"14 ноября.
Полностью понимаю удивление в Лондоне и Вашингтоне тем оборотом, который приняли переговоры с французами в Северной Африке. Существующие здесь настроения среди французов даже отдаленно не соответствуют нашим расчетам, которыми мы руководствовались прежде. Излагаемые ниже факты имеют прямое отношение к существу вопроса, и в данном случае важно, чтобы никакие поспешные действия у вас, дома, не нарушили того равновесия, которого нам удалось добиться здесь...
Имя маршала Петэна представляет собой здесь нечто такое, с чем приходится считаться. Каждый пытается создать впечатление, что он живет и действует в тени маршала. Гражданские и военные руководители согласны с тем, что только один человек имеет право действовать от имени маршала в Северной Африке. Это Дарлан. Даже Жиро, который был нашим доверенным советником и твердым другом со времени первых совещаний с ним, в итоге которых он вынужден был примириться с реальной действительностью, признал это соображение доминирующим и соответственно с этим изменил свои намерения.
Сопротивление, с которым мы вначале столкнулись, было оказано на основе убеждения французов всех рангов, что таково желание маршала. По этой причине Жиро кажется им виновным по меньшей мере в определенном нарушении субординации, когда он настаивал не оказывать сопротивления нашей высадке на берег. Генерал Жиро понимает это и, по-видимому, отчасти сочувствует всеобщему настроению. Все, кого это касается, говорят, что готовы помочь нам при условии, что Дарлан скажет, что делать, но они не хотят следовать указаниям, исходящим от кого-либо другого. Адмирал Эстева в Тунисе заявляет, что подчинится приказам Дарлана. Ногес прекратил сражение в Марокко по приказу Дарлана. Поэтому в этих вопросах невозможно избежать признания положения Дарлана...
Суть соглашения заключается в том, что французы сделают все, что смогут, чтобы помочь нам захватить Тунис. Группа Дарлана будет налаживать эффективное сотрудничество и начнет под руководством Жиро реорганизацию отдельных воинских частей для их участия в войне. Эта группа использует любую возможность, чтобы получить флот, стоящий у Тулона. Мы будем поддерживать эту группу в вопросах управления страной и ее умиротворения, а также в оснащении отобранных частей. Детали все еще обсуждаются...
Наша надежда на быстрый захват Туниса и получение здесь поддержки со стороны населения не может быть осуществлена, пока не будет принято общее соглашение в тех рамках, которые мы только что определили с Дарланом и другими должностными лицами, контролирующими административный механизм региона и племена в Марокко. Жиро теперь понимает, что сам он ничего не сможет сделать, даже при поддержке союзников. Он с радостью принял пост военного начальника в группе Дарлана. Он считает, что сейчас его имя не следует упоминать, пока не пройдет несколько дней. Без сильного французского руководства нам пришлось бы пойти на военную оккупацию здесь. Потеря времени и расходы ресурсов оказались бы огромными. Генерал Паттон считает, что только в Марокко потребовалось бы 60 тыс. союзных войск, чтобы держать племена в спокойствии. Принимая во внимание тот эффект, который оказали бы волнения племен на Испанию, вы можете себе представить, какие у нас здесь проблемы".
Ни разу в течение длительных переговоров Дарлан не сказал доверительно, что он может добиться перехода тулонского флота на нашу сторону. Он думал, что, возможно, из-за нехватки топлива, а также из-за неразберихи и неопределенности, которые, безусловно, воцарятся в Южной Франции, командующий флотом фактически не попытается вывести флот в море и присоединиться к нам, но он заявил со всей убежденностью, что французский адмирал в Тулоне никогда не допустит, чтобы его корабли попали в руки немцев. Он это повторял вновь и вновь, и последовавшие события подтвердили, что это так и было.
С другой стороны, Дарлан был уверен, что адмирал Эстева, командующий французскими силами в Тунисе, присоединится к остальным французам в Северной Африке, соблюдая любые приказы, какие бы он ни отдал. Длительность переговоров в Алжире подрывала эту нашу большую надежду. Это обстоятельство вызывало неопределенность у адмирала Эстева, который, будучи информирован о характере происходивших тогда переговоров в Алжире, получал также приказы из Виши оказывать сопротивление союзникам и, как нам говорили, пустить немцев в подведомственный ему район. Военные руководители в том регионе, генералы Кельтц в Алжире и Барре в Тунисе, находились в таком же состоянии нерешительности, а генерал Кельтц, как информировали нас, был определенно против какого-либо соглашения с союзницами.
В этих условиях сомнений и нерешительности французов немцы начали высаживаться в районе Туниса. Первый контингент немецких войск прибыл туда по воздуху днем 9 ноября. Начиная с этого момента они стремились как можно быстрее доставить сюда подкрепления, и к тому времени, когда было достигнуто временное соглашение с Дарланом в Алжире, адмирал Эстева уже не имел возможности действовать самостоятельно. Во время последнего телефонного разговора между ним и французским чиновником в Алжире он сказал: "Теперь у меня есть опекун". Мы это восприняли как намек на то, что немцы фактически уже держали его заложником. Наряду с этим генералы Кельтц и Барре без колебаний подчинились приказам Дарлана. Первый, в частности, в дальнейшем стал прекрасным боевым командиром в союзных войсках.
После получения моей телеграммы в Лондоне и Вашингтоне оба правительства информировали меня, что будут поддерживать достигнутую нами договоренность до тех пор, пока ее условия будут добросовестно выполняться французами и пока боевые действия в Африке не подойдут к концу.
Эта договоренность, конечно, совершенно отличалась от той, на какую мы рассчитывали, еще будучи в Лондоне. Однако наши правительства ошиблись не только в отношении сильных личностей и их влияния в Северной Африке, но и в оценке настроений среди местного населения. Они полагали, что французы в этом регионе край" не возмущены вишистско-нацистским господством и с распростертыми объятиями встретят как избавителей любые силы союзников, которые сумеют укрепиться в этой стране. Первая немецкая бомбардировка Алжира, а их было много, доказала ошибочность такого предположения. Конечно, там было много патриотов, а после победы в Тунисе их число увеличилось, но в те первые дни нашего рискованного положения и ночных вражеских бомбардировок скрытое настроение, о котором постоянно докладывали мне, выражалось словами: "Зачем вы принесли эту войну нам? Мы были довольны своей жизнью, а теперь вы пришли сюда, чтобы нас всех убили". В своем последнем донесении, написанном уже после завершения кампании, генерал Андерсон отметил следующее об этих первоначальных настроениях местных жителей:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});