Позади рыцарей были видны грандиозные замки, величественно возвышающиеся на арках из лунного света, и в их окнах девушки приветливо махали руками. 
То вдруг все превращалось в кипящие реки, а потом все окутывала полная мгла, поглощавшая краски, мгла, которая отражала царивший в юном сердце мрак. Но эти игры меня беспокоили не более чем подобные проделки Мерлина[16]. Глядя на мерцающие зарницы с молниями, я читал в его душе недовольство и испытывал к нему нестерпимую жалость. О, как я его жалел! Он медленно бродил взад-вперед, как бык на незнакомом пастбище, иногда совершенно один, иногда окруженный плотной сворой призрачных собак, иногда во главе призрачных рыцарей, скачущих на лошадях с ястребиными крыльями, мчался спасать призрачных девушек. Я и не подозревал, что он достиг такого совершенства в колдовстве и что у него такая богатая фантазия, но с мальчиками такое бывает нередко.
 В тот час, когда сова во второй раз возвращается домой, я увидел, как сэр Гюон вместе со своей женой спускаются верхом с моего Холма, где, как известно, колдовать мог лишь я один. Небо над долиной продолжало пылать, и супруги были очень довольны, что мальчик достиг такого совершенства в магии. Они знали, что рано или поздно им придется набраться мужества и отпустить мальчика к людям, и решали, какую же судьбу ему определить. Сэр Гюон хотел бы сделать его королем того или иного королевства, леди Эсклермонд — мудрейшим из мудрецов, которого все люди превозносили бы за ум и доброту. Она была очень добрая женщина.
 Вдруг мы заметили, что зарницы его недовольства отступили в облака, а призрачные собаки разом смолкли.
 «Там с его магией борется чья-то другая! — вскричала леди Эсклермонд, натягивая поводья. — Кто же против него?»
 Я мог бы ответить ей, но считал, что мне незачем рассказывать о делах и поступках аса Тора.
 — А откуда ты узнал, что это он? — спросила Юна.
 — Я помню, как дул легкий северо-восточный ветер, пробираясь сквозь дубы и покачивая их верхушки. Зарница последний раз вспыхнула, охватив все небо, и мгновенно погасла, как гаснет свеча, а нам на голову посыпался колючий град. Мы услышали, как мальчик идет по излучине реки — там, где я впервые вас увидел.
 «Скорей! Скорей иди сюда!» — звала леди Эсклермонд, протягивая руки в темноту. Мальчик медленно приближался, все время спотыкаясь, — он ведь был человек и не видел в темноте.
 «Ой, что это?» — спросил он, обращаясь к самому себе. Мы все трое услышали его слова.
 «Держись, дорогой, держись! Берегись Холодного Железа!» — крикнул сэр Гюон, и они с леди Эсклермонд с криком бросились вниз, словно вальдшнепы.
 Я тоже бежал рядом, но было уже поздно. Мы почувствовали, что где-то в темноте мальчик коснулся Холодного Железа, потому что Лошади Холмов чего-то испугались и завертелись на месте, храпя и фырча.
 Тут я решил, что пора снова принять видимый облик, так я и сделал.
 «Каким бы этот предмет ни был, он из Холодного Железа, и мальчик уже взялся за него. Нам остается только выяснить, за что же именно, потому что это и определит судьбу мальчика».
 «Иди сюда, Робин, — позвал меня мальчик, едва заслышав мой голос. — Я за что-то держусь, но не знаю за что…»
 «Но ведь это у тебя в руках! — крикнул я в ответ. — Скажи нам, предмет твердый? Холодный? И есть ли на нем драгоценные камни? Тогда это королевский скипетр».
 «Нет, не похоже», — ответил мальчик, передохнул и снова в полной темноте стал вытаскивать что-то из земли. Мы слышали, как он пыхтит.
 «А есть ли у него рукоятка и две острые грани? — спросил я. — Тогда это рыцарский меч».
 «Нет, это не меч, — был ответ. — Это и не лемех плуга, не крюк, не крючок, не кривой нож и вообще ни один из тех инструментов, какие я видел у людей».
 Он стал руками разгребать землю, стараясь извлечь оттуда незнакомый предмет.
 «Что бы это ни было, — обратился ко мне сэр Гюон, — ты, Робин, знаешь, кто положил его туда, потому что иначе ты не задавал бы все эти вопросы. И ты должен был сказать мне об этом давно, как только узнал сам».
 «Ни вы, ни я ничего не могли сделать против воли того, кто выковал и положил этот предмет, чтобы мальчик в свой час нашел его», — ответил я и шепотом рассказал сэру Гюону о том, что видел в кузнице в день Тора, когда я впервые принес младенца на Холмы.
 «Что ж, прощайте, мечты! — воскликнул сэр Гюон. — Это не скипетр, не меч, не плуг.
 Но может быть, это ученая книга с железными застежками? Она тоже могла бы означать неплохую судьбу».
 Но мы знали, что этими словами просто утешаем сами себя, и леди Эсклермонд, поскольку она когда-то была женщиной, так нам прямо и сказала.
 «Хвала Тору! Хвала Тору! — крикнул мальчик. — Он круглый, у него нет конца, он из Холодного Железа, шириной в четыре пальца и толщиной в один, и тут еще нанесены какие-то слова».
 «Прочти их, если можешь!» — крикнул я в ответ. Темнота уже рассеялась, и сова снова вылетела из гнезда.
 Мальчик громко прочел начертанные на железе руны:
   Немногие могли бы
 Предвидеть, что случится,
 Когда дитя найдёт
 Холодное Железо.
   Теперь мы его увидели, нашего мальчика: он гордо стоял, освещенный светом звезд, и у него на шее сверкало новое, массивное кольцо раба.
 «Его так носят?» — спросил он.
 Леди Эсклермонд заплакала.
 «Да, именно так», — ответил я. Замок на кольце, однако, еще не был защелкнут.
 «Какую судьбу оно означает? — спросил меня сэр Гюон, пока мальчик ощупывал кольцо. — Ты, не боящийся Холодного Железа, ты должен сказать нам и научить нас».
 «Сказать я могу, а учить вас мне нечему, — ответил я. — Это кольцо означает только одно — отныне и впредь он должен будет жить среди людей, трудиться для них, делать то, в чем они нуждаются, даже если сами они и не подозревают, что это им необходимо. Никогда не будет он хозяином себе, и никогда не будет он хозяином другому. Он будет получать половину того, что отдавать, и отдавать в два раза больше, чем получать, и так до конца его дней, и если свое бремя он не будет нести до самого последнего своего дыхания, то дело всей его жизни пропадет впустую».
 «О, злой, жестокий Тор! — воскликнула леди Эсклермонд. — Но смотрите,