Маленькие глазки начальника опасно сузились и вперились в подчинённого. Последний явно растерялся и не знал, как реагировать на поведение босса.
— Дима, ты хочешь стать майором? — задал риторический вопрос Иванов, — Наш объект посетил самое настоящее гнездо богемы с антисоветским уклоном. Там он предложил ранее задерживаемому за незаконную торговлю Рабину создать целый канал по переправке предметов искусства за рубеж. Ещё и поддерживал этих смоговцев, за которых так любят заступаться на западе. Сам думай, что написать в отчёте. Но это очень перспективное дело. Поверь моему опыту.
Глава 20
Чего-то у меня с самого утра нет настроения. Дома вроде всё хорошо, а что-то гложет. Отвёл близняшек в школу и сразу погрузился в самокопание. Уже на подходе к киностудии у меня сложился пазл из совершённых ошибок.
На ловца и зверь бежит. Пузик с Самсоном сидели в нашем кабинете и гоняли чаи. Дело в принципе нужное, так как на улице холодновато. Здороваюсь, раздеваюсь, переобуваю тёплые ботинки в туфли и смотрю на соратников. Хорошие они ребята, но немного инфантильные. Хотя Оксана, когда надо показывает характер и уже давно не та провинциальная простушка.
— Серёг, покажи мне свой альбом.
— Ну, ты понимаешь, — начал мяться друг.
Но мне сегодня не до его тонкой душевной ориентации. Беру альбом и начинаю листать. Кто бы сомневался? Из двадцати рисунков штук пятнадцать посвящены одной рыжей особе, настороженно смотрящую в мою сторону. Нарисовано хорошо, кто спорит. Вот только одно меня смущает, что я сейчас буду доносить до друга.
— Ты знаешь, что наши плакаты запущены в печать? Думаю, их ждёт успех и дополнительный тираж. Календари расходятся, как пирожки в базарный день, с агиткой должно быть ненамного хуже. Более того, нашу работу оценил западный покупатель и пришлось срочно делать новый заказ у финских полиграфистов.
— Я знаю, все говорят. Мне ребята многие звонили, ну с кем учился. Оценили и говорят, отлично получилось! — восторженно воскликнул Самсон, но слегка увял под моим строгим взглядом.
— Сергей, как думаешь, сколько времени потребуется ребятам, вроде тех, кто тебе звонил, чтобы сплагиатить нашу идею?
— Наши парни такого делать не будут, — уверенно заявил Самсон.
— А кто помешает это сделать сотням других художников со всего СССР? Что я просил тебя набросать ещё месяц назад?
Не дав, ответить продолжаю наезд.
— Ты должен был нарисовать черновики новых плакатов на несколько тем. В том числе рассчитанных на женскую аудиторию и одновременно высмеивающих наших дам. Где они? Неужели ты не понимаешь, что нельзя терять темп? Если мы взялись развивать это направление, то должны опережать конкурентов на десять корпусов. У меня вот есть идея будущего календаря уже на 68-й и даже 69-й год.
— Почему ты так грубо разговариваешь с Серёжей? — вдруг влез в разговор рыжий адвокат.
— Молчи! — тыкаю пальцем в Пузик, пресекая всякую оппозицию на корню.
— Ты тоже! — перевожу злой взгляд на Самсона, — Мы потеряли месяц. Значит, теперь кто-то будет навёрстывать упущенное в течение недели, позабыв о сне и личной жизни. Не разочаруй меня, братан. Теперь с тобой.
Смотрю на пылающие негодованием глаза Оксаны. Понятно, что в этом случае ошибку допустил я. Но почему не переложить часть вины на другого?
— Мы сидим с тобой на золотой жиле. Её нужно разрабатывать здесь и сейчас. А ты не проявляешь никакой инициативы, пользуясь тем, что я полностью погрузился в фильм.
Васильковые глаза Пузик реально полезли на лоб, никогда такого не видел. Она ожидала от меня чего угодно, но не такого.
— Чем я сейчас занимаюсь? — задаю наводящий вопрос.
— Снимаешь кино.
— Правильно. Более того, ты мне сама говорила, что многие дамы отозвались об идее фильма в восторженных тонах. И что сейчас делаешь ты?
— Пишу третий рассказ о похождениях Ивана Терешко и ещё кое-что для белорусских читателей, — недоумённо отвечает рыжая.
— Оксана, у нас с тобой на руках готовый сценарий. Сюжет и сам фильм обещают стать очень популярными, — чую, что мои слова не нашли понимания, — Так какого лешего ты не начала писать рассказ, а лучше роман по мотивам фильма? Сериал мы начнём снимать в лучшем случае через год. Историй для твоего Терешко нароем в старых детективных романах, про того же Ната Пинкертона. Только переделаем их под послевоенную Белоруссию. Всё равно 99 % зрителей этого не поймёт.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Это подлог и цинизм, который ты уже перестал скрывать, — белорусский комсомол негодует, — И почему опять я виновата?
Эх, тяжело с ними. Не сказать, что лентяи, наоборот. Вот только люди привыкли жить в ином ритме и парадигме.
— Я дал вам обоим направление, куда можно развиваться, — отвечаю максимально спокойно, — Но кто-то же решил, что так будет всегда. Но дядя Лёша не должен двигать вас в нужную сторону до самой пенсии. Где инициатива? Вы ведь оба люди искусства, а не какие-то халтурщики. Наши плакаты, если их будет ждать успех в следующем году, это собственная мастерская для Самсона. Роман, который у нас фактически готов, так как процентов семьдесят уже есть в сценарии, сделает подающую надежды Оксану Пузик полноценной писательницей. А может, через «Брак по расчёту» ты станешь членом союза писателей Белоруссии, если сразу не заслуженным литератором республики. Чего здесь непонятного? Потому меня удивляет и раздражает ваша инфантильность.
— Ты всё меришь материальными ценностями, — возопила Пузик, — Это уже начинает принимать нездоровые формы.
Бац! Бью со всей силы по столу. Самсон аж подпрыгнул от неожиданности. А я начинаю самым натуральным образом шипеть на этих балбесов.
— При чём здесь деньги? Они нужны, но это не главное. Заслуженный писатель и художник республики — это свобода! Вы сможете творить, не оглядываясь на разного рода мелких тварей. Для них главное — запретить любое творчество, выбивающееся из их узколобого понимания искусства. Таких паразитов хватает. Они сами ни хрена не умеют, но всегда готовы подрезать крылья талантливому человеку. Творить — не значит заниматься дурью или пошлятиной. Это возможность продвигать своё творчество, без оглядки на всякие комиссии. Потому что за заслуженной писательницей БССР будет стоять вся республика, начиная с её главы и заканчивая сотнями тысяч обычных читателей. Тоже самое касается художника, который смог своим творчеством повлиять на нездоровую ситуацию в обществе. И всего этого надо добиваться здесь и сейчас, перестав летать в облаках.
Делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. Я вообще затеял этот разговор, чтобы обезопасить близких людей в будущем. Может, завтра я растворюсь и на моё место вернётся прежний Лёха. Только за несколько месяцев мне удалось затронуть целые пласты советского искусства и втянуть друзей в эти расклады. Ведь уведут у обоих перспективные темы, если меня не будет. Потому и злюсь.
— Вы не хотите понять, что судьба дала нам шанс. Его нельзя упускать. Самсон, — обращаюсь к другу, — Общий тираж наших плакатов с календарями уже более полумиллиона и это не предел. Я уж молчу про Европу. В январе у нас должна быть готова новая серия, которую ты должен был начать рисовать месяц назад. Будет это выставка или мы сразу запустим их в печать, не знаю. Но всё должно быть нарисовано и согласовано с Минкультом. А может, мы переведём нашу агитку и через Франческо, устроим выставку в Италии или Франции. Там есть ощутимый интерес к советскому искусству. Тоже самое касается Оксаны. У нас собран отличный материал для романа, по мотивам которого на экраны выйдет фильм. Так его надо уже завтра нести в Молодую гвардию или Роман-Газету. Моя вина очевидна, излишне увлёкся съёмками. Только вы должны думать на пару шагов вперёд, не надеясь на меня. Где ваши собственные работы? Успокоились?
Чего-то получилось излишне эмоционально, но мне просто обидно за двух весьма талантливых людей. Мне прежнему до них, как до Китая раком.
— Сейчас вы оба садитесь и делаете моё задание, — поднимаю руку, пресекая возражения, — Самсон рисует три плаката, а Пузик печатает полноценную главу. В субботу мы с Оксаной и Моисеичем едем к нашим музыкантам, так что времени реально мало. Спрашивать буду со всей строгостью. А в январе мы втроём, может, ещё кого захватим, едем в Минск.