Самостоятельность земледельческой семьи не была абсолютной. Экономически благосостояние такой семьи зависело от общинных угодий, от общей оросительной системы, а социальная стабильность — от участия в жизни деревни, общины. Община располагала угодьями, проводила совместную работу по системе орошения. Сила этой ячейки заключалась в необходимой связи с «семьями, ее образующими. Многие внутренние организационные вопросы такая община решала самостоятельно, но круг этих вопросов постепенно сужался по мере усложнения общественной системы в целом. Еще более расширялась категория интересов и отношений, разрывающих рамки общины. Последние категории для своей реализации требовали качественно иных средств — ведь они касались интересов режима в целом либо отдельных групп эксплуататоров. Не удивительно, что в интересующее нас время не сохранилось и следа родовых или общинных собраний. В начале VIII в. (время составления «Кодзики» и «Нихонги») память о них оказалась настолько слабой, что составители этих книг либо не знали о таких собраниях, либо легко могли пренебречь воспоминаниями о них. Лишь древние мифы рассказывают про то, как «восемьсот мириадов божеств» собираются на совет: первый раз — после удаления Аматэрасу в грот, вторично — после ее исхода из грота для наказания ее брата и в третий раз — для обсуждения плана сошествия на землю [Kojiki, I, 17—4, 25; 32—5]. Упоминаются также сборища по поводу сева и жатвы. Во главе такой общины (мура) стоял обычно представитель местного клана, облеченный званием сельского старшины (инаги). Эта община оказалась низшей социальной ячейкой, на которую к концу периода распространилась власть царя Ямато и его окружения.
В начале же периода такие общины контролировались кланами-носителями званий, и воздействие воли правителя на общины могло осуществляться только через эти кланы.
Как уже отмечалось ранее, процесс трансформации общинного строя в V–VII вв. привел к социальной поляризации: на одном полюсе оказались знатные кланы, на другом — корпорации. Это означало новый шаг по пути усложнения общественной структуры и связей: помимо внутри- и межклановых, внутри- и межсемейных отношений возникли отношения между кланом и корпорацией, а также взаимоотношения между отдельными категориями кланов и корпораций, которые, в свою очередь, развивались. Шаг этот имел принципиальное значение в развитии системы управления древней Японии. Именно между кланом и корпорацией организационные связи скорее, чем в иных сферах, утратили былую патриархальность, выросшую на кровных узах или родстве, и приобрели классовый характер.
Пути, по которым осуществлялись управленческие связи в начальный период дифференциации некогда единых коллективов на кланы (удзи) и корпорации (бэ), еле-еле нащупываются. Они осуществлялись и при периодическом переделе семейных участков орошаемых полей, и в процессе создания, регулирования и применения сложной оросительной системы, и в ходе изъятия части урожая на общие нужды (общинные, поселковые), и путем привлечения общинников к труду и войне — на более или менее патриархальной основе.
Первоначально власть кланов непосредственно покоилась на военной силе, на высоком общественном положении, освященном религиозными обрядами, на тесных родственных связях. История этих кланов позволяет связать их, как исконных правителей, с определенной территорией. Вожди из кланов Киби и Вакэ, например, выступали под именами, совпадающими с названием области. Престиж храма Окибицу-хико в Наганэ, а также посвящение главных храмов домэдзийских провинций Бидзэн и Мимасака тому же Окибицу или его родственникам свидетельствуют о тесной связи между светской властью и религиозной практикой в раннее Ямато. Такая связь вообще очень характерна для древней Японии [Torigoe, 1975, с. 83].
В дальнейшем по мере развития общества патриархальная и: полупатриархальная форма отношений управления быстро изживала себя. Если временно отстраниться от экономических корней этого процесса (об этом мы поговорим в следующем разделе), то наиболее непосредственные причины перемен лежат в изменениях в системе кланов и в ее функциях. Замкнутые образования, поглощенные внутренними делами, по мере роста хозяйства, развития обмена, в ходе междоусобных войн и борьбы с иноплеменными превратились в открытые системы, нуждавшиеся для осуществления перечисленных функций в иных связях, предполагавших появление местных центров на базе наиболее мощных кланов, объединение групп кланов, установление союзов и связей между центрами, объединение всех кланов, совершенствование форм управления.
Сами кланы утратили былую однородность, нарушаемую лишь эпизодическим выделением более слабых или более сильных кланов. Сложились довольно четкие группы — больших и малых кланов, находившиеся в неравноправном положении по отношению друг к другу. Точно неизвестно положение малых кланов и их отношение к вождям больших кланов. По-видимому, малые кланы, попав под контроль больших — владык округа, — рассматривались (в плане реконструкции фиктивного родства) как отдаленные отпрыски, покорившиеся семьи, добровольные союзники, «служилые» патронимии. В механизме власти глав старших кланов над главами кланов дочерних, или малых, могли играть важную роль традиции, военная служба, эпизодические взимания дани. Казалось бы, каждый дочерний клан был предоставлен самому себе и своим ресурсам, но в особых случаях, например при строительстве курганов, вождь большого клана, несомненно, пользовался трудом работников всего региона.
Особенности распространения квадратно-круглых курганов позволяют выявить существование древних клановых центров в V в. По густоте распространения курганов можно безошибочно определить местоположение могущественных кланов. Это наглядно видно из приводимых ниже данных [Кокка…, 1954, с. 162]:
[46]
Указанные выводы подтверждаются и имеющимися сведениями из других источников. Так, известно, что провинции Кодзукэ (Камицукэну) и Синано были вотчиной клана Кэну, Бидзэн и Биттю — вотчиной клана Киби, Овари — клана Овари, Ямато и Кавати — клана правителя (тэнно).
В курганный период клан Киби первый добился политического объединения. Китайские хроники сообщают о 50 владениях (куни) в Японии; в числе их, наверное, было и Киби-но куни. В IV–VII вв. Киби занимал второе место после Ямато в культурной и политической жизни страны [Hall, 1966, с. 21, 32]. В это время в Киби создалась значительная концентрация власти. Объем земляной насыпи кургана у Цукурияма достигает 1,4 млн. куб. м. Если, как считают, один человек в день мог перенести 1 куб. м земли, то для насыпки кургайа требовалась тысяча человек, работающих четыре года (или 1,4 млн. человеко-дней). И это не считая других видов работ: сооружения каменных камер, покрытия плитами поверхности насыпи, выкапывания отводного рва и т. п. Лишь сильная власть могла оторвать от повседневных дел такую массу трудоспособного населения.
Уже в конце III — начале IV в. в регионе Ямато появились первые объединения. По «Нихонги», было завоевано 66 стран «волосатых людей» из «западных варваров». В IV в. главный вождь получил титул «великого повелителя» (окими), который склонны относить к правителю Ямато [Duus, 1969, с. 18]. Хотя правитель Ямато добыл власть мечом, ее законность освящена мифом, утверждающим родство правителя с богиней солнца, и укреплена кровными узами с его «родичами», назначенными наместниками, приобретенным родством — через браки с представительницами побежденных кланов [Waida, 1976, с. 320, 328, 333].
В конце III — начале IV в. на востоке, в Ямато, были заложены основы простейшего политического образования, во многом еще на патриархальной базе. Между фамилией правителя, ее основными ветвями, ее прямыми подчиненными — ранними каналами распространения власти, которые сложились в III–IV вв., существовали подлинные и мнимые связи родства. Одним из действенных средств укрепления таких связей явился обычай правителей Ямато брать жен и «данников» — заложников обоего пола— из семей зависимых вождей. Заложники женского пола (унэмэ) становились наложницами или прислужницами, а заложники-мужчины (тонэри) — воинами охраны правителя. Сами по себе эти действия еще не выводили клан царя[47] из категории глав одного из нескольких объединений кланов. Но когда к религиозному авторитету прибавилось представительство в сношениях с иноземцами, предводительство завоевательными и объединительными кампаниями, регулирование иерархии кланов, клан царя прочно встал на путь создания режима Ямато.
Точная дата возникновения режима Ямато неизвестна. Клан тэнно в числе других мощных кланов давно жил в южной части равнины Ямато. Судя по стеле Квангэтхо-вана царства Когурё, во второй половине IV в. племена вадзин оказались достаточно сильны для вторжения на полуостров. Такое вторжение было невозможно без относительного политического единства общества вадзин. Организационно режим Ямато на ранней его стадии состоял из группы знатных кланов области Кинай — обладателей званий оми и мурадзи, но наиболее крупные кланы со второй половины V в. стали носить звание с приставкой «о» («великие»): ооми (Кацураги, Хэгури), омурадзи (Отомо, Мононобэ) — и играть роль крупных царских приближенных. В это время режим превратился в коллегиальный орган власти мощных кланов под главенством правителя, наделенного значительным авторитетом и в начале VII в. принявшего титул тэнно [Waida, 1976, с. 321].