О Господи, неужели он все знает?
– Пожалуйста, Сэм… – прошептала Мария, прижимая к груди детские вещи. – Я не хочу говорить об этом. Умоляю тебя, не сейчас.
– Но я хочу. К тому же я кое-что знаю. Тебе казалось, что ты можешь утаить это от меня? Я бы предпочел услышать все от тебя, а не от Страйпса. – Сэм смотрел на нее с ласковой улыбкой.
Мария закрыла глаза. Ей казалось, что если он снова заговорит, слезы потоком хлынут из ее глаз.
– Видишь ли, принцесса… Если ты все мне расскажешь, тебе самой станет легче.
Мария судорожно сглотнула. Она подошла к столу, по-прежнему прижимая к груди детские вещи. Заставляя ее рассказать обо всем, Сэм чувствовал себя чудовищем, но сейчас, когда он знал ее тайну, он не мог допустить, чтобы она держала свое горе в себе и одна испытывала душевные страдания. Да, Мария ненавидит его и, возможно, возненавидит еще больше, но сейчас главное другое – главное, чтобы она была счастлива.
– Мария, – проговорил он с нежностью в голосе, – я знаю о ребенке.
Мария зажмурилась. Слова Сэма звенели у нее в ушах: «Я знаю о ребенке… ребенке… ребенке…» Закрыв лицо руками, она разрыдалась.
Это Сэм и ожидал. Он обнял ее за плечи:
– Любимая, успокойся…
Мария уткнулась лицом ему в грудь.
– О Сэм… О Господи…
– Все хорошо, любимая, успокойся.
– Да, это правда, – сказала она, поднимая на него заплаканные глаза.
Сэм прижал ее к груди.
– Расскажи мне все, моя девочка. Расскажи, что случилось после того, как мы расстались.
И Мария стала рассказывать. Сэм слушал и чувствовал, что горе, терзавшее душу Марии, заполняет и его сердце. Она закончила свой рассказ, когда ночь была уже на исходе. Всхлипнув, Мария посмотрела на Сэма и вдруг поняла, что ненависть к нему ушла из ее сердца. В его же глазах была такая боль, какой она не видела даже в те дни, когда Сэм горевал по своим погибшим друзьям.
Они долго молчали. Слышалось лишь поскрипывание шпангоутов, плеск воды за бортом и хлопанье паруса на ветру. Наконец тишину нарушил голос Сэма:
– Мария, как назвала ты его, нашего… сына?
– Ч… Чарлз. – Губы Марии дрожали. – Твоим вторым именем.
– Дорогая…
Сэм обнял ее, привлек к себе и стал гладить по волосам. Мария чувствовала жар его сильных рук и слышала удары его сердца.
– О Сэм, ты не знаешь, как это больно, как до сих пор болит, – говорила она, рыдая. – Я так любила его… Я думала, что все уже прошло… Оказывается, нет. Каждый день я вижу его маленькое личико, слышу его крики… Боже, когда же из меня выйдет эта боль?
Сэм еще ни разу в жизни не чувствовал себя таким беспомощным. Он по-прежнему прижимал к себе Марию и гладил ее по волосам.
– Такое не проходит безболезненно. Но ты, любимая, не должна винить себя в его смерти. Смерть сына – не твоя вина.
– Нет, моя. Я должна была как следует все обдумать, прежде чем нести его в город. – Мария еще крепче прижалась к груди Сэма, заливая слезами его и без того уже мокрую рубашку. – А когда он… когда он умер, моим единственным утешением стала мысль о том, что ты вернешься ко мне. Я жила этой мыслью, я была уверена, что с твоим возвращением все изменится и все будет как раньше. Вот почему я построила эту хижину у моря. Я смотрела в окно и ждала твоего возвращения. О, Сэм, ты один у меня оставался, и вот теперь… – Она посмотрела на него глазами, полными слез. – А теперь у меня нет даже тебя!
– Но почему же, принцесса? Ведь я по-прежнему твой.
– Нет, Сэм, – рыдала Мария. – Море забрало тебя у меня, а потом тебя заберет палач.
Сэм тяжко вздохнул и, подхватив Марию на руки, отнес к столу. Усевшись на стул, он усадил ее себе на колени и налил в кружку вина.
– На, выпей, – сказал он, поднося кружку к распухшим губам Марии. – Выпей, и тебе станет лучше.
Сэм был почти уверен, что она откажется, но, к его удивлению, Мария дрожавшими руками взяла кружку и залпом осушила ее. Сэм молча наблюдал за ней.
– Мне кажется, принцесса, что настало время объясниться, – сказал он наконец. – Начнем с того, что я никогда тебе не лгал. Это верно, что сначала я собирался поднять со дна моря испанские сокровища. Но все изменилось, когда я встретил тебя. Помнишь тот день в доме твоей тетки? Я тогда просил твоей руки… – Мария молча кивнула. – А ты помнишь, как она отказала мне? В тот день я поклялся, что заполучу тебя в жены, чего бы мне это ни стоило. Я ушел из дома твоей тетки, ломая голову: что предпринять, как добиться тебя? Вот тогда я понял, какова цена испанских сокровищ. И решил: если вернусь в Истхэм богатым человеком, твоя тетка не сможет отказать мне. – Сэм помолчал, гладя Марию по волосам. – Но мне не удалось добыть сокровища, и я стал грабить суда.
Сэм опять налил в кружку вина и поднес ее к губам Марии. Она стала пить.
– Мне и в голову не приходило вовлекать тебя… в свои дела, – продолжал он. – У меня ведь и без того достаточно забот, от которых голова идет кругом. И еще, самое важное: я действительно хотел жениться на тебе, и с тех пор мои намерения не изменились. Как видишь, я вовсе не лгал тебе. – Он взял ее за подбородок, и их взгляды встретились. – Ты мне нужна, принцесса, и я клянусь тебе: мне и в голову не приходило причинить тебе боль.
– Тогда почему ты сейчас захватил корабль? Ведь ты знаешь, как я отношусь к этому. Почему не можешь покончить со старым?
– У меня были такие намерения до того, как «Уэсли» потерпел крушение, – ответил Сэм с грустью в голосе. – Но гибель корабля все изменила.
– Почему? – спросила Мария сонным от вина голосом.
– Почему? Потому что из моей команды уцелели двое. Уцелели люди и на других моих судах. Они – мои друзья, девочка, и доверяют мне, рассчитывают на меня, а теперь уверены, что я спасу их. И я просто не могу их бросить. Потому что знаю, что не смогу жить дальше, если оставлю друзей на произвол судьбы.
– Но они не знают, что ты жив. Они уже не рассчитывают на тебя. Ты не обязан спасать их.
– Так поступают только трусы, и я буду последним негодяем, если не спасу их.
– Тогда почему мы плывем к этому острову?
– Там стоят два судна, которые следовали за мной той ночью. Когда мы увидели, что надвигается шторм, мы договорились встретиться, если нас разбросает в разные стороны. Возможно, они все еще там и ждут нас. Если повезет, то с такой силой мы сумеем освободить моих людей из бостонской тюрьмы…
Голос Сэма убаюкивал. Мария чувствовала, что у нее слипаются глаза. Вино усыпляло и притупляло боль утраты. Она сделала еще глоток и закрыла глаза, положив голову на широкое плечо Сэма. Словно издалека до нее доносился его ровный голос:
– Не надо волноваться, моя девочка. Обещаю тебе: я скоро выйду из этой игры. Даю слово: после того как вызволю своих людей, я передам этот шлюп старшему рулевому. Я спущу свой флаг и никогда больше не буду плавать под «Веселым Роджером». Мы с тобой найдем чудесный солнечный островок, поселимся там, и, возможно, черт возьми, я стану выращивать сахарный тростник… и мы будем счастливы. Мы построим большой красивый дом, обдуваемый пассатами, и в нем никогда не будет холодно. Мы будем принимать гостей и… – Сэм вспомнил про Ганнера, которого кто-то из матросов все же успел поднять на борт. – Возможно, я даже позволю впустить в наш дом твоего проклятого пса, Мария…