Я сказал, что там есть [не только Евангелие, а] даже все Священное Писание. Он взял также себе в руку крест и спросил про изображение, Христа ли оно изображает. Я ответил утвердительно. Сами несториане и армяне никогда не делают на своих крестах изображения Христа; поэтому, кажется, они плохо понимают о Страстях или стыдятся их. После того Сартах приказал удалиться окружавшим нас, чтобы иметь возможность полнее рассмотреть наши облачения. Тогда я подал ему вашу грамоту с переводом по-арабски и сирийски. Ибо я приказал переложить ее в Аконе[357] на оба языка и письмена; и при дворе Сартаха были армянские (Hermeni) священники, которые знали по-турецки и по-арабски, и упомянутый товарищ Давида, который знал по-сирийски, по-турецки и по-арабски. Затем мы вышли и сняли наши облачения, и пришли писцы и упомянутый Койяк и заставили перевести грамоту. Выслушав ее, он приказал принять хлеб, вино и плоды, а облачения и книги приказал нам отнести в наше помещение. Это случилось в день поклонения веригам (vincula) святого Петра.
Глава восемнадцатая. О том, что мы получили приказание ехать к отцу Сартаха Бату
На следующее утро[358] пришел некий священник, брат упомянутого Койяка, и потребовал сосуд со святым миром[359], так как Сартах, по его словам, хотел видеть его; и мы ему дали. В вечерние часы Койяк позвал и сказал нам: «Господин король написал хорошие слова моему господину, но среди них есть некоторые трудноисполнимые, касательно которых он не смеет ничего сделать без совета своего отца; поэтому вам надлежит отправиться к его отцу. И две повозки, которые вы привезли вчера с облачениями и книгами, вы оставите мне, так как господин мой желает тщательно рассмотреть это». Я тотчас заподозрил злой и корыстолюбивый умысел его и сказал ему: «Господин, мы оставим под вашей охраной не только те повозки, но и еще две, которые мы ныне имеем». «Нет, – отвечал он, – вы оставите те, а с другими сделаете что вам угодно». Я сказал ему, что этого никоим образом не может быть, но мы оставим ему все. Тогда он спросил, желаем ли мы остаться надолго в этой земле. Я сказал: «Если вы хорошо поняли грамоту господина короля, то можете знать, что это так». Тогда он сказал, что нам надлежит быть очень терпеливыми и смиренными. Так расстались мы с ним в тот вечер.
На следующее утро он прислал одного несторианского священника за повозками, и мы привезли все четыре. Тогда брат Койяка, выйдя к нам навстречу, отделил все наше от тех вещей, которые мы накануне приносили ко двору, и взял их как свое имущество, именно книги и облачения; а Койяк ранее приказывал, чтобы мы увезли с собой облачения, которые надели перед лицом Сартаха, и надели их перед лицом Бату, если будет нужно. Этот же священник отнял их у нас силой, говоря: «Как, ты принес их Сартаху, а теперь хочешь отнести Бату!» И когда я хотел дать ему объяснение, он ответил мне: «Не говори лишнего и ступай своей дорогой». Тогда мне необходимо было запастись терпением, так как доступ к Сартаху нам был прегражден и не было никого, кто мог бы оказать нам правосудие.
Я боялся также и насчет толмача, не передал ли он чего-нибудь иначе, чем я сказал ему, так как он очень желал, чтобы я отдал все в подарок. Единственным утешением мне служило то, что, предчувствуя их алчность, я извлек из книг Библию, правила[360] и другие книги, которые я больше любил. Псалтырь госпожи королевы я не посмел извлечь, так как он был слишком заметен по своим золоченым картинкам. Таким образом, стало быть, вернулись мы с двумя оставшимися повозками в свое помещение. Затем пришел тот, кто должен был провожать нас к Бату, и выразил желание пуститься в путь немедленно. Я ему сказал, что ни под каким видом не возьму повозок; он доложил это Койяку. Тогда Койяк распорядился оставить их у него, но уже с нашим служителем, что мы и сделали.
Таким образом, стало быть, мы направились к Бату, держа путь прямо на восток, и на третий день добрались до Этилии; увидев ее воды, я удивился, откуда с севера могло спуститься столько воды. Прежде чем нам удалиться от Сартаха, вышеупомянутый Койяк вместе со многими другими писцами двора сказал нам: «Не говорите, что наш господин – христианин, он не христианин, а моал», так как название «христианство» представляется им названием какого-то народа. Они превознеслись до такой великой гордости, что хотя, может быть, сколько-нибудь веруют во Христа, однако не желают именоваться христианами, желая свое название, т. е. моал, превознести выше всякого имени; не желают они называться и татарами. Ибо татары были другим народом, о котором я узнал следующее.
Глава девятнадцатая. Сартах, Мангу-хан и Кен-хан оказывают почет христианам. Происхождение Чингиса и татар
Именно в то время, когда франки взяли Антиохию[361], единовластие в упомянутых северных странах принадлежало одному лицу по имени Кон-хам[362]. Кон – имя собственное, а хам[363] – обозначение достоинства, значит же оно то же, что «прорицатель». Всех прорицателей они называют «хам». Отсюда их государи называются хам, так как в их власти находится управление народом путем прорицания. Поэтому в истории Антиохии читаем, что турки послали за помощью против франков к королю Кон-хаму. Ибо из этих стран явились все турки. Этот Кон был каракатай[364]. Кара значит то же, что «черный», а катай – название народа, откуда каракатай значит то же, что «черный катай». И это они говорят для различения их от катаев, живущих на востоке над океаном, о которых я скажу вам впоследствии. Эти катай жили на неких горах, через которые я переправлялся, а на одной равнине между этих гор жил некий несторианин-пастух (pastor), человек могущественный и владычествующий над народом, именуемым найман (naiman) и принадлежавшим к христианам-несторианам.
По смерти Кон-хама этот несторианец превознес себя в короли, и несториане называли его королем Иоанном, говоря о нем вдесятеро больше, чем согласно было с истиной. Именно так поступают несториане, прибывающие из тех стран: именно из ничего они создают большие разговоры, поэтому они распространили и про Сартаха, будто он христианин; то же говорили они про Мангу-хана и про Кен-хана[365] потому только, что те оказывают христианам большее уважение, чем другим народам; и, однако, на самом деле они не христиане. Таким-то образом распространилась громкая слава и об упомянутом короле Иоанне; и я проехал по его пастбищам; никто не знал ничего о нем, кроме немногих несториан. На его пастбищах живет Кен-хан, при дворе которого был брат Андрей[366], и я также проезжал той дорогой при возвращении.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});