— Я заплачу вам за беспокойство.
— Никакого беспокойства. Я в любом случае должен кое-что отвезти этой ненормальной — от доктора из Бостона. — Он показал пальцем на коробку. — Не знаю, что в ней, но он шлет им что-то каждые шесть месяцев.
Киф поднял коробку. Она была тяжелой и в ней что-то перекатывалось. На ярлыке было написано: «Др. Эмметт Тилсон» и адрес.
— У вас есть что-нибудь, на чем можно писать? — спросил он. — Я хочу записать этот адрес.
— Оторвите просто ярлык. — Мужчина дотянулся до коробки и оторвал его. — Она и не заметит ничего.
Киф положил в карман кусочек картона.
— Сейчас остановлюсь здесь у миссис Коннор на минутку, чтоб забрать ключ от Хэрроугейта.
Мужчина исчез в маленьком желтом домике. Киф воспользовался этой возможностью и осмотрелся по сторонам.
Они были на Фронт-стрит. Несколько магазинов он узнал, но большинство — нет. Улицы были грязными, но деревянные тротуары кишмя кишели женщинами, идущими под зонтиками. Улицы города были тенистыми из-за дубов и кленов, вязов и тополей, но гора Глэд Хэнд — совершенно ободрана. Всю сосну срубили, и гора стала голой и уродливой и была такой, какой, как поклялся когда-то отец, она никогда не будет. Хэрроувэйл уже больше не был тем красивым городком, каким его помнил Киф. Теперь он был грязным и замусоренным, как и любой другой промышленный город, каких в стране было множество. Из огромных труб струился дым, окутывающий долину черным покрывалом.
Он поискал глазами больницу, которую построили его мать и тетя Пэйшиенс. Когда-нибудь он приедет сюда, чтобы заняться медицинской практикой. Он надеялся на то, что больница осталась прежней.
— Почему вы останавливаетесь здесь, чтобы взять ключ? — спросил он кучера, когда тот снова забрался на козлы.
— Эунис Коннор — телефонный оператор. У нее хранится ключ от ворот дома, чтобы мы могли доставлять туда разные вещи. Ненормальная не выходит в город, все необходимое доставляют ей прямо на дом. Мистер Хэрроу теперь тоже в основном держит ворота на запоре. — Он рассмеялся. — Все в городе знают, что у миссис Коннор есть ключ, но никто без особой надобности туда не пойдет. Никто не хочет задевать мистера Хэрроу.
Киф увидел гигантскую каменную крепость, стоящую на другой стороне озера, фундамент Хэрроугейта почти касался воды, а башенки гордо уходили в прозрачную синеву неба. Киф заметил, что небо по другую сторону долины было ярким и до неприличия голубым, как будто черный дым не осмеливался пересечь озеро и осквернить хозяйские владения. Мост через реку был тоже новым, а озеро Род — недавно вычищенным.
Человек соскочил с козел, чтобы открыть знакомые кованые ворота с инициалами, и повозка медленно двинулась по дороге по направлению к башням. Киф с удивлением подумал, что раньше никогда не видел повозку на дороге Хэрроугейта. Когда он был ребенком, то как-то не задумывался о том, каким путем им доставляют вещи, а сейчас вспомнил, что просто доставки производились только с другого входа, через служебное крыло дома, а основная дорога использовалась членами семьи Хэрроу и их гостями. Так было всегда. Зачем теперь все менять?
— Я захвачу ваш пакет, — предложил Киф, спрыгивая с повозки.
— Премного благо дарен. — Кучер коснулся фуражки и натянул поводья. — Удачи, молодой человек, полагаю, вам она понадобится.
Киф медленно поднял глаза, чтоб взглянуть на дом своего детства. Как и говорила тетя Пэйшиенс, около башен появилась изгородь. На крыльце стояли плетеные стулья, но вид у них был заброшенный. Балкон второго этажа был закрыт, но балкон детской открыт навстречу солнцу, и на нем стояла прекрасная девочка с копной платиновых волос и блестящими зелеными глазами. Она смотрела на него всего лишь мгновение, а потом ушла. Киф не шевелился, ошеломленный красотой ребенка, с ощущением того, что лицо это ему знакомо. Она была похожа на Джинкс — но в то же время на кого-то еще, на кого — он не мог сказать.
Стараясь освободиться от непонятного чувства, нахлынувшего на него, Киф поднялся по широким ступеням. Ворота были закрыты. Он перелез через изгородь и оказался на крыльце. Его пронизало ощущение того, что он оказался на другой планете. Все купалось в мягкой, подкрашенной розовым тени. Почему-то Киф подумал о старом кружеве и мягкой стареющей плоти. Сухие прошлогодние листья лежали на камнях, как убитые солдаты. Он коснулся диванного валика, и из него посыпалось облако пыли.
Он постучал в дверь. Неужели она никогда не выходит? Он снова и снова перечитывал тогда письмо от тети Эйлин, но так до конца и не поверил в это. Как могло случиться, что такой полный жизни человек, как его сестра, оказался выключен из жизни? Ведь Джинкс всегда переполняла радость от того, что она живет, и вот теперь — это?
Он снова постучал, и ему показалось, что по другую сторону двери раздался тихий шорох. Может быть, это слегка отодвинули занавеску? Киф почти прислонился к стеклу.
— Джинкс, — тихо позвал он. — Это Киф, Джинкс. Я приехал домой и нуждаюсь в тебе. — Он не знал, почему сказал именно это, когда приехал как раз, наоборот, для того, чтобы помочь ей, по что-то подсказало ему, что на его нужду она откликнется скорее, чем на свою собственную. — Ты нужна мне, Джинкс, — снова сказал он.
Занавеска зашевелилась. Он услышал звук отодвигаемого засова.
Сначала он увидел зеленые глаза в запавших глазницах, почти прозрачные веки, а потом услышал шепот:
— Киф?
Он изо всех сил старался говорить спокойно:
— Мне надо поговорить с тобой, можно войти?
— Ты один?
— Совсем.
Она была одета в серое платье, а движения ее были замедленными и запинающимися, так же как и ее голос.
Киф вошел в дверь. Она стояла спиной к нему. Он видел, что талия ее все такая же тонкая, а волосы — все такие же феерически рыжие, и хотя они и были убраны в аккуратный пучок на затылке, выбившиеся из прически кудряшки шевелились на ветру. Как часто приходилось ему видеть Райля, дергавшего Джинкс за эти кудряшки, подумал Киф. Он закрыл за собой дверь.
Комната была удивительно уютной, несмотря на плотно задернутые шторы. В камине горел огонь. Киф увидел, что все в комнате очень чисто и аккуратно, и вздохнул с облегчением. После всех этих историй он просто и не знал, чего ему ждать.
Джинкс медленно повернулась к нему. Она была все такой же красавицей, но красота ее была какой-то опустошенной. Щеки запали и в глазах появилась боль.
Не глядя ей в глаза, чтобы спрятать свое удивление, он положил пакет на ближайший стол.
— Возничий привез это тебе, — сказал он.
Не надо, чтобы она видела его жалость. Несмотря на перемены, происшедшие в сестре, Киф знал, что она по-прежнему гордая; он видел это по тому, как прямо, с высоко поднятым подбородком, она держалась, — она была побита жизнью, но не сломлена.