Так шли дни. Дедушка временами жаловался, что этот человек доконает его расспросами, что он для него как кость поперек горла. Но в глазах ворчавшего деда Клод видел одобрение. Старик продолжал терпеливо объяснять мсье Ратледжу тонкости приготовления вина.
Дедушке явно нравился муж мадам. И сама мадам тоже нравилась, хотя он и не говорил об этом открыто.
Когда сбор винограда закончился, а лозы обрели новые желто-красные осенние оттенки, Клод решил, что супруги вот-вот уедут. Но они остались, покидая поместье лишь изредка. Садясь в спортивную машину, они отправлялись в Париж или на другую винодельню в Медоке. Зачем они это делали? Клод не понимал. Нигде не производили лучших вин, чем у них в Шато-Нуар. Кое-где делали не хуже, но лучше – нигде.
Зимой супруги помогали подрезать сухие лозы. Высокому мсье приходилось при работе сгибаться почти вдвое. В конце дня он с гордостью показал мадам рабочие мозоли, и оба смеялись.
Весной они снова помогали обрезать виноград – здесь успех был особенно связан с точно найденным временем проведения этих работ. Алберт Жирарден, садовод барона, водил их от растения к растению, уча видеть в голом кусте будущего зеленого красавца. Только с такой картинкой в голове можно было приступать к формированию куста.
Альберт говорил позже дедушке Клода, что хотел бы, чтобы и другие работники учились так же быстро, как эти американцы, которые все на лету хватают. Он также признал с некоторым смущением, что мадам показывает необычную для женщины смекалку в виноградарстве. Клоду было приятно слышать эту похвалу.
Лето прошло весело. В замок приезжало много гостей, то и дело устраивались приемы. Иногда поздно вечером, когда дедушка уже спал, Клод потихоньку выскальзывал из дома и пробирался через залитый лунным светом виноградник к замку, окна которого ярко светились.
Сладостная музыка плыла в ночном воздухе, они называли ее джазом. Гости обычно собирались в большой гостиной. Мужчины выглядели очень представительно в черных фраках, белых жилетах и черных брюках с жестко заутюженной складкой, волосы их блестели от бриллиантина. Дамы в узких платьях с отделкой из стекляруса, шелестя атласными лентами и шифоновыми шарфами, прогуливались по замку; длинные нити жемчуга свисали у них до пояса. Какие они все были красивые, какие загадочные – с длинными мундштуками и бокалами шампанского в руках. И каждый раз Клод, найдя взглядом мадам, с облегчением убеждался, что она все же прекраснее всех. И тогда, успокоенный, возвращался в коттедж и забирался в постель.
Наступила осень. Ничто не предвещало приближающейся трагедии. И вот в одно холодное осеннее утро муж мадам уехал. Он помахал Клоду, крикнув, что отправился за саженцами, которые повезет в Америку. Мадам с ним не было. Заболел их младший сын Гилберт, к нему вызвали врача.
Как плохо болеть в такой чудесный день, думал Клод, глядя, как над Жирондой клубится туман. В вышине жаворонок приветствовал песней восход солнца, его первые лучи уже золотили увлажненные росой виноградные лозы, бросавшие глубокие тени на междурядья. В воздухе приятно пахло свежестью. День обещал быть чудесный. Позже, вернувшись из школы, Клод узнал ужасную новость: муж мадам погиб утром в автомобильной катастрофе. Свернув в сторону, чтобы уступить дорогу едущей навстречу лошади с тележкой, он потерял управление, и его автомобиль, перевернувшись в воздухе, полетел под откос. Мсье скончался на месте.
Поместье погрузилось в траур, разогнать который не могли даже яркие солнечные лучи. А вечером, когда закончились дневные работы, все служащие барона, мужчины, женщины и дети, сбившись в небольшие группки и покачивая головами, обсуждали трагедию и предавались воспоминаниям…
«Мсье всегда ездил с большой скоростью. Всегда куда-то торопился, хотел всюду поспеть, все узнать». – «Да, мсье… Он всегда задавал вопросы». – «Бедная мадам, как ей сейчас тяжело. Она ведь всегда была рядом с ним». – «Да, они были всегда вместе… до сегодняшнего дня». – «Если бы она и сегодня поехала с ним, дети остались бы круглыми сиротами. Так, видно, Бог пожелал, чтобы сегодня заболел малыш». – «Болезнь оказалась несерьезной. Температура уже снизилась».
Клод тоже был там, прислушиваясь к разговорам. Он крепился, чтобы не расплакаться: ведь он уже большой. Но слезы так и наворачивались на глаза – ему было нестерпимо жаль мадам. Кто теперь позаботится о ней? Кто защитит?
На следующий день по Клейтону Ратледжу отслужили заупокойную мессу. Работники и члены их семей собрались у входа в замок и, стоя на посыпанной гравием земле, ожидали возвращения мадам. Женщины стояли с покрытыми головами, в темной одежде. У Клода, как и у остальных мужчин, рука выше локтя была перетянута черной лентой.
Он видел, как в ворота замка въехало несколько автомобилей, они медленно подкатили к замку по белевшей в сумерках дорожке. Когда машины замерли у входа, Клод почтительно стянул с головы кепку.
Барон помог мадам выйти из машины. Она была в глубоком трауре – туфли, платье, перчатки, вуаль, шляпка – все было черным. Увидев собравшихся людей, она с силой сжала руку старшего сына, мальчика лет восьми-девяти, который стоял рядом в коротких штанишках, волосы его были чуть посветлей, чем у отца. Он качался смущенным и перепуганным. Младший, хоть и чувствовал себя, как говорили, значительно лучше, все еще оставался в постели.
Взгляд Клода, недолго задержавшись на мальчике, вновь остановился на красивой мадам. Шагнув к собравшимся, она не склонила голову, а, напротив, подняла ее выше. И плечи не сутулила в горе, а держала их прямо и горделиво. Но сквозь вуаль Клод разглядел блеск струившихся слез, и сердце его сжалось от сочувствия к бедной мадам – такой несчастной и такой мужественной.
Она заговорила, голос ее звучал ровно и чисто, ни разу не задрожав.
– Вы оказали моему мужу большую честь, придя сюда сегодня. Дни, которые он провел с вами, обучаясь у вас ремеслу, были самыми счастливыми в его жизни. Спасибо вам за это. И, обещаю, в будущем, когда стану вспоминать это время, я постараюсь вызывать в своей памяти именно счастливые дни, а не дни боли и скорби, потому что это полное радости лето навсегда останется для меня самым драгоценным воспоминанием. А вы, я надеюсь, будете вспоминать моего мужа с теми же светлыми чувствами, с какими я буду помнить о вас.
Она подошла к каждому и каждому пожала руку – кроме Клода. Он же, не в силах перенести мысль о том, что она уедет навсегда, убежал незамеченным и спрятался в винограднике. Там, в зарослях, среди темно-пурпурных кистей винограда он наконец позволил себе заплакать, и его плечи задрожали в беззвучных рыданиях.