— Почему ты не надел приличную обувь? — громким шепотом потребовала она ответа.
Джамал посмотрел на нее глазами невинного младенца и лишь пожал в ответ плечами.
— В них тесно ногам, — сказал он.
— Можешь мне не врать!
— Но я ненавижу мужскую обувь — она такая некрасивая, — с несчастным видом признался Джамал.
— Сегодня вечером надень туфли, Джамал. Нормальные черные туфли!
— Я не могу.
— Почему?
— Я их выкинул.
— То есть как выкинул?!
— В мусорный бак!
Он приподнял крышку бака, и Фиона действительно увидела там туфли, которые успели забросать скорлупками от устриц, пустыми банками из-под черной икры да еще и вывалить сверху незастывшую порцию заливного. В общем, надеть их не представлялось никакой возможности. Фиона дала бы ему туфли Джона, но они были бы велики миниатюрному пакистанцу как минимум на четыре размера.
— Немедленно поднимись наверх и надень, по крайней мере, мои туфли без каблука! — потребовала Фиона. — Черные! — прокричала она вслед Джамалу, устремившемуся вверх по лестнице.
Осушив еще один бокал шампанского и прихватив с собой следующий, Фиона отправилась развлекать вместе с Джоном его гостей.
Войдя в гостиную, она поскользнулась, и содержимое ее бокала выплеснулось прямо на платье Салли Мэдисон.
— О боже! — воскликнула Фиона. — Мне так жаль, Сэмми… То есть я хотела сказать Сара… О нет! Салли… — Джон с удивлением заметил, что у Фионы заплетается язык.
Раньше он никогда не видел ее пьяной и сейчас не мог себе представить, что произошло.
Фиона поспешила в кухню за полотенцем и содовым раствором, чтобы стереть пятна от шампанского с платья гостьи.
Но и на этом кошмар не закончился.
Вернулся из спальни Фионы Джамал, который, как она и просила, сменил босоножки на высоких каблуках на туфли на плоской подошве. Вот только вместо черных он выбрал ярко-розовые. И все в комнате заметили это, когда Джамал подал очередное блюдо с тарталетками. А к тому моменту, когда они сели за обеденный стол, Фиона была уже так пьяна, что еле держалась на ногах. Обманчиво легкое лекарство от головной боли в сочетании с шампанским оказало убойное действие. Фионе пришлось удалиться в спальню и прилечь, не дожидаясь десерта. Еда была отличной, вина изысканными, но Джамал продолжал шокировать чету Мэдисонов, поскольку, подавая на стол, вел непринужденную беседу с гостями. Джон всячески давал им понять, что и сам считает поведение своей жены исключительно неприличным. К концу вечера, когда гости ушли, он готов был убить Фиону.
В ярости он кинулся в спальню, где обнаружил ее лежащей на кровати прямо в одежде. Фиона немедленно проснулась при его появлении.
— О боже, как же болит моя несчастная голова! — простонала она, поворачиваясь на другой бок и обхватывая голову руками.
— Какого черта ты устроила все это? — в ярости набросился на нее Джон.
Фиона никогда еще не видела его таким рассерженным и надеялась никогда больше не увидеть.
— Как могла ты напиться именно сегодня? Черт побери, Фиона, ты вела себя как готовый кандидат в члены общества анонимных алкоголиков.
У меня болела голова, и я приняла перед обедом дурацкую таблетку, — начала оправдываться Фиона. — Наверное, шампанское в сочетании с этой таблеткой так на меня подействовало. Со мной никогда раньше не бывало ничего подобного.
Но ведь раньше она и не пробовала запивать шампанским таблетки от головной боли.
— И как называется твоя замечательная таблетка? — ярости Джона не было предела. — Случайно не героин? И что вытворял твой любимый Джамал? Тоже накурился крэка, когда выбирал себе обувь? Что, черт побери, он думал, надевая эти туфли?
— Золотые или розовые?
Фиона пыталась сосредоточиться на том, что говорил ей Джон, по она все еще была слишком пьяна и, несмотря на все свои отчаянные попытки, через пять минут снова отключилась.
На следующий день она мучилась чудовищным похмельем и вообще не могла вспомнить ничего, связанного со вчерашним обедом, но во время завтрака Джон ледяным тоном освежил ее память.
После этого он не разговаривал с Фионой примерно неделю. К великому своему изумлению, Джону все же удалось заполучить мистера Мэдисона в качестве клиента, но на следующее утро ему пришлось звонить и извиняться за поведение своей жены и испорченное платье Салли Мэдисон. Мэттью неожиданно проявил понимание и довольно деликатно закрыл тему. Джон отлично понимал, что все объяснения по поводу того, что Фиона имела неосторожность запить шампанским таблетку от головной боли, слишком похожи на обычные сказки, которые рассказывают знакомым мужья, имеющие пьющих жен.
Прошел апрель, наступил май, но воспоминания о том испорченном вечере еще были живы в памяти Джона.
Он все еще злился на Фиону, хотя она много раз извинялась перед ним за происшедшее. Но Джон стоял твердо на том, что в такой вечер Фиона просто не имела права проводить подобные эксперименты с таблетками и алкоголем.
В мае, в разгаре очень важной для «Шика» фотосессии, всемирно известного фотографа выдворили из отеля за драку с управляющим, возражавшим против того, что фотограф привел в свой номер сразу пятерых девочек по вызову, так как это могло потревожить остальных постояльцев и нанести вред репутации отеля.
Фионе пришлось поселить его у себя, в комнате для гостей. У нее просто не было выбора. В результате вешалки на колесиках с ее одеждой оказались в гостиной.
В доме был полный хаос, а когда Джон вернулся с работы, он обнаружил фотографа в обществе двух проституток и дилера, принесшего ему кокаин. Все четверо занимались сексом прямо в гостиной. Фиона еще не вернулась домой. Джон пришел в неистовство и выкинул фотографа вон. Вне себя от гнева, он кинулся звонить Фионе в редакцию. Она не стала ни в чем его упрекать, но очень расстроилась, поскольку фотограф был настоящей знаменитостью и мастером своего дела и Фиона не представляла, что будет, если он откажется работать. Именно это фотограф и сделал на следующий день — разорвал контракт и улетел обратно в Париж. Теперь Фиона ломала голову, чем заполнить дыру в июльском номере. Она сидела в своем кабинете и тихо плакала, когда на пороге появился Эдриен.
— Если ты снова начнешь говорить мне про компромисс, я разорву тебя на части! — набросилась на него Фиона. — Вчера вечером этот извращенец Пьер Сен-Мартен устроил оргию у меня в гостиной, и Джон вышвырнул его вон. Пьер только что разорвал контракт, и теперь мне нечего совать в этот чертов июльский номер! А три недели назад я запила шампанским какую-то французскую таблетку от головной боли и совершенно опьянела на обеде, который устраивала для гостей Джона. Мы постепенно сводим друг друга с ума. В моей гостиной висит портрет его покойной жены, его дети ненавидят меня, а недавно Джон даже обвинил меня в том, что одна из его дочек сделала аборт. И что, черт побери, мне теперь делать с июльским номером? Этот сукин сын, видишь ли, разгневался и улетел в Париж, потому что мой муж вышвырнул на улицу, едва дав прикрыть задницы, его с другом-наркодилером и двумя подобранными ими шлюхами. И я понимаю Джона. Представляю, какую сцену он застал, вернувшись с работы. А Джон и так еще не простил мне того самого вечера. Но у меня была такая чудовищная мигрень. К тому же Джамал умудрился выйти к его драгоценным гостям в моих золотых босоножках с камнями. Они были в шоке, говорит Джон. Я-то сама мало что помню.