Как-то после спектакля Фаина Георгиевна, сидя в гримерке, грустно окинула взором многочисленные дары поклонников — охапки цветов, корзины с письмами, открытками и записками, полными восторга, — и печально заметила:
— Как много любви, а в аптеку сходить некому!
Слова, слова, слова
Фаину Георгиевну друзья и коллеги настойчиво уговаривали публично отметить восьмидесятилетний юбилей:
— Это не только событие в вашей жизни, это грандиозное событие для всей нашей огромной страны!
Но Раневская категорически отказалась:
— Вы мне сейчас наговорите всяких там высоких слов. А что же вы будете говорить на моих похоронах?
Блистательный некролог
Фаина Георгиевна называла актрису Ию Саввину одной из своих любимых учениц. Не в том прямом смысле, которой ассоциируется с учебным классом, — кафедру им заменил Театр Моссовета, в котором они вместе работали. Дружили ли они? Едва ли. «Как можно дружить с гением, — ответила на этот вопрос Саввина. — Скажу так: мы были с Фаиной Георгиевной хорошо знакомы».
Парадокс: Раневская была особенно беспощадно требовательна к тем партнерам по сцене, которых любила и уважала. Как-то своими постоянными придирками она довела Ию Сергеевну до слез. Но потом позвонила с извинениями, которые потрясали величественной откровенностью: «Я так одинока, все друзья мои умерли, вся моя жизнь — работа… Я вдруг позавидовала вам. Позавидовала той легкости, с какой вы работаете, и на мгновение возненавидела вас. А я работаю трудно, меня преследует страх перед сценой, будущей публикой, даже перед партнерами. Я не капризничаю, девочка, я боюсь. Это не от гордыни. Не провала, не неуспеха, я боюсь, а — как вам объяснить? — это ведь моя жизнь, и как страшно неправильно распорядиться ею»…
…Однажды по просьбе руководства Театра им. Моссовета Саввиной, как самой любимой партнерше Раневской, поручили написать торжественную статью к 80-летнему юбилею «великой старухи». В ответ Ия Сергеевна получила от Фаины Георгиевны лаконичную телеграмму:
«Благодарю за блистательный некролог».
Вспомнила
В старости у Раневской возникли серьезные проблемы с памятью. Она стала забывать тексты своих ролей. А однажды Фаина Георгиевна запамятовала даже фамилию актрисы, с которой должна была играть на сцене в очередном спектакле. Тщетно пытаясь вспомнить, великая актриса вдруг нашла выход:
— Ну эта, как ее… Такая плечистая в заду…
На пенсии
Раневская не могла жить без сцены и до последнего не хотела покидать театр, несмотря на возраст и болезни.
Как-то у Фаины Георгиевны поинтересовались, чем она будет заниматься, выйдя на пенсию? Не будет ли ей скучно сидеть без дела?
— Когда я выйду на пенсию, то абсолютно ничего не буду делать. Первые месяцы буду просто сидеть в кресле-качалке, — мечтательно сказала она.
— А потом? — спросили ее.
— А потом начну раскачиваться…
Не надо обольщаться
Как-то Раневская пожаловалась подруге, что по рассеянности забыла на ночь запереть дверь в свою квартиру.
— Представляешь, так и спала сегодня с незапертой дверью.
— А если бы кто-то вошел?! — всполошилась приятельница Раневской, дама пенсионного возраста.
— Ну, сколько можно обольщаться! — пресекла Фаина Георгиевна фантазии собеседницы.
Кошмар со всеми удобствами
Если уж Раневская говорила о своих болячках, то старалась рассказывать о них шутливо.
На вопрос одного из актеров, справившегося по телефону о ее здоровье, Фаина Георгиевна отвечала:
— Дорогой мой, такой кошмар! Голова болит, зубы ни к черту, сердце жмет, кашляю ужасно, печень, почки, желудок — все ноет! Суставы ломит, еле хожу… Слава Богу, что я не мужчина, а то страдала бы еще импотенцией!
* * *
Как-то в преклонном уже возрасте Раневская сломала руку и попала в Кунцевскую больницу, которую, кстати, называла «кошмаром со всеми удобствами».
— Что случилось, Фаина Георгиевна? — спросили ее навестившие ее коллеги.
— Да вот, спала, наконец, приснился сон. Пришел ко мне Аркадий Райкин, говорит:
— Ты в долгах, Фаина, а я заработал кучу денег, — и показывает шляпу с деньгами.
Я тянусь, а он зовет:
— Подойди поближе.
Я пошла к нему и упала с кровати, сломала руку.
17-я пробирка
Раневская, рассказывая о своих злоключениях в поликлинике и общении с врачами, любила доводить ситуацию до абсурда. В ее интерпретации посещение эскулапа превращалось в настоящий анекдот.
Так она рассказывала:
— Прихожу я как-то в поликлинику и жалуюсь:
— Доктор, у меня последнее время что-то вкуса нет.
Эскулап обращается к медсестре:
— Дайте Фаине Георгиевне семнадцатую пробирку.
Я попробовала и ужаснулась:
— Это же говно!
— Все в порядке, — сказал врач, — правильно, у Вас появился вкус.
Проходит несколько дней, я опять появляюсь в кабинете этого врача:
— Доктор, вкус-то у меня появился, но с памятью все хуже и хуже.
Доктор обращается к медсестре:
— Дайте Фаине Георгиевне пробирку номер семнадцать.
— Так там же говно! — возмущенно ору я.
— Все в порядке. Вот и память вернулась, — говорит сердобольный эскулап.
По одной
Главный врач клиники на утреннем обходе похвалил Раневскую за четкое соблюдение больничного режима. Но больше всего он был доволен своей эффективной методой:
— Я рекомендовал вам выкуривать только по одной папиросе после еды. И вот результат: у вас прекрасный здоровый вид, вы заметно поправились, — с оптимизмом сказал он.
— Вы хотите сказать, что у меня жопа стала еще толще?! Неудивительно, я ведь теперь ем по десять раз в день, чтобы только лишний раз покурить, — раскрыла секрет своего здоровья и цветущего вида Фаина Георгиевна.
Без суфлера
Увы, больница в последние годы жизни актрисы стала ее вторым домом.
Как-то Раневской делали операцию под наркозом. Врач попросил ее сосчитать до десяти. От страха и волнения Фаина Георгиевна начала считать невпопад:
— Один, два, пять, семь…
— Будьте предельно внимательны, пожалуйста, — попросил врач.
— Поймите, как мне трудно, — стала оправдываться актриса. — Моего суфлера ведь нет рядом!
Любовь и склероз
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});