— Хворь такая нападает иногда, как нервы разойдутся, не волнуйся, дочка, все хорошо, — ответил дед и отхлебнул глоток ароматного лекарства.
— Хорошо, вы поспите, я вам могу завтрак приготовить. Температуры нет? — взволнованно спросила Яся и заглянула наверх.
— Картошки бы поел жареной, а ещё туда лучку зелёного, так сдюжишь? — закашлял.
— Да, сейчас, — кивнула и с облегчением отвоевала ещё несколько минут до позорного разговора. Придя в кухню поняла, что никогда не чистила картошку с такой радостью. Квадратные дольки разного диаметра падали на доску под цоканье ножа. И вот уже на сковороде шкворчала ароматная корочка, если бы не обстоятельства, она могла собой гордиться.
* * *
Отъехал совсем недалеко. Своими словами, брошенными в спину, Яся прожгла огромную дыру между лопатками. Сердце будто оголилось, ничем не защищённое, оно ныло и рвалось.
"Кто я на самом деле? Моральный урод? Потомственный уголовник? Или все же человек? " Все эти вопросы пульсировали в голове, в такт сердцу, которое буквально билось о ребра. Заглушил двигатель и поставил ноги на землю, никогда ещё почва под ногами не была столь нетвердой. Вспомнил каждое слово, что Яся в сердцах выплёвывала изо рта. Каждое, даже самое незначительное, вонзилось стрелой по сердцевине самолюбия. И теперь они торчали острыми перьями снаружи и причиняли боль. Он не хотел так прощаться, по сути, он вообще никак не хотел этого делать. Привык уходить тихо, ловко ускальзывая от объяснений и прочих тягостных социальных обязательств. К тому же, его косяк был настолько очевиден, что ей на самом деле было что предъявить.
"ВОР".
И это обжигало ещё сильнее, ведь действительно, Лис привык воровать все, что плохо лежало: сначала интернатовские ништяки, после — бабские сердца, тачки и, наконец, дошел до ручки. Украл девичью честь, а главное- её веру в людей. Он отобрал за ночь у этой наивной девочки все: и тело и душу. От осознания этого факта Илья не мог принять решение двигаться дальше, все тело сковало чувство вины. Она единственная, кто смог добраться до самой души, редкий человек, который авансом поверил в то, что Илья вовсе не зверь и не конченый урод. Сжал кулак, обхватив рукоятку руля и напряженно посмотрел назад.
* * *
Дед, похоже, реально заболел, он не сразу смог встать с печки, а потом очень долго пыхтел, добираясь до кухни тяжёлой походкой. Картошка ему, однако, очень понравилась и он даже похвалил Ясину стряпню. Про Лиса так и не спросил, словно забыл о его существовании, а Яся тем временем, сидела, как на иголках, все поглядывая на часы. Вскоре дед вышел во двор по нужде, а Яся, заламывая пальцы, подошла к старой и потертой иконе, что стояла на полке, в углу. Помолилась, как могла, неумело, суетливо, но очень искренне, ведь только чудо могло спасти из этой ситуации.
Тем временем, во дворе уже распогодилось, солнце ярким светом заливало сад. И это самое дерево, на которое взгляд упал невзначай, выделялось на фоне остальных. Белый лифчик так и остался лежать у подножья раскидистой кроны, чем вызвал сильное беспокойство. Яся ринулась его подбирать, как вдруг услышала забористый кашель деда.
— А где же мой мопед?! — он воскликнул и всплеснул руками.
Яся застыла под деревом, сжимая лифчик в ладони. " Началось". Шла, как на казнь, шаг за шагом продвигался в сторону сарая. Уже готова была к моральному расстрелу, как услышала удивленный гомон за забором.
— Ну надо же, куда переставил, кто ему разрешал! — ворчал дед. — Этот твой парень куда делся?
Ярослава подошла молча к месту событий и от удивления открыла рот. Мопед стоял за калиткой в целости и невредимости. От этой картины сердце плюхнуло в самые пятки, а потом подскочило к горлу
" Он вернулся? Или только мопед?" Яся сглотнула слюну от волнения и посмотрела на деда.
— Не знаю, может покатался утром, — пожала плечами.
— Кхе- кхе, покатался. Раньше на все спрос был, а сейчас что такое с молодежью, в дома влазят, мопеды берут? — сурово посмотрел на девушку и попытался закатить его обратно. Силы явно покинули деда, он закашлялся и привалился к забору. Яся моментально подскочила к нему и предложила помощь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Я сама завезу, идите в дом, а то хуже будет!
— А ты сможешь? — неуверенно посмотрел на девушку. — И где его носит, покричи- ка?
— Кого, Илью? — растерянно перехватила руль и посмотрела на хозяина дома.
— Ну не меня же, — теряя силы, возмутился дедушка.
— Иль-я! — крикнула так громко, словно пыталась докричаться до противоположной стороны леса, до самых дальних кочек на болоте, до его серо- синих глаз, что в последние минуты их встречи были холоднее, чем у мертвеца.
Тишина.
— Может что стряслось? — глаза деда сделались мутными и взволнованными.
" Ага, стряслось, много лет назад, когда он попал в мясорубку по имени реальная жизнь" — бегло подумала Яся, но выдала совершенно иную версию.
— У него мама болеет, может решил срочно уехать, не ждать утра.
— Как же, тебя одну оставил? Ну и ну! — осуждающе цокнул языком и пошаркал тяжёлой походкой в дом.
Яся с радостью на сердце завезла железного коня в сарай, но она даже не представляла себе, что буквально через несколько секунд будет безмолвно визжать от восторга. Из — под растрескавшейся обивки сиденья торчал кончик знакомого конверта. Раскрыла лихорадочно и заметила взглядом красные купюры. Пальцы похолодели и на лбу выступила испарина волнения.
" Он все вернул! До единой купюры! Не стал воровать! Он НЕ СТАЛ!!" — это было самое сильное моральное потрясение за последние дни. Нет, не эти бесконечные минуты отчаяния в холодном лесу, не жуткие укусы муравьев, не грехопадение под деревом, а именно этот факт " обратимости" его поступка. Когда казалось, что все уже сказано, решено и перерезано… И он упал в темную пропасть, откуда невозможно выбраться.
Прижала с трепетом конверт к груди и поцеловала белую бумагу. Показалось, что она до сих пор пахла сигаретами. " Его пальцы держали этот конверт". Представила, как он рисковал, вернувшись, как тяжело ему было оставить эти деньги. В носу защипало от радости, и неизвестно теперь, чего стало больше: облегчения или надежды.
" Почему он тогда не вернулся за мной? " — в затылок выстрелила мысль и вся блаженная улыбка сползла с лица.
" Потому что я ему безразлична и он не хочет меня больше видеть. Все, что хотел, получил, смысл ему тратить время?" — сжала конверт пальцами и спрятала за шиворот. Нужно было вернуть его на место и скорее добираться до дома. Ноги отяжелели, и внезапно испарилась лёгкость, с которой раскрывала конверт.
Солнечные лучи били в глаза ярким светом, словно подбадривая, подмигивая, предвещая много хорошего впереди.
Глава 22
Время шло, осыпаясь пушистыми зонтиками на ветру, но по стечению обстоятельств Яся не смогла воплотить свои цели в жизнь. Точнее смогла, но не так быстро, как хотелось бы, ведь дед заболел не на шутку. К вечеру он окончательно слег, поднялось давление и она толком не приседала, а на утро все же удалось уговорить его позвонить дочери. Прониклась к нему, словно к родному, может потому что он показался таким добрым, мудрым, спокойным, каким и должен быть настоящий мужчина. На самом деле Ясе всегда не хватало отца и с каждым годом это ощущалось острее.
И вот сейчас, отвернувшись, она тихо слизывала слезы языком, а он ослабевшим голосом рассказывал про свою послевоенную жизнь. Чудак — человек, сам еле дышал, а все беспокоился, сыта ли гостья и это стоило тысячи таких моментов, которые испытала там, на дороге. Стоило унижаться и просить, ведь это помогло сохранить сердце этого доброго деда, человека, который прошел через голод, лишения, потерю, но не разучился держать двери открытыми, а руки смог распахнуть тем, кто этого совершенно не достоин. И от этого осознания, которое открылось внезапно, в горле запершило и Яся вдруг поняла, насколько мелкими были помыслы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})