– Знаешь, Тим, – сказал он, выруливая на дорогу, – мне тут может понадобиться что-нибудь починить, поправить, подготовить к воскресной службе, и я был бы очень рад, если бы ты смог немного мне помочь. Заходи, когда у тебя будет свободное время, о’кей? Да и Гас, я думаю, будет рад тебя видеть.
– Договорились, отец Билл! – Тимми просиял, словно он тоже получил какой-то дорогой подарок, и Билл понял, что после смерти родителей мальчику очень не хватает мужского общения, тем более что ни о каком «дяде» он не упоминал. Очевидно, его тетка была не замужем или овдовела.
Следуя указаниям Тимми, Билл очень скоро подъехал к небольшому, начинающему ветшать сельскому дому-ранчо, позади которого виднелись конюшни, сенник и какие-то другие хозяйственные постройки. Во дворе ощутимо пахло лошадьми, а из-за дома доносилось их ржание и фырканье. На крыльце играла маленькая девочка в джинсовом комбинезоне и розовой курточке. Ее волосы, заплетенные в две тоненькие косички, были такими же светлыми, как у брата, а веснушек на носу оказалось даже больше. Когда они вышли из машины, она улыбнулась, и Билл увидел, что у нее не хватает двух передних зубов.
Примерно минуту спустя на шум мотора из дома выглянула миниатюрная, худая женщина в джинсах и фартуке. Увидев Тимми в обществе незнакомого мужчины, она явно занервничала, и Билл поспешил назвать себя и поблагодарить за пирог и щенка.
Как только женщина узнала, что он – новый священник прихода, она сразу успокоилась и даже улыбнулась:
– Я говорила Тимми, что вам, возможно, собака ни к чему. Но раз уж Гас вам так понравился… Кстати, я – Энни Джонс. Тим и Эми – мои племянники.
На вид Энни Джонс было около тридцати: не слишком много, чтобы воспитывать двоих детей, в том числе – четырнадцатилетнего мальчишку.
– Да, я знаю. Тимми мне сказал.
– Мы не часто бываем в церкви, святой отец, но в прошлое воскресенье сходили. Нам очень понравилась ваша проповедь… Ну-ка, слезай с забора! – Последние слова Энни относились к племяннице, которая, хоть и оробела при виде незнакомца, довольно быстро пришла в себя и начала баловаться. Сначала она бегала вокруг Тимми и пыталась сбить его с ног, потом нашла возле корыта для скота маленькое ведерко и надела на голову как шляпу. Глядя на ее проделки, Билл с трудом удерживался, чтобы не рассмеяться, хотя и понимал: только его присутствие спасает девочку от подзатыльника.
– Большое спасибо за теплые слова, – поблагодарил он и кивнул в сторону Эми. – Я вижу, у вас хватает хлопот с этой юной леди.
– Хватает, – вздохнула Энни. – Но… все-таки приятно видеть, что она снова бегает. Она провела в гипсовом корсете почти весь прошлый год, после того как… – Ее голос дрогнул, и Билл поспешно кивнул.
– Да-да, я уже знаю – Тимми мне говорил. Знаете что, мисс Джонс?.. Через неделю или через десять дней приедет моя жена. Приходите к нам, когда будете свободны, хорошо?
Он, впрочем, подозревал, что и без приглашения у них с Дженни не будет недостатка в гостях. Местные жители, насколько Билл успел заметить, были по-провинциальному любопытны; они уже давно расспрашивали его о жене, полагая, что делают это незаметно, но от него не укрылась их настойчивость. Он, впрочем, не возражал. Во-первых, скрывать ему было нечего: своей Дженни Билл всегда гордился, а во-вторых, священник, что ни говори, профессия публичная: он всегда на виду, всегда в центре внимания.
– Еще раз спасибо за щенка… и за пирог, – с улыбкой сказал Билл и, попрощавшись, поехал домой. Когда он вернулся, Гас блаженствовал, лежа на одном вязаном половике и догрызая другой, маленький, который Билл положил перед раковиной. Кроме того, он попытался перевернуть мусорное ведро, но, к счастью, не преуспел.
– Вот, значит, каково это – держать дома щенка?! – проговорил Билл и, почесав Гаса за ухом, стал приводить кухню в порядок. Он очень надеялся, что щенок понравится Дженни. Надо будет устроить ей сюрприз, внезапно решил Билл. Он ничего ей не скажет, пока она не приедет. То-то она удивится, когда увидит Гаса! В глубине души Билл немного боялся, что Дженни попросит его вернуть щенка Тимми, но эта мысль показалась ему самому такой детской и глупой, что он невольно рассмеялся вслух, а Гас залаял и завилял хвостиком.
* * *
Дженни села в самолет только после того, как оставила Азайе целую кучу инструкций и попрощалась с клиентами – с теми, кто пожелал продолжить свое сотрудничество с нею. Каждому из них она дала свой номер телефона в Вайоминге, а также почтовый адрес для службы «Федерал экспресс», который звучал как «Церковь Петра и Павла в пятнадцати милях к северу от Мьюза, штат Вайоминг». Кое-кого этот адрес развеселил, но самой Дженни было не до смеха: несмотря на всю ее решительность и отвагу, ей казалось, будто она уезжает из Нью-Йорка в пустыню, в дикий и суровый край, где ни она, ни ее искусство будут никому не нужны.
Квартиру она заперла, договорившись с уборщицей, что та будет приходить раз в неделю – протирать пыль и следить, чтобы не протекли батареи. В районном почтовом отделении Дженни написала заявление с просьбой пересылать всю почту на новый адрес в Вайоминге. Позаботилась она и о многих других вещах, так как не любила оставлять дела недоделанными. Когда начинаешь что-то большое, новое, считала Дженни, душа не должна тяготиться мелочами, которые ты оставил в прошлом.
Как и Билл, она добралась на самолете до Солт-Лейк-Сити, пересела на рейс местных авиалиний и приземлилась в Джексон-хоул. Там ее встречал Билл, одетый в теплую куртку и ковбойскую шляпу. Для Дженни он тоже привез шляпу, которую и нахлобучил ей на голову после того, как они обнялись. Билл очень обрадовался, увидев жену после месяца вынужденной разлуки. За все шесть лет брака они еще никогда не расставались так надолго, и он успел ужасно соскучиться. Несмотря на это, выглядел он спокойным, умиротворенным и почти счастливым, и Дженни сразу это заметила. По-видимому, тот факт, что он наконец нашел свое место – место священника и место в жизни, – подействовал на него самым благоприятным образом.
По дороге Билл показывал Дженни местные достопримечательности, потом сказал, что дома ее ждет сюрприз. Дженни ему внимала, прислушиваясь не столько к словам, сколько к интонациям. Да, похоже, Билл окончательно избавился от неуверенности и нервозности и теперь твердо стоял на земле обеими ногами. Глядя, как ловко он управляет тяжелым внедорожником, Дженни не выдержала и рассмеялась.
– Чему ты смеешься? – поинтересовался Билл. Он прожил в Вайоминге уже достаточно долго, чтобы ощущать исходящую от жены нью-йоркскую ауру. Это проявлялось и в одежде (на Дженни были узкие черные джинсы, легкие мокасины из крокодиловой кожи и стильная длинная куртка, каких в Мьюзе никто не носил и, наверное, даже не видел), и в ее интонациях, жестах, даже в том, какими глазами она смотрела на проносящиеся за окном пейзажи. Дженни была здесь чужой, и Билл не без тревоги подумал, сумеет ли она когда-нибудь стать своей. Впрочем, эта мысль была мимолетной и не сумела отравить ему радость от встречи с женой.