сказала я, – хватит юлить. Кто еще был в доме?
– Гриша был, – вздохнула она, а я нахмурилась, – я рюкзак спрятала и вернулась, ты уже в доме была, и Гришка подбежал. Услышал, что ты там, да и рванул внутрь, никого не слушая. Тебя вытащил, ты без сознания была, потом за Сашкой вернулся, его там какой-то балкой придавило, он выбраться не мог.
Я стояла с открытым ртом.
– А почему ты мне об этом только сейчас говоришь? – практически заорала я, внезапно вспоминая свой сон и начиная сомневаться, сон ли это был вообще.
– Василисушка, я не виновата, – запричитала она, – Гришка так орал, так орал, и на меня, и на Сашку, велел за ним идти, донес тебя до своего дома, опять на нас наорал и строго— настрого запретил тебе рассказывать.
– Какого черта? – злилась я.
– Так гордость у мужика, – пояснила Любка, – он за тобой и в огонь, и в воду, а ты нос воротишь, а уж как совсем помешалась да к Сашке стала чувства проявлять… Ты, надеюсь, в свете этой информации остынешь от своей любви? А то и Сашке неловко, он как бы и ни при чем, а все лавры пожинает.
Я молчала, скрежеща зубами и проклиная все эти социальные отношения в корне. Решив оставить данную тему без обсуждения, я шагнула к машине и дернула ручку, она открылась. Ключ зажигания торчал в замке.
– Лучше скажи мне, что это за чудеса, – сказала я, разглядывая салон.
– Понятия не имею, я была так же пьяна, как и ты. Но кто-то точно спер ключи и воспользовался машиной.
– Ценная мысль, – хмыкнула я, залезая внутрь и тщательно осматриваясь.
– Что ищешь? – полюбопытствовала подруга.
Тут что-то блеснуло на полу возле переднего сиденья, я наклонилась и вытащила торчащую из-под коврика сережку: это была длинная цепочка с вкраплениями красных камушков. Я повертела ей перед Любкиным носом, а та аж зашлась.
– Только не говори, что это серьга…
– Думаю, да, – кивнула я, – даже уверена, это серьга Кристины.
Любка стремительно залезла внутрь и зачем-то заблокировала двери, потом уставилась на меня.
– Что же менты так медлительны? – задала она вопрос.
– Ты хотела, чтобы они нашли ее быстрее нас?
– Не понимаю, что тебя так веселит? Девицу увезли на твоей машине и убили, одна серьга у болота, вторая в салоне, по-моему, все очевидно.
– Вот именно, – кивнула я, – слишком очевидно. Кто-то меня подставляет и делает это не профессионально.
– А как профессионально? – поинтересовалась Любка, я пожала плечами. – Что теперь будем делать?
– Отнесем серьгу следователю, – сказала я, подруга посмотрела на меня недобро.
– Может, выкинем ее туда, где никто никогда не найдет?
– Тем самым подведя себя под подозрение, – кивнула я, – возможно, такого шага от нас и ждут. Лучше скажи мне, сколько Гриша в доме пробыл?
– Нет, он точно не мог ничего взять. Полыхало так, что виделось с трудом, и по времени он быстро вернулся.
– Что, если кто-то пробрался через окно бабы Маши?
– Довольно фантастично, но возможно, – не стала отрицать подруга, – правда, найти он все равно ничего не смог.
Мы еще немного подумали, и я сделала вывод:
– Сашка мог вытащить тайком ключи от машины, раз уж она стоит без дела во дворе, Гриша тоже мог взять, пока мы находились в беспамятстве.
– Они были у тебя с собой?
– Вот этого я и не помню, – поморщилась я, – но если да, то их мог стянуть кто-то и во время дискотеки, учитывая мое состояние.
Мы вздохнули, а я немного постучала пальцами по рулю.
– Ладно, – сказала в итоге, – хватит гадать, лучше коробочку посмотрим.
Любка кивнула, вылезла из машины и скрылась в сарае. Через минуту подруга вернулась с рюкзаком на спине, и мы вышли на дорогу.
– Где будем смотреть? – спросила она.
– Пошли к памятнику, там обычно никого.
Шли мы молча, потому как гадать на кофейной гуще уже не было ни сил, ни желания, правда, некое томление в связи с находкой присутствовало. Честно говоря, я очень надеялась, что она окажется чем-то важным и прольет хоть какой-то свет на творившуюся вокруг чертовщину. Мы вышли к памятнику, но разместились не возле него, а подальше, в высокой траве.
Любка достала из рюкзака черный полиэтиленовый пакет, разорвала его, и мы воззрились на небольшую коробочку, сделанную из досочек и заколоченную гвоздями. Любка ее потрясла, и внутри что-то зашуршало. Поддеть гвозди без инструментов оказалось делом непростым, потому минут через десять мы нашли несколько крупных камней и просто разломали ее, надеясь, что не повредим содержимого. Любка откинула сломанные досочки, и мы увидели стопку конвертов в прозрачном целлофановом пакете.
– Письма, – ахнула подруга и зашелестела пакетом.
Мы держали в руках старые конверты, потертые временем и руками. Быстро просмотрев, выяснили, что часть писем была из Германии, а часть из нашего родного города, при чем отправителем последних была указана Любкина бабушка.
– Ты видишь, видишь! – взвизгнула подруга, тыча мне в лицо конвертом и доставая письмо.
– Предлагаю соблюдать хронологию, – отобрала я у нее листок, – иначе мы только запутаемся.
Любка со мной согласилась, и мы нашли первое письмо, от 1938-го года. Я вытащила его из конверта, и мы склонили над ним головы.
"Здравствуй, дорогой Арне! – гласило письмо, – пишет тебе Ансельма, а мама передает большой привет. У нас все хорошо, хотя мама переживает о том, что ты остался там, она постоянно грустит и плачет тайком. Мама говорит, что начинается новая война, и поэтому папы почти не бывает дома. Еще она говорит, что нам не о чем беспокоиться, потому что папа о нас позаботится, и о тебе тоже. Я буду ждать от тебя ответ, братик. Как там бабушка?
Папа обещал приехать за тобой".
Закончив читать, мы с Любкой переглянулись и тут же схватились за следующее письмо, а за ним за третье, и так дальше, пока не прочитали все.
– Вот это история, – присвистнула подруга, откладывая последний лист, – выходит, бабуля моя на самом деле Ансельма, Аркашка Арне, да еще и дед мой?
Несмотря на прочитанное, история до конца понятной не стала, но, совместив содержимое с рассказами и известными нам фактами, мы пришли к определенным выводам. Любкина прабабка в юном возрасте вышла замуж за немца, зачем-то наведавшегося в деревню Дымно, и уехала с ним.
Следом за этим началась первая мировая, а спустя несколько лет после ее окончания прабабка приехала на родину, в деревню, вместе с мужем и ребенком лет восьми, это и был наш Аркашка. Далее, по непонятным причинам семья оставила его с бабушкой, а