Это был вечер следующего дня. Солнце все еще светило в небе, но меньше чем через час оно поспешно скроется в воде. Рудж стоял в конце ветхого пирса, который, как он подозревал, не пришел в упадок, а был таким изначально. Перед ним простиралось довольно большое озеро, чья зеркальная поверхность отражала облачное небо целиком, а не рябью на поверхности (что было любопытно). Там не было видно никаких признаков жизни, и странный затхлый запах заполнял воздух. Тем не менее Рудж был рад, что ускользнул, пусть и ненадолго, от болтовни Ями, их идиотского шума и напыщенности. Примитивные народы не воодушевляли Руджа – он видел в них худшие стороны человеческой природы, которые напоминали ему, что суеверие, невежество, насилие и жестокость были врожденными человеческими чертами, первыми побудительными причинами и что цивилизация была лишь дешевым слоем краски на прогнившем здании.
Рудж решил, что уловка Томми его не возмутила. Этот молодой человек не был естествоиспытателем, и этот факт должен был быть очевиден с самого начала. На самом деле он был нерадивым сыном Артура Стрэнда, уважаемого промышленника, который повлиял на лорда Эдисона, чтобы тот взял его сына в команду со спасательной миссией. Ни Артур Стрэнд, ни лорд Эдисон не догадывались, что молодой Томми и Лавиния были влюблены, по крайней мере до тех пор, пока досадное недоразумение не привело к горячему спору, из-за которого Лавиния, подчинившись характерному молодым людям импульсу, решила оградить себя от несчастного жениха целым океаном.
Но она быстро об этом пожалела. Уоллистер оказался неприятным человеком, «животным» (хотя, по словам Лавинии, не позволял себе никаких неприличностей, выходящих за рамки фамильярности и высокомерия). Джунгли так и не смогли исправить ее нрав, поэтому невыносимое племя Ями было последней надеждой. Эти шумные, дурно пахнущие люди, которые не носили никакой одежды, кроме – как глупо! – маленького черного кусочка ткани, чтобы прикрыть пупок. Это были своего рода набожные меры предосторожности, поскольку у них считалось, что демоны входят в человека через пупочное отверстие. Если ты не спрятал пупок под оболочкой моллюска или кусочком кожи ленивца – жди неприятностей.
Так или иначе, влюбленные воссоединились и, похоже, были счастливы…
Казалось, небо умерло и обрушилось на него. Холодный кулак сжал его сердце. Он упал на колени. Вдруг ему показалось, что его тело будто сделано из глины – разумеется, такое онемение предвещало смерть, и все же этот страх смерти был ничем по сравнению с подавляющим чувством опустошения. Подобное отчаяние могло быть вызвано, например, если бы ему сказали, что все, кого он знал и любил, умерли. Ощутимое зло, злой дух, поселившийся у него в сознании, имея власть истины и принося с собой удушающий страх, необходимость убежать, но отнимающую у него волю.
Каким-то образом ему удалось подняться на ноги и посмотреть вниз в воду, откуда будто бы исходила эта страшная сверхъестественная сила. Вода была чистой, и он увидел дно озера, покрытое рябью теней, черные пятна, которые перемещались и танцевали, словно отбрасываемые широкими листьями, колыхающимися на сильном ветру. Он думал, что озеро было глубже даже здесь, на краю пирса, и этот сдвиг в восприятии вызвал своего рода паническое головокружение. Какая разница, насколько оно глубокое? И тогда он понял. Он смотрел не на дно озера, а на спину какого-то неведомого чудища. Это огромное полупрозрачное создание скользило под водой. Оно не имело формы либо могло приобретать любую форму, напоминая яйцевидную медузу размером с кита. Пестрые и черные фигуры пульсировали и двигались внутри него, и эти черные волнистые чернильные пятна не были внутренними органами – Рудж не мог сказать, откуда он это знает, но он точно знал – это были рты, открывающиеся и закрывающиеся, показывая страшный голод, более древний и ненасытный, чем голод любого зверя джунглей или мифического монстра.
Рудж не осознавал, ушел ли он, убежал или отполз с пирса обратно на землю и добрался до хижины. Он смутно помнил, как упал на простыни и погрузился в глубокую и безжалостную летаргию, которую доктор мог бы определить как стратегию подсознания, разработанную для защиты человека от невыносимого ужаса.
Утром, когда Якобс принес ему чай, Рудж бодрствовал, но был еще слаб от ужаса прошлой ночи.
Вождь племени говорил по-английски. Он провел четыре года в миссии, прежде чем решил, что одного бога было мало для жизни в джунглях. Теперь, услышав Руджа, он кивнул.
– Это существо в озере большое. Очень большое. Оно не жить здесь. Оно из другого места. Оно плюхнуться в этот мир и очень злиться, и оно убивать все и съедать все. Обычно оно появляться по ночам, ждет ночь, когда солнца нет. Мы, Ями, мы пытаемся убивать это. Оно съедать Ями. Ха-ха! – старый шаман засмеялся и хлопнул себя по ноге. – Мы вонзать в него копье. Оно съесть и копье, и стрела, и Ями, – взгляд старика посуровел, будто он только что осознал всю серьезность произошедшего с Ями.
– Оно сделать рабом одного из Ями. Оно поймать Ями и заставить его приносить еду и заманивать других Ями в озеро. Но чтобы сделать раба, нужно забирать душу. Мы это видим. Мы говорим: «Тот человек, он не иметь души», и мы его убивать.
Ями были неглупы. Они узнали кое-что о звере. Он не мог двигаться по земле, следовательно, его субстанция, его плоть была заключена в озере. Ему нужно было есть, и оно делало это, пока в озере никого больше не осталось. Ни птиц, ни рыб, ни лягушек, ни черепах – ничего. Он бы умер в этом мертвом озере.
– Мы ничем его не убивать, – сказал шаман с улыбкой, в которой показалось полдесятка неровных черных зубов.
Рудж хотел было спросить что-то насчет рабов Ями, но череда пронзительных криков заставила его вскочить и выбежать на улицу.
Крики доносились из озера, и как только Рудж обошел неровную груду деревьев, он понял, что произошло. Шаман был прав: чудище действительно избегало дневного света. А теперь оно, очевидно, приходило в отчаяние.
Уоллистер и Лавиния оба стояли на коленях на краю пирса, схватившись за обветшалые бревна и высушенную лозу, которая их опутала. Пирс оторвался от берега и уходил в озеро верхом на спине зверя, как плот, окруженный белыми завихрениями, и оставляя после себя бурный пенистый след.
Рудж видел, как Томми Стрэнд бежал к озеру. Он встал у кромки, готовясь нырнуть и доблестно плыть за своей любимой, но его остановил чей-то крик. Рудж тоже повернулся и заметил Мэллори, который стоял на вершине «Славы империи» и подгонял Стрэнда.
Мэллори исчез, прежде чем Стрэнд добежал до машины. Серебряное щупальце вытянулось и подняло молодого человека к люку. Рудж восхитился искусством Мэллори. Он мастерски управлялся с изобретением старика Эдмонда.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});