Отложив нож и двузубую вилку, пробую хмельной мед. Сладковатая брага больше бурлит в животе, чем ударяет в голову, поэтому отставляю кубок и с улыбкой обвожу взглядом хозяев.
— Все-то у тебя замечательно, княже, и еда вкусна, и дом полная чаша. Все есть! Пожалуй, только хозяйки в твоем тереме и не хватает!
Юный князь не сразу понял, о чем я, а вот Анцифер тут же встрепенулся.
— Хозяйку в дом взять — не поле перейти! Для такого князя, как Василий Ярославич, не всякая подойдет.
— Вот и я о том же, — мгновенно подхватываю тему, — мало нынче на Руси осталось достойных фамилий, с кем Московскому князю и породниться не в стыд.
Выдержав паузу и дав закипеть интересу, продолжаю.
— Многие все больше на Литву да на запад смотрят. Вон, возьмите хоть Глеба Смоленского. Мало того, что сыновей на литвинках переженил, так и младшую дочь свою Марию тож сыну Войшелка хочет отдать. Этой осенью уже повенчать собираются.
Василий тут же проявил интерес.
— А что, красивая ли княжна-то⁈
Я не тащу сразу, а даю закусить наживку по-настоящему.
— Говорят, красавица писаная! Этой зимой Константин Полоцкий битый час мне расписывал про нее. Мол глаз не оторвать, и лицо, и стать! А идет, будто лебедь белая, плывет по глади. Он бедолага сам сватался к ней, но Глеб Ростиславич ему отворот поворот дал, и стар мол, да и родом не вышел. — Усмехнувшись, осуждающе качаю головой. — Ему жениха великокняжеских кровей подавай! Вот на внука Миндовга и заглядывается.
— Неужто на Руси ему не хватает князей родовитых⁈ — Василий обиженно кривит губы, и я тут же подхватываю.
— Вот и я ему о том же! Ты глянь по сторонам, говорю ему, глаза открой! Вон, к примеру, Василий Московский… — Глядя прямо в глаза князю, подсыпаю лести. — И лицом пригож, и умом светел! Чем тебе, говорю, не жених⁈
— Так и что же, Глеб Ростиславич…? — Впервые подал голос Анцифер, и я тут же поворачиваюсь к нему.
— Задумался Смоленский князь! — Мой взгляд уперся прямо в глаза боярина. — Как про Василия услышал, так и задумался! А я ему втолковываю, чего же кровинушку свою любимую супостату неверному отдавать, коли вон на Москве свой православный князь есть. С ним-то завсегда сладить проще, да и чадо свое увидеть сможешь на ярмарках тех же.
Специально замолкаю на этом, и Василий тут срывается.
— Ну и как, согласился он али нет⁈
Подержав еще пару секунд томительную паузу, я все же выдаю.
— Сказал, что породниться с Ярославичами он был бы рад, да вот с литвинами уже предварительно сговорился. От них официальное предложение в июне ждут. После него князь уж слово свое не порушит, а вот ежели от Москвы сваты ранее приедут, тоды литве и отказать можно.
Вижу, как Василий бросает почти умоляющий взгляд на своего наставника, и понимаю, что старший брат держит младшего на коротком поводке, и все здесь зависит от всесильного боярина.
Тот, огладив бороду, покачал головой.
— Такое дело с кондачка не решается. Надоть сначала во Владимир гонца отправить и разрешение от Великого князя получить.
Про разрешение это он зря сказал. Четырнадцатилетний подросток мгновенно разорвал все правила этикета и вырвался из московского государя.
— Неча мне у брата спрашивать! Жениься али нет — это мое, а не его дело!
С пониманием посмотрев на князя, я как бы с искренним огорчением все же соглашаюсь с боярином.
— Со старшим братом посоветоваться, это да…! Надо, надо посоветоваться! Тока до июня тоды не успеть. — Подумав, добавляю равнодушных интонаций. — Ну что уж поделаешь, коли так. Нет, так нет! Пущай красавица смоленская уплывает в Литву.
Взгляд Василия резанул по лицу своего наставника, а в голосе прорезались стальные нотки.
— Анцифер!
Этот крик души пробил-таки броню старого боряина.
— Я что…! — Он примирительно развел руками. — Коли так, то…
В этот момент дверь в горницу резко распахнулась, и на пороге застыл московский тысяцкий Бажен Волчич. На его лице застыла крайняя степень тревоги.
— Там гонец с Рязани… На Тверь мчал… Говорит, татары на них идут!
* * *
Рязанский посланец стоит посреди горницы. Он весь в грязи, и с его мокрых сапог натекла здоровенная лужа, но никто не обращает на это внимание. Мы все вчетвером внимательно слушаем гонца, а тот сбивчиво и с придыханием рассказывает.
— Еще зимой от мордовского князя Ропши приезжал человек, сказывал, что некий царевич Аланай собирается по весне в набег на Рязань. От него мол люди приходили к Ропше, звали его с собой, но тот отказал им. А ныне по весне с Ельца уже народ побежал, и дозоры доносят, что на среднем Дону большая орда собралась.
Слушаю рязанца и не могу взять в толк.
«Что за ерунда⁈ Откуда эта орда взялась⁈ Чья она⁈»
То, что в Золотом Сарае сейчас не до набегов — это понятно. Сартак еще на пути в Каракорум, дай бог только к середине лета доберется. Значит, это точно не его затея! А чья⁈ Кто может без позволения хана идти войной на подвластные ему земли⁈ Разве что полный отморозок, тем более что сейчас до «коронации» Сартака в Каракоруме вся Великая степь замерла в опасении новой междоусобной войны.
«Русский улус — это часть улуса Джучи. — Мысленно продолжаю недоумевать. — Кто мог решиться на такой беспредел без разрешения хана⁈ Или кто-то все же такое разрешение дал? Что за прыщ, этот Аланай, и почему царевич⁈»
Вопросов в моей голове не счесть, и поначалу я даже не поверил гонцу, решил, что рязанцы затеяли какую-то свою игру, но чем дольше слушаю, тем все более и более понимаю, что на подставу непохоже. А более всего меня печалит то, что не отреагировать мне не удастся.
«Коли все так и есть, как говорит это мужик, то Рязань могут вновь разграбить буквально на следующий год после вступления в Союз! Это очень плохо! — Еле сдерживаюсь, чтобы не застонать с досады. — Ведь все же смотрят, и враги, и друзья! Слух тут же пойдет, что Союз никого защитить не может. Мне такой антирекламы не надо!»
Приняв решение, останавливаю малосвязный лепет рязанца.
— Постой! Говори связно. Что за орда⁈
Тот отрицательно мотает головой.
— Никто толком не знает! Говорят, разный там народ: и половцы, и аланы, и булгары…
— Ладно. — Вновь обрываю его. — А что за царевич такой? Откуда⁈
Посланец вновь пожимает плечами.
— Слухи ходят, будто он древнего рода из тех алан, что с Батыем против своих пошли.
«Так, так! — Начинаю уже кое-что понимать. — Этот Аланай прибрал к рукам всякий сброд с причерноморских степей и, пользуясь безвластием в Орде, решил приподняться на грабеже».
Это уже кое-что! Информации мало, но главное, есть понимание, что это не санкционированный Сараем набег, и я могу действовать максимально жестко.
«Уже легче! — Мысленно прикидываю варианты. — Может быть, действительно, было бы неплохо показательно разгромить банду степных отморозков, дабы все на Руси увидели, что Союз — это сила и надежная защита. Было бы неплохо, если не одно но… Раз орда сейчас на среднем Дону, то к середине мая она уже точно будет под стенами Рязани, а мне к этому времени никак туда не поспеть. Пока в Тверь, пока обратно, да плюс сборы. В Москве уже застрянем из-за половодья. На что можно сейчас рассчитывать, так это только на бригаду Соболя, что ныне разбросана по новым крепостям. Ежели ее быстро собрать да плюс москвичей еще подтянуть…!»
Задумавшись, пропускаю тот момент, когда рязанец умолк совсем, и понимаю это только по нацеленным на меня взглядам. В наступившей тишине все смотрят в мою сторону и ждут, что я скажу.
Не торопясь с ответом, прошу тысяцкого кликнуть главу моей охраны. Пока его ждем, объясняю всю сложность ситуации. Все соглашаются, что к маю в Рязань никак не успеть, и тогда я предлагаю им свое решение.
— К маю я могу собрать пять сотен конных стрелков, что ныне по новым крепостям стоят, но пока это все, и потому от тебя, Василий Ярославич, тож помощь понадобится, дабы совместно отстоять Рязань, пока я не подойду с основным войском.