахаться? Что ты хочешь, Аля?
- Что я хочу?
Он, правда, это спрашивает?
- Что. Ты. Хочешь? – прищуривается.
- Свободу.
Выпаливаю и вмиг замолкаю.
Много. Много взяла на себя, Аля.
Глава 43.
- Что. Ты. Хочешь? – прищуривается.
- Свободу.
Руднев убирает руки в карманы брюк. Шумно вбирает в себя воздух. Ему всего чуть больше тридцати, а выглядит он старше. Его взгляд прожжен жестокостью и такими же жестокими годами, что сделали из него того, кто он есть.
- Ты еще юна для таких разговоров. Отправляйтесь с Богданом домой. И научись думать, прежде чем говорить, Аля.
Он уходит вглубь леса.
Но мои слова догоняют и бьют его в спину.
- Я повзрослела. Еще в нашу первую ночь, в отеле. И когда рожала нашего сына. И когда пережила твою смерть… которой не было.
- А ты бы хотела, чтобы она была?
Вспоминаю его совет - думать, а потом говорить, поэтому думаю. Его пронзительный взгляд напоминает мне о том, что надо слушаться.
- Не думаю, что в случае моей смерти Давид смог бы защитить тебя и нашего сына. Сколько бы ты не целовалась с ним, Аля.
Руднев усмехается и уходит дальше, в лес. Уверенный в том, что я вернусь в дом, а не сбегу. Он прав: охраны здесь столько, что даже лишний шаг сделать невозможно. Я в ежовых рукавицах.
- Я не смогла.
- Что? – удивляется он, оборачиваясь.
- Не смогла переспать с твоим братом. Хотя он был заботлив и нежен со мной.
- Ты закапываешь его все глубже, Аля, - его взгляд темнеет, - и ты совсем не умеешь выбираешь мужчин.
Не умею. Ни Кирилла, ни Руднева. Да и с Давидом не повезло, чего уж говорить об Игоре.
- Ты относишься ко мне как к глупой девочке. Еще юной и маленькой. Вот только это не мешает тебе жестоко обходиться со мной, - набираю побольше воздуха в грудь, - но я хочу, чтобы ты знал. Я не переступила через себя, и с Давидом у нас был только один поцелуй. А Игорь… все могло бы закончиться тем, что ты перехватил бы меня в участке полиции, и я бы никогда не встретила Игоря с его мотивами и дальнейшей аварией. Но в таком случае я бы не узнала, что он - тот самый человек, что сочинил эту историю. Историю нашей жизни.
- Что?
Руднев приблизился ко мне в считанные секунды, заставив меня отшатнуться.
- Говори, что ты знаешь.
- В один момент мне удалось прочитать переписку в его телефоне. Ахитов – это просто исполняющий Игоря. И еще там была цепочка имен. Помимо Кирилла, Ахитова, Вики и Игоря там были еще люди.
- Почему ты не сказала мне это раньше?
Он бы сполна поиздевался над Игорем в подвале перед тем, как убить.
Только бы знать раньше, что Одинцов – это человек, который возродил нашу историю. Кирилл и Вика были подосланы им. Я узнала это в последний момент.
- Назови мне их имена.
Я отступила на шаг. Напор Руднева пугал. Я взволнованно облизала губы. Вновь я полезла туда, куда лезть - опасно.
- Они все хотели твои деньги. А вот Игорь должен был занять твое место.
- Я знаю это, девочка. Говори имена остальных, - глаза Руднева горели местью.
Он хотел расправиться с остальными. В одиночку они не представляли для нас угрозу, но месть – это любимое блюдо Руднева. Он жестоко расправился с Ахитовым, он убил моего парня и казнил Игоря, а свою бывшую жену отправил в бордель. Я не знаю участи Давида, который посмел меня коснуться, но и моя участь оказалась незавидной.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
- Сначала я хочу знать отведенную мне роль. Ты так легко расправился со всеми, кто воспользовался нами, но что ты сделаешь со мной?
Руднев вынимает руки из карманов и потирает свое лицо. Он выглядит уставшим и более взрослым, чем в нашу первую встречу. Это непростое время изменило его.
- Я зол на тебя, Аля. Ты моя женщина. Ты должна была сидеть и ждать меня, но вместо этого ты связалась с Одинцовым.
- Я не могла смиренно ждать, пока мне вернут сына, - скрещиваю руки на груди, - и за это ты преподал мне урок. Ты заставил меня смотреть на смерть Игоря.
- Я хотел, чтобы ты знала: так будет со всеми, кто пойдет против меня.
- И со мной?
- А ты пойдешь против меня?
Я истерически усмехаюсь и делаю глубокий вдох. Игра в одни ворота. Разговор потерял смысл.
- Ты не представляешь, что я пережила. Игорь стал моим спасением в то время, когда ты был для меня дьяволом. Так, когда же вновь ты превратишься в дьявола? Ведь в твоем мире нет места для спокойной семейной жизни. Это все маска. Сними ее!
В одну секунду Руднев завладевает моей рукой. Заряд тока проходит по телу, побуждая меня дернуться. Стать подальше от этого человека. Сбежать.
Но он не позволяет.
Держит мою ладонь в своих руках. Крепко.
И больно, когда я начинаю сопротивляться.
Шум безмолвной борьбы продолжается до тех пор, пока я не вырываюсь в попытке отбежать к сыну и уйти в дом. Руднев больше не владеет моей рукой, вот только бегство длится недолго, и вскоре я оказываюсь позорно прижатой к дереву.
- Хватит бегать, Аля!
- Отпусти меня. Не трогай.
Птицы шумели. Вдалеке дятел делал свое дело. А мы шумно дышали, оба уставшие от борьбы и сопротивления.
- В моем мире нет места доверию. И я виноват в том, что не поверил тебе в нашу первую встречу…
- О, не нужно оправдываться, - цежу ему в лицо.
- …нам нужно было сплотиться, а не перекрываться договором. Тем более, что ребенок не ограничится договором, это нечто объемнее и больше. Дороже. Ты почувствовала это, Аля. Сейчас наша жизнь вышла за рамки чертового договора, потому что, как минимум, я не смогу разлучить ребенка с его матерью.
- Ты же не любишь оправдываться и извиняться?
- В каком месте ты услышала оправдание или извинение?
- Раскаяние? – изгибаю бровь.
- Ничуть. Констатация факта.
Замолкаю. Факты у него не добрые.
- Хватит, Артем. Нам нужно решить, как жить дальше, а не вести эти разговоры. Они не для нас, понимаешь? Мы упустили момент объяснений.
Руднев прищуривается.
- Я не хочу жить, как на минном поле. Не хочу не знать, когда ты взорвешься. Я каждый день жду, что ты вновь вышвырнешь меня из жизни Богдана. Я не смогу забыть. Не хочу вертеться в твоем жестоком мире. Ты взрослый мужчина. Артем… пожалуйста.
Шепот растворяется в холоде его глаз. Я отвожу взгляд к мирно посапывающему Богдану. Спиной чувствую жесткое дерево, к которому меня прижимают его руки. Он до сих пор решает вопросы силой. Такова природа Руднева.
- Все будет хорошо. Теперь все будет хорошо.
Не верю!
Отталкиваю его от себя, насколько это возможно.
Делаю несколько шагов подальше и осторожно предлагаю:
- Мы будем жить отдельно, но ты сможешь видеться с ним. Ты найдешь себе женщину под стать, а я же… я девчонка, которая не должна была встречать тебя в этой жизни. Наши судьбы не должны были пересечься. Я не хочу, чтобы наш сын рос в нелюбви. Потому что любовью здесь даже не пахнет…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
В его глазах показалось что-то, похожее на отчаяние. Лишь на секунду. Показалось?
- Я понял, что тебе нужно. Свобода? – бросает напряженно.
Я задерживаю дыхание. Я ведь говорила об этом прямо. А он понял только сейчас.