Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Я же… в любое время, Саша… - Дима запинается, тянет Александра ближе к себе, чтобы поцеловать. Губы манят, улыбающиеся, податливые. И хочется отдаться им, чтобы они были везде, коснулись везде. – Трахни меня… не хочу больше никого. Они же все ненормальные, как так можно, Саша? Разве им не хочется остановиться, насладиться?
- Чем насладиться, птица моя? Им нравится так, как есть.
- Но это же страшно… жить вот так…
- Они не знают, как жить по-другому. Привыкли, адаптировались. Нашли для себя плюсы.
- Какие плюсы? Любить то, что имеешь? И иметь то, что любишь… Меня коробит, Саша, от всех этих предположений, оценок, взглядов. И я не могу найти в этом ни одного плюса.
Александр ласково усмехнулся и поцеловал расстроившегося Диму между бровей, увлёк за собой вглубь коридора, мимо входа в оранжерею, туда, где было совсем темно и абсолютно тихо – тупик. В углу стояла какая-то тёмная высокая ваза и незажжённый торшер.
- Димочка, домашний мальчик… - дышал Александр в ухо и гладил по плечам, водил кончиком носа по шее, сверху вниз, целовал, щекотно, но Дима не дёргался, податливо закрывал глаза. – Совсем себя не жалеешь. Больше никуда не отпущу, даже не надейся. Будешь сидеть в клетке.
- Буду, - выдохнул Дима, прижимаясь ближе к Александру, потираясь об него, приподнимаясь на цыпочках, чтобы поцеловать глубоко, соглашаясь со всем. – Буду тебя слушаться, есть с руки, спать в ногах, вилять хвостиком…
- Я буду чесать тебя за ушком и гладить по спинке, - Александр провёл рукой по Диминой спине и ниже, сжал ягодицу, провёл рукой между двух напряжённых половинок, там, где было особенно приятно. Тело привычно отозвалось на ласку, Дима слегка прогнул спину и расставил ноги, позволяя гладить себя свободнее. Кровь хлынула к затуманившейся голове, и Дима едва слышно застонал, забывая о том, где они находятся и что в любой момент кто-нибудь может зайти в коридор. Хорошо, что здесь темно, и кожа шорт мягкая, не шуршит, когда Александр их стягивает на бёдра.
- Саша… я не хочу громко… - шепчет Дима, пытаясь нащупать в темноте руки Александра и сжать их зачем-то. Очень нужно почувствовать его руки. Горячие пальцы переплетаются с Димиными и жаркая глубина окружает, увлекает в себя. Дима закусывает губы, накрывает руками рот, чтобы не кричать… Александр приподнимается пружинисто, убирает его ладони, целует, заглушая стоны. Рука скользит, сжимает медленно, искушающее, непозволительно медленно… словно издевается, растягивает приближение финиша. Дима отвечает на поцелуй, задыхается. Во рту слишком много слюны, в голове вспыхивает красным, и становится уже больно от напряжения. Александр скользит вниз вдоль его тела, опускается, прижимаясь к паху щекой. Дима забывает о дыхании, ждёт… ждёт. Секунда, вторая… он закусывает губы, скребёт ногтями бархат обивки и тут его уносит. Одно прикосновение, и Дима теряется, перед глазами проносятся сумбурные возбуждающие картины. Александр на коленях перед ним, потом проводит кончиками пальцев по бёдрам, собирая тяжёлые капли. Растирает между большим и указательным – липко. Ноги слабеют. Александр натягивает Димины шорты обратно, застёгивает пуговицы.
- Теперь тебе, - шепчет Дима, держась дрожащей рукой за плечо Александра. – Я… хочешь?
- Хочу, - голос льётся в сознание через шум в ушах. Дима с трепетом принимает этот низкий, бархатный голос. Хочется принять в себя всё, что Александр может дать. Дима чувствует себя сосудом, готовым наполниться до основания, перелиться через край. – Но потом, не здесь.
- Ты возбуждён, - Дима касается Александра, чувствует твердость, тепло. – Погладить?
Устоять трудно, Дима знает. Он никогда не мог. Но Александр перехватывает его руку, целует пальцы.
- Поехали в отель, моя птица. Тебе здесь не место.
Дима прижимается щекой к плечу. Согласен. Хватит экспериментов, теперь уже точно всё, хватит с него.
- Поехали.
В гостиной тихо, играет классическая музыка, на сцене танцуют раздетые мальчики. Гости елозят по диванчикам, приглушённо смеются, уже насытившиеся, удовлетворённые. Теперь пришло время непринуждённых разговоров и знакомств.
Василий сидит на диване, перекинув ноги через колени Жени, они что-то обсуждают и целуются. Идиллия. Дима отводит взгляд и крепче сжимает руку Александра. Его задевает эта святая простота, даже больше, чем открытая конфронтация.
Александр открыл дверь раздевалки, где висели Димины вещи, и чуть не столкнулся с вылетевшим из комнаты Лёвой.
- Саша, я искал тебя, - тот заговорил быстро, тихо, ухватив Александра за локоть и изредка глядя на Диму. Испуганно. Явно случилось что-то серьёзное. – Патрик в оранжерее. Я… вызову скорую, но я боюсь крови…
- Опять нарвался? – Александр до боли сжал Димину руку. Лев кивнул. – Обезболивающее неси и всё остальное, – опять кивок. – Ещё воды захвати кипячёной и никого не пускай в оранжерею, а то начнётся… - Потом повернулся к Диме: - Поможешь мне.
Патрик лежал на мраморном полу в ореоле осколков приглушённого розового света. Разбился зеркальный столик, на котором стояли горшки с цветами. Патрика окружало месиво из земли, поломанной зелени и крови. Он не двигался, казалось, что даже и не дышал.
Александр быстро осмотрел тело и пощупал пульс.
- Жив? – спросил Дима. Губы дрожали.
- Да, просто болевой шок, - Александр убрал с лица Патрика прилипшие волосы и стряхнул с платья осколки стекла. – Плечо порезано, шея, лицо… с ним будут проблемы, и правый бок.
- Кто его так?
- Любовник. Патрик любит играть с огнём. Дима, последи за дверью, пусть сюда никто не заходит.
Лев принёс всё, что просил Александр, и передал Диме, не решившись зайти внутрь. Он был бледным, почти серым. Его било крупной дрожью, словно в лихорадке.
- Помоги Саше, я не могу…- попросил он, доверчиво глядя на Диму, и тут же повернулся к наполняющим коридор людям. – Ничего не случилось. Сейчас принесут торт, я обижусь, если кто-то откажется от торта! Цветочки мои, все идём в гостиную!
Он даже смеялся, Дима слышал за закрытыми дверями его истерично звонкий голос.
Александр поднял Патрика на руки и перенёс на кушетку, по полу протянулся тонкий след крови. Патрик слабо застонал, но глаза так и не открыл. Дима поставил воду на пол перед кушеткой.
- Нужно промыть раны и перевязать, но не сильно. Смотри осторожно, нужно вытащить все стёкла.
На виске Патрика расплылся лиловый синяк и такой же на скуле. Его ещё и били перед тем как толкнуть.
- Саша… - Дима промыл порезанное плечо и наложил лёгкую повязку, в то время как Александр осторожно убирал кровь с лица. – Скорой ведь не будет?
- Не будет. По крайне мере, не здесь и не сейчас.
Дима сжал губы и сдержанно выдохнул, затыкая поток горьких мыслей. Даже нормальной помощи не достоин.
Когда Александр вылил на вату остро пахнущий спирт и взял в руки тонкую хирургическую иглу, Дима ошарашено замер, не донеся кровавый бинт до тазика.
- Будешь зашивать?
- Да, иначе останется шрам, - Дима почувствовал, как его руки неконтролируемо затряслись, и он не смог совладать с ними. Сердце подскочило к горлу, и он невольно отсел подальше, чтобы не видеть, как будут протыкать кожу иглой. Зашивать человека… Александр будет зашивать Патрика. – Птица моя, не смотри.
- Я в порядке, - промямлил Дима.
Движения Александра были точными, выверенными. Они завораживали и лишали воли. Дима не мог отвести взгляд от его рук, колдовавших над бесчувственным Патриком. Александр говорил, что хотел стать врачом, но Дима и подумать не мог, что он может так легко, словно всегда этим занимался, зашивать человека. Живого… как тряпичную куклу, бесстрастно.
Патрик пришёл в себя, когда осталось только наложить йодную сетку на его налившиеся синяки.
- Леся, - выдохнул он и виновато улыбнулся. – Ты опять меня латаешь?
- Традиция, - Александр мягко повернул голову Патрика, чтобы обеспечить лучший доступ к синяку на его виске. – Никто себя не бережёт, глупые мальчишки.